Шрифт:
– Но ведь так регистрируются только внутренние события системы сбои, прерывания. Внешние дела, типа какое время потратили техники, чтобы перейти из административного корпуса в сборочный цех, системой не регистрируются. Не так ли?
– Верно. Хотя, например, момент, когда Агинский переключил конвейер на использование альтернативного манипулятора, а Лихачев отключил основное устройство, в журнале зарегистрирован.
– У вас все устройства дублируются?
– Конечно. В случае поломки конвейер не останавливается - операцию выполняет альтернативное устройство. Что же касается передвижения техников...
Начальник цеха указал на стоящий рядом с его письменным столом электронный блок с двумя экранами - дисплеем и телевизором. Между экранами светился зеленоватым цветом циферблат на жидких кристаллах. Часы.
– Во всех ключевых точках всех складов и цехов установлены передающие телекамеры. С их помощью мы визуально прослеживаем технологический процесс. Ну и, как видите, в телевизор встроены часы. Такие телевизоры есть в каждой комнате, где сидят люди. Кроме того, электронные часы есть в каждом помещении. Как правило, они размещены над дверью. Все часы на заводе синхронизированы и показывают одно и то же время. Мы тут, знаете ли, все слегка помешаны на точном времени.
Итак, Лихачев появился у манипулятора и приступил к его осмотру в пятнадцать сорок шесть. За полминуты до этого система восприняла сигнал о переключении устройств - выполнение операции перешло от основного манипулятора к запасному.
– Ну хорошо - переключение зарегистрировала система, но как вы узнали, что Лихачев в пятнадцать сорок шесть приступил к осмотру, если манипулятор был уже отключен?
– А я разве не сказал? Я наблюдал за ним по телевизору.
– Ясно. Агинский тоже показывался в кадре?
– Нет. Агинский находился у стойки управления. Это в самом начале цеха, рядом со входом. Тот участок перекрывается другой камерой.
Да... Так вот, Лихачев возился у манипулятора, а в пятнадцать сорок восемь в кадре появился Николай Морозов. Он тяжело дышал и на лице его было странное выражение. Он несколько секунд молча глядел на Лихачева каким-то безумным взглядом и наконец задал ему странный вопрос: "Ты еще жив?!" или просто: "Ты жив?!" - я не помню точной формулировки.
– Камеры передают не только изображение, но и звук?
– Да, конечно. Техник в любую минуту может обратиться к дежурному инженеру, чтобы затребовать помощь, консультацию или запчасти...
Так вот, Лихачев оторвался от своего занятия, удивленно посмотрел на Морозова и спросил: "Ты чего?". Тот пробормотал в ответ что-то нечленораздельное и пятясь вышел из поля зрения камеры. Лихачев посмотрел ему в след, покачал головой и вернулся к ремонту.
Меня заинтересовало странное поведение Морозова и, кроме того, его присутствие в цехе не было вызвано никакой необходимостью, а следовательно, было нарушением внутреннего распорядка...
– То есть, в цех его никто не посылал и не вызывал?
– Совершенно верно. Словом, чтобы расспросить Морозова, что он делает в цеху, я переключил свой телевизор на камеру, стоящую у входа. На экране появились Морозов и Агинский, но, к сожалению, у этой камеры барахлит звуковой канал, и я не мог с ними связаться и не слышал, о чем они говорили. Я только увидел, что Морозов, указывая на дверь что-то говорит Агинскому, тот смотрит на него недоверчиво, потом что-то отвечает и выбегает из цеха. Морозов поворачивается и двигаясь в направлении Лихачева выходит из поля зрения камеры.
Я снова переключил приемник на камеру, стоящую на участке Лихачева. Лихачев продолжал возиться с манипулятором, а Морозов в кадре еще не появился. Я ждал, когда он войдет в поле зрения, чтобы спросить наконец, что он тут делает. Когда Морозов появился на экране, я уже раскрыл рот, чтобы задать вопрос, но не успел. Экран вдруг осветился яркой вспышкой, а потом с минуту по экрану бежали полосы.
– Вы засекли время вспышки?
– Нет, но я посмотрел на часы, когда изображение восстановилось - они показывали пятнадцать пятьдесят четыре.
– А что вы увидели на экране?
– Увидел, что Лихачев с пробитой головой лежит в луже крови, а Морозов стоит нагнувшись над ним с разводным ключом в руке. На мой окрик он не реагировал. Ну, я поднял тревогу, вызвал милицию, скорую помощь, а сам рванулся в цех. Лифт был занят, и вниз я бежал по лестнице. В холле столкнулся с начальником смены, выбегавшим из лифта - он тоже видел все по телевизору. Вместе с ним мы помчались в цех. Тут же подоспели несколько дежурных техников.
Когда мы прибежали к месту происшествия, Лихачев был уже мертв. Морозов никакого сопротивления не оказывал и попыток убежать не делая, только бормотал что-то невнятное. Понять его было невозможно. Он был бледен и глаза его были расширены и тоже какие-то белые. Ну вот, собственно и все. Потом подоспела милиция, "скорая"... Остальное вы и сами знаете.