Эта близость разворошила осиный улей в моем сердце. Она напомнила о том самом поцелуе, жарком, с мускусным флером напора живого мужчины, после которого сердце не сразу вспомнило, в каком ритме нужно биться и качать кровь, а колени дрожали еще много, много миль.

— У меня так и не вышло…так и не вышло взлететь…Может быть…Я не так сильно испугалась…может быть…нужен страх за жизнь…или…

Джеймс медленно провел носом вдоль моей шеи, и, кажется, слегка коснулся тонкой кожи на ключице.

Все слова, которые роились, бурлили внутри, замерли на губах.

— Помолчи… — охотник все еще удерживал внутри своего тела волка, и я видела, как звенят от напряжения все его мускулы…

Он прикрыл веки и выдохнул.

От того, как сильно мужчина сжал зубы, на щеках заиграли желваки.

Ноздри раздулись – он втягивал в себя воздух, который буквально стоял между нами и от этого хотелось сжать бедра, чтобы не попасть в глупое положение из-за неуместной дрожи всего моего жалкого тела…

Вдруг его невероятно горячая ладонь задела бедро, и он ухватился пальцами за край футболки. Потянул вниз чтобы скрыть оголившийся участок кожи, спрятать его от себя и других…

Я вздрогнула, и он пристально и быстро посмотрел мне в глаза.

— Чееерт…Охота – это не лучшая идея…

Он замер и тело его, сильное, мощное, больше похожее на статую греческого бога, напряглось так сильно, что дальше, казалось, уже некуда.

Мои руки на его плечах напряглись, пальцы вжались в тугую горячую кожу, одна нога дрогнула, и он вдруг закинул ее себе на бедро. Пятка впечаталась в поясницу, и я отчетливо ощутила то неистовое, животное возбуждение, которое бурлило в крови охотника.

Еще мгновение, и, кажется, все предохранители полетят к черту, клеммы сорвет, как у старого бьюика на трассе…

Джеймс прямо и тяжело посмотрел на меня. Так, как никто и никогда больше не смотрел – выжигая после себя все. Все мысли. Оставляя только сухое поле с пустой землей…

Меня словно заворожил этого его прямой и очень честный взгляд, эта странная, открытая поза, в которой одновременно было место и подчинению, и освобождению.

Рассудок помутился.

Я приподняла подбородок и вдруг коснулась его мягких, полных губ легким поцелуем. Ведомая моментом, фантомным воспоминанием о том, как тот поцелуй в овраге вдруг полоснул по нервам тупым ножом…

Слабо.

Медленно.

Невесомо.

Его губы раскрылись, но я тут же решила ретироваться – отпрянуть, скрыть вдруг всколыхнувшийся ворох неопознанных чувств…

Но Джеймс…

Не позволил.

Не мешкая, действуя так, как будто это само собой разумеющимся, он положил одну руку мне на затылок, притягивая к себе, а вторую – на талию, удерживая так, чтобы не было возможности отстраниться даже на миллимикрон.

Его язык скользнул между пылающих губ, раздвигая себе границы, и тут же стало понятно, кто настоящий хозяин положения.

Мой легкий, странный, внезапный поцелуй вдруг стал настоящим актом подавления.

Он целовал так, что было понятно – этот могущественный оборотень не брал в плен.

Он просто-напросто сжирал свою добычу с потрохами.

Джеймс целовал жадно, остро, волнующе, и все тело заходилось от того тока, который рассыпался от его пальцев, от его губ.

У меня не выходило не только отстраниться, отодвинуться, но и просто вздохнуть – мужчина подавлял мою волю так уверенно и быстро, что…

Ах…

Он отступил также внезапно, как и разгорелось наше безумие на двоих.

Посмотрел в мои глаза насторожено.

Глубоко и тяжело вздохнул.

Я облизнула губы, в странной тяге удержать и запомнить его вкус, и увидела, как желтой искрой зажглись его глаза. Предвкушением. Желанием. Похотью.

— Мистер Джеймс! Мистер Джеймс!

Поняла не сразу, что происходит, а когда осознала, что это Ева бежит наперерез к нам, взволнованная донельзя, испуганная, дрожащим голосом призывая своего хозяина, только смогла опустить голову, чтобы скрыть лихорадочный румянец.

Охотник повернулся к ней, одновременно оправив мою футболку, неведомым образом скатавшейся в жгут под его пальцами.

— Мистер Джеймс! — запыхавшаяся Ева во все глаза рассматривала картину, которая сразу открыла неприглядную правду моего падения и срыва оборотня.

Она была испуганна и недовольна, и было понятно, что злость, которая буквально полыхала в ней, была направлена именно на меня.

Только на меня.

— Звонит ваш отец.

— Черт.

Джеймс подхватил трубку из ее мелко подрагивающих пальцев.