– Прекратите, - презрительно произнес Шива, и за все время это были, кажется, его первые слова, - прекратите, господа! Стыдитесь - перед младшими богами! Ведь вы спорите об одном и том же.

Его не слушали. Холерик Зевс-Юпитер завелся и, согласно известной поговорке, всем своим видом показывал, насколько он не прав.

– Прекратите!
– уже закричал Шива, но тщетно.

Сверкнули первые вспышки, первые раскаты сотрясли небеса и горы. Незаметная перемена произошла на плато. Сгинули невесть куда младшие боги вместе с Тором, и небо было уже не синим, а черным, ночным. Громовые удары сотрясали окрестные скалы, а вспышки молний выхватывали из мрака кипящие грозовые тучи и темные фигуры двух громовержцев. Впрочем, трудно было сказать наверняка - возможно, это были просто две скалы.

Молнии сверкали почти беспрерывно, освещая черные рваные тучи, сквозь которые местами проглядывало черное звездное небо, и вот, наконец, эту мешанину светил и облаков прорезал тонкий луч, похожий на луч лазерного прожектора - Шива открыл свой третий, боевой глаз.

Еще раз послышался его гневный голос:

– Прекратите! Вы спорите об одном и том же!

8

Мощный удар грома заставил проснуться Вячеслава Агинского. Он открыл глаза и повернулся Пикну. За окном бушевала гроза, полыхали молнии, пламенели раскаты.

– Гроза, - подумал Агинский, - опять гроза, как тогда.

Он был один в комнате общежития и избегал смотреть на две пустые кровати с панцирными сетками, на которых не было ничего, кроме скатанных в рулоны матрасов.

Послышался совсем уже оглушительный раскат.

"Прямо над головой, - помыслил Агинский.
– Перун вдарил или Юпитер. Это же надо такому присниться! Целая космическая опера. Как там Шива кричал: "Вы спорите об одном и том же..."

С быстротой молнии пронзила его мозг некая мысль, заставившая его подскочить и сесть на постели. Спина прямая, глаза и рот широко раскрыты, дыхание прерывистое.

– Ух ты!
– сказал он вслух.
– А ведь это ответ!

Он вскочил с кровати и подбежал к окну.

– Ведь точно! Так оно и есть! Все сходится!

Вячеслав распахнул окно, и в комнату ворвались дождь и ветер. Он с наслаждением вдыхал упоительный воздух, огромным усилием воли подавляя в себе желание броситься к ближайшему автомату и звонить среди ночи следователю Холмскому.

Наконец он закрыл окно, плюхнулся в постель и заснул сном человека, сделавшего доброе дело.

9

Утром, едва только Холмский занял свое рабочее место, пред ним предстал техник-наладчик Вячеслав Агинский.

– Я все знаю, - выпалил он не здороваясь.
– Могу вам рассказать, как все было.

Следователь невольно приподнял брови.

– Это только гипотезы или у вас есть и доказательства?

Вопрос заставил Агинского несколько приглушить тон, но уверенности не отнял.

– Нет, доказательств, в обычном смысле, у меня нет. Но вы послушайте и сами поймете, что иначе быть и не могло.

– Что ж...
– следователь врубил диктофон и приготовился внимать.

– Последний раз мы с вами разговаривали два дня назад. И знаете, все это время я голову ломал - что же у нас произошло. С одной стороны, я ни на секунду не мог поверить, что Колька... то есть Морозов мог убить Лихачева, а с другой стороны - обстоятельства действительно странные. А у вас, кстати, какие-нибудь новые факты есть?

Следователь покачал головой:

– Ничего нового. Стою на мертвой точке.

– А Морозов? Что-нибудь говорит?

– Все то же. А когда просишь объяснить все несуразицы - замолкает угрюмо, и ничего из него не выжмешь.

– Да... Так вот, согласитесь, что самая простая версия - это что Лихачева действительно убила молния. То есть не прямо, а из-за того, что ключ после взрыва ему в голову попал.

– Да, это самое напрашивающееся объяснение, но...

– Вот именно, но! Все упирается в необъяснимое поведение Морозова. Давайте еще раз восстановим события.

Значит так, мы вчетвером - Лихачев, Морозов, Ступов и я - сидим в своей комнате и забиваем козла. Тут нас вызывают в цех. Я и Лихачев подымаемся, идем по вызову. Морозов и Ступов остаются. Морозов садится у телевизора, чтобы за нами наблюдать, Ступов собирает костяшки. В цехе я переключаю манипуляторы и остаюсь у стойки управления. В общем-то, мне больше там делать нечего, но я остаюсь на всякий случай. Лихачев в пятнадцать сорок шесть приступает к осмотру манипулятора. По телевизору за ним наблюдают три человека - Морозов, начцеха и начсмены. Примерно в это же время в нашу комнату влетает шаровая молния и, именно когда она проходит мимо ящика, чуть ли не касаясь задней части кинескопа, Морозов срывается с места и с криком: "Мишка!" бросается из комнаты. Это было в пятнадцать сорок семь. По его словам, в это мгновение на экране он увидел убитого Лихачева и кого-то склонившегося над ним, кого он не узнал. Оба наших начальника ничего такого на своих экранах не наблюдают. Они видят, как в пятнадцать сорок восемь (то есть через минуту) на экранах появляется Морозов и задает Лихачеву тот самый вопрос: "Ты жив?!". На что Лихачев, естественно, реагирует удивлением. Морозов в замешательстве ретируется, подходит ко мне и рассказывает про шаровую молнию.

Я выбегаю во двор в надежде ее увидеть, и действительно - молния пролетает по двору и влетает в цех. Тут меня поражает непонятный страх, и я стою на месте не в силах двинуться. Молния залетает в цех, а в это время Колька, который никак не может понять, что же он видел на экране, снова возвращается к Лихачеву. Молния подлетает к ним, взрывается, отброшенный ключ попадает в голову Лихачева. Лихачев убит наповал. Морозов наклоняется над ним, машинально поднимает ключ, и тут его постигает шок - ведь это все он уже видел несколько минут тому назад. Естественно, что он не узнал того, кто склонился над телом - ведь это был он сам. Трудно узнать себя се спины.