Замешательство отразилось на ее лице, и она начала:

— Но...

— Ничего из этого их не касается.

— Конечно, нет, — ответила она. — Но разве они уже не знают об этом?

— Они могут только догадываться, — солгал он. — Я просто хочу, чтобы ты избегала любых дискуссий на эти темы. Не касайся этих тем.

Ее голова снова склонилась набок, и замешательство на ее лице усилилось.

— Почему они должны спрашиваться об этом?

— Опять же, Крессида и мой отец неуправляемы и непредсказуемы. Они могут поднять этот вопрос, чтобы спровоцировать тебя. Не поддавайся им, и, если я попрошу тебя выйти из комнаты, ты должна подчиниться. Немедленно.

Она пристально посмотрела на него мгновение, прежде чем призналась:

— Все это меня немного пугает, Люсьен.

Его руки еще раз сжались, он склонил голову, чтобы быстро прикоснуться губами к ее губам. Когда поднял голову, то встретился с ней взглядом.

— Со мной ты чувствуешь себя в безопасности, — напомнил он ей, ее веки медленно опустились для томного моргания, которое ему очень понравилось, затем она кивнула. — Тогда ты должна доверять мне, потому что я обещаю, моя зверушка, что буду тебя охранять.

— Хорошо, — прошептала она.

Люсьен вздохнул.

Затем заявил:

— Поехали домой.

— Хорошо, — повторила она.

Он снова прикоснулся губами к ее губам, затем отпустил ее только для того, чтобы взять за руку и повести к выходу. Он знал, что она повернулась к окнам и помахала своей семье и Эйвери.

Он не стал поворачиваться.

Он посадил ее в свой «Порше» и повез домой.

— Мама, — прошипел сын Люсьена, — прекрати.

Она не собиралась ничего прекращать. Это я уже поняла. Я находилась в присутствии Крессиды в течение часа и все поняла.

Бывшая Люсьена была настоящей сукой. Я ненавидела ее. Хотя старалась не быть ненавистником, но она относилась к тем женщинам, которым даже мать Тереза влепила бы аплеуху.

Но Крессида меня мало заботила. Я была женщиной. И повидала сук за свою жизнь.

Меня больше заботил отец Люсьена Этьен, от которого у меня мурашки бежали по коже. И мурашки у меня бежали от него, потому что ему нравилось, как Крессида играет со мной. При каждом ехидном ее комментарии, его глаза вспыхивали болезненным счастливым светом, и передвигались на меня, ожидая мой ответ. Я не знала, откуда я это знала, но точно знала, что он выжидал, когда я сломаюсь не важно как. Обижусь, устрою истерику, выйду из себя, в конце концов, разозлюсь.

Вампиры были похожи на людей. Это означало, что Люсьен получил ДНК своего отца, в это мне было трудно поверить. Люсьен мог быть придурком, но он был горячим придурком, который мог быть забавным, милым и нежным. Этьен не обладал ни одной этой чертой (за исключением, черт возьми, я должна была признать, по части горячий), видно, гордился этим. Если бы Магдалина не была такой милой и открыто любящей своего сына, я бы подумала, что она родила его ни от Этьена. В Люсьене не было ничего похожего на отца. Они даже не были похожи внешне, Этьен был светловолосым и голубоглазым, высоким, но худощавым для вампира. Люсьен был больше похож на свою мать. На самом деле, он был невероятным мужским воплощением ее классически прекрасной женственности.

Крессида повернула свои (чертовски, я должна была признать, великолепные) небесно-голубые глаза к сыну и спросила с притворной невинностью:

— Прекратить что?

Джулиан пристально посмотрел на нее, затем приказал:

— Нам нужно поговорить в кабинете.

Она изящно протянула руку к обеденному столу, где Эдвина в данный момент подавала нам десерт.

— Но мы еще не закончили ланч.

Джулиан отодвинул свой стул назад, заявив:

— Потом съешь.

— Джулиан, не груби, — ответила Крессида.

Я посмотрела на свои колени и улыбнулась, потому что было забавно услышать эти слова от нее. Она грубила с самого начала, когда взяла меня за руку, сжала ее и пробормотала: — Мм... вкусная.

— Мама, сейчас же, — прорычал Джулиан, и я посмотрела на сына Люсьена.

Было странно, что у Люсьена, которому, как я знала, было более восьмисот лет, но это не имело значения, учитывая его внешность и жизненную силу, было двое взрослых детей. Также странно было то, что его родители выглядели как его современники. И в равной степени странно было то, что оба его ребенка явно получили лучший выбор генофонда. Джулиан был великолепен в грубоватой, мужественной манере своего отца. Изобель была красавицей, должно быть, изящество ей передалось от матери, но черты Люсьена тоже проступали в ней.

Они оба мне понравились. Они явно были близки и нежны друг с другом, со своим отцом и бабушкой и до сих пор терпели выходки Крессиды. Они также с большой осторожностью и бдительностью относились к своему дедушке, что означало, что они были далеко не глупыми. И они были добры и приветливы со мной, что было приятно.

При этой мысли я услышала, как Люсьен скомандовал:

— Иди с Джулианом.

Я подняла голову и посмотрела через стол туда, где сидел Люсьен. Я сидела во главе стола с противоположной от него стороны. Люсьен усадил меня сюда, я не думала, что в этом может быть что-то не так, учитывая, что это был мой дом. Но когда он усадил меня на это место, остальные обменялись взглядами, и я записала в свой мысленный список поговорить с Люсьеном об этом позднее.