Шрифт:
– А вы, имея в виду инженеров человеческих душ, как тогда называли писателей, философов и историков, ещё хуже нас – вы «засоряете» головы молодёжи идеями, ничего общего не имеющими с реальностью.
После такого обмена любезностями мы вполне удовлетворённые вернулись к нашим повседневным занятиям.
Мой дядя – известный физик Иоффе М. С.
В мои аспирантские годы мне часто приходилось бывать в командировках в Москве. Общеизвестно, что в то время, 1966–1970 г. г., получить номер в гостинице простому инженеру было совершенно невозможно. Мне же очень повезло, что там жили родственники, мамины двоюродные брат и сестра, Леопольд (Леонид) Львович Горелик и Фира Львовна Иоффе. Несмотря на то, что Леопольд и его близкий друг, Михаил Соломонович Иоффе, перед войной закончили Физический факультет ЛГУ, они оба после четырёх лет фронтовой службы в Ленинград не вернулись. Они были вызваны в Москву, в Институт Атомной Энергии (ИАЭ), который был создан всего двумя годами ранее с одной лишь целью – как можно быстрее создать атомную бомбу, и учёные-физики там нужны были «позарез». Совсем рядом с ИАЭ для его сотрудников в срочном порядке построили комфортабельные по тем временам так называемые «сталинские» дома. В одном из таких домов по одной лестнице на втором этаже в двухкомнатной квартире жил Леопольд со своими родителями, а в точно такой же квартире на восьмом этаже жила его сестра Фира Львовна с мужем Михаилом Соломоновичем и их дочерью Ритой. Вот у них-то я и останавливался каждый раз, когда приезжал в Москву по своим диссертационным делам. Мало того, что они давали мне приют и ночлег, так я ещё получал огромное удовольствие от общения с самим Михаилом Соломоновичем. Как раз в эти годы он часто бывал в Европе с докладами на многочисленных физических конгрессах и у него всегда находилось, что рассказать.
Теперь, чтобы дать понять читателю что за человек был Михаил Соломонович, я, с позволения самого автора, привожу здесь отрывок из рассказа «Зальцбург 1961 г.», который опубликован в книге ленинградского учёного-физика Березина Арсения Борисовича под необычным названием «Пики – Козыри», изд. 2009 г.:
(Здесь необходимо ввести читателя в содержание его рассказа: после успешного выступления делегации советских физиков, возглавляемой академиком Арцимовичем Л. А., на конгрессе, посвящённом управляемой термоядерной реакции в Зальцбурге, делегация прибыла в аэропорт Вены, чтобы лететь в Москву. Далее привожу слова самого Березина А. Б. – И. Г.)
«При посадке в самолёт советской компании «Аэрофлот» случилось непредвиденное: на рейс было продано на один билет больше, чем было мест. С нами летела наша сборная по футболу, которая накануне проиграла австрийцам. Предстояло решить, кого оставлять в Вене на неделю до следующего рейса: футболиста или учёного. Решали долго. Сначала в аэропорту, потом у самолёта. Мы сидели внутри. Лев Андреевич сказал:
– Пошли на воздух, мне душно.
Мы вышли. У колеса стояли Представитель (от Аэрофлота), начальник Главка, куратор (очевидно, от КГБ) и Гавриил Качалин, начальник проигравшей команды. Поодаль кучковались хмурые футболисты с баулами. Спор был в самом разгаре.
– А вот и Лев Андреевич, – обрадовался начальник Главка. – Подходите к нам!
И Качалин с ходу обратился к новому лицу:
– Вот вы, товарищ академик, знаете всех своих. Вы за них ручаетесь?
И Лев Андреевич, не почувствовав ловушки, гордо ответил:
– Ручаюсь, как за самого себя!
– А я, – осклабился Качалин, – не могу поручиться ни за одного! Все они пьяницы и фарцовщики. Оставишь без присмотра, он или напьётся, или сбежит. Вот и выбирайте сами!
– По-моему, всё ясно, – сказал представитель Аэрофлота. – Кого будете оставлять, товарищ академик?
Лев Андреевич был в ярости. Его сделали как мальчишку. Но от суровой советской действительности деваться было некуда. И он сказал:
– Тогда останется Михаил Соломонович Иоффе.
В глубине души я надеялся, что он назовёт меня.
Но он назвал человека, которому всецело доверял. В самолёте это известие вызвало бурю протеста: все считали, что справедливо было бы оставить футболиста, тем более проигравшего. Один Михаил Соломонович (М. С.) спокойно взял свои вещи и вышел на лётное поле. Грусти на его лице мы не заметили.»
А теперь вторая, главная, история, которая хорошо отражает тогдашнюю атмосферу в СССР и ради которой я решил, что будет уместно поместить эту главу в мою книгу. Тот Зальцбургский конгресс 1961 года стал поворотным пунктом в общении между учёными-физиками СССР и их зарубежными коллегами. Поскольку никто из них не нарушил «кодекс строителя коммунизма» в первой из своих поездок в зарубежную страну капиталистического мира, все они вдруг стали «выездными». И М. С. был одним из них. Теперь не проходило и года, чтобы он не летал в одну из стран Западной Европы либо для участия в физическом конгрессе, либо для чтения лекций в одном из тамошних университетов. Этот процесс значительно расширил его научные контакты и, как следствие, знакомство зарубежных коллег с его собственными достижениями в области увеличения времени жизни высокотемпературной плазмы в магнитном поле.
Дальнейшее повествование я веду со слов самого М. С.: 6-го февраля 1969 года он начинает получать многочисленные телефонные звонки и телеграммы от советских коллег, которые работают в восточной части страны (Владивосток, Томск, Новосибирск), поздравляя его с присуждением американской премии «Атом на службе мира». Премия эта в области физики атома считалась второй по значимости после Нобелевской и учреждена фондом Форда в 1955 году. Её первым лауреатом в 1957 году стал знаменитый физик Нильс Бор, а из советских физиков её получил академик В. И. Векслер в 1963 году. Оказалось, что всесоюзная радиопрограмма «Время» (или «Маяк»?) в утренней новостной программе сообщила это радостное для СССР известие, ссылаясь на своего корреспондента в Вашингтоне. Какого же было удивление самого М. С., когда утро пришло в европейскую часть СССР, а в программе «Время» этого сообщения не оказалось!? Теперь стало очевидно, что кто-то в её московской редакции в срочном порядке откорректировал новостную программу, получив такое указание откуда-то «сверху». А чуть позже в течение дня начали названивать и московские корреспонденты западных газет с поздравлениями и вопросом: «вы принимаете премию и поедете в США для её вручения?». М. С. «изворачивался» как мог, чтобы не сказать ни «да», ни «нет». Ведь это было время, когда над каждым из нас стояли партком, райком, первый отдел (читай КГБ), дирекция института, и т. д., и только они знали, как следует ему поступить. Но в данном случае и эти органы управления всего и всем в нашей стране тоже не знали, что ему сказать, поскольку вопрос был международного уровня. Наконец, в первом отделе института ему сказали, что надо повременить с ответом – они ждут решения с «самого верху».
А через неделю по почте приходит следующее письмо на двух страницах из Комитета по присуждению премии «Атом на службе мира» за 1969 год из Бостона:
https://tinyurl.com/2p829b83
https://tinyurl.com/ykyknt6d
Как видно из этого письма, премия присуждается в девятый раз и будет поделена между семью лауреатами из Дании, СССР, Великобритании и США. Каждый из этих семи лауреатов получит традиционную золотую медаль и чек на $15,000 (1/7 часть от полной премии в $105,000). Церемония вручения состоится в Национальной Академии Наук в Вашингтоне 14 мая 1969 года и непременным условием является её получение на территории США. Письмо также содержит просьбу сообщить телеграммой до 26-го февраля о своём прибытии для получения премии, чтобы у них было достаточно времени для подготовки церемонии вручения.