У неё не было сил встать и позвонить в полицию. Не было сил даже думать о том, что она должна сделать дальше.

От рубашки Майкла всё так же, привычно, пахло терпким одеколоном. Деми пыталась найти в себе силы хотя бы поднять голову, но желание сделать вид, что она, как и много лет назад, спит на руках отца, пересилило необходимость хотя бы найти маму. Внезапно наверху что-то скрипнуло. За миллисекунду Деми поняла, что это лестница. Что-то внутри у неё затрепетало от непонятной и щемящей радости.

– Мама? – с искренним облегчением прошептала девушка и подняла голову.

На верхней ступени стоял чужак. Мужчина лет тридцати с густыми белыми локонами и фарфоровой кожей смотрел вниз совершенно без эмоций. Его тонкие пальцы обхватывали перелила лестницы с такой силой, что даже снизу Деми видела, как белеют его костяшки. Он был высок и строен. Если бы Деми встретила его на улице, она решила, что он владелец какой-то преуспевающей адвокатской конторы, потому что вид у него был внушительный и деловой. Но сейчас Уайт в панике отползла в угол комнаты, шныряя глазами по гостиной в поисках чего-то, что могло бы помочь ей отбиться.

Мужчина спускался вниз медленно, но уверенно. Он не сводил глаз с девушки, которая решила, что ключи от машины, зажатые до сих пор у неё в ладони, вполне сгодятся для самозащиты. Хотя бы на пару ударов.

– Не бойся, – мягким голосом сказал белокурый чужак. Его тон мог бы быть согревающим, дарящим уют, если бы не обстоятельства. – Никто не причинит тебе вреда, Деметрия… – спустившись, он остановился, как бы давая понять, что не собирается делать девушке больно. Как будто он доказывал, что она в безопасности.

– Кто вы? – тихо спросила Деми. Теперь, когда мужчина стоял ближе, она могла разглядеть его глаза. И эти карие глаза с мутным бардовым оттенком напугали её до смерти.

– Я помогу тебе. Обещаю, – говорил он, но Уайт была в таком ужасе от его взгляда, что знала: ни при каких обстоятельствах она никуда не пойдёт с этим человеком, что бы он ни говорил. – Поверь мне.

– Чёрта с два! – насмешливо крикнул кто-то из-за спины незнакомца. Деми вздрогнула. Мужчина резко обернулся, и не прошло и секунды, как послышался звук разбитого стекла, а пугающего чужака поглотило пламя. В следующее мгновение от мужчины не осталось ничего, кроме следа сажи на паркете, где он стоял.

Деметрия вжалась в стену и закрыла лицо руками. В голове пульсировала мысль, что это просто сон. Этого не может быть. Человек не может просто так исчезнуть! Деми мысленно умоляла себя проснуться, но ничего не получалось. Сон продолжался. И когда она услышала, что кто-то к ней приближается, она выпрямилась, оторвала руки от лица и выпалила:

– Не подходи ко мне!

Бернард послушно замер. Уайт впервые заметила, что глаза у него тускло-голубые. И они не идут ни в какое сравнение с её – яркими – голубыми глазами. Молодой человек стоял на месте несколько секунд, внимательно глядя на Деми. В его взгляде не было сострадания. Казалось, он осматривает её только для того чтобы убедиться, что на ней нет повреждений.

– Позволь мне помочь тебе, – парень не сделал шага навстречу Деметрии, но протянул ей руку.

За долю секунды она вспомнила, каким угрюмым и нелюдимым показался ей Бернард при первой встрече; вспомнила, с каким подозрением к нему отнесся отец, а потом развеял все её сомнения словами, что она не должна его бояться. Деми не верила этому человеку, но верила своему отцу беспрекословно. И она позволила Бернарду взять её за руку. Деми почувствовала, что обожгла ладонь, когда он коснулся её пальцами, но не дёрнулась.

В следующее мгновение на пороге дома появился седоволосый мужчина, которого нельзя было назвать старым. Да, мистер Митчелл поседел давно, но морщин на его лице было не так много, как у стариков, которых мы привыкли видеть.

– Я ничего не нашёл в гараже, – разводя руками, сказал он. Митчелл остановился у двери, внимательно разглядывая девушку. Он нахмурил свои густые брови, и это придало ему ещё более недружелюбный вид, чем обычно. – Сочувствую твоей утрате, – проговорил Митчелл и вздохнул. – Твои родители были прекрасными людьми.

Этого было достаточно, чтобы ноги Деметрии наконец подкосились: она никогда не увидит мать.

Первое, о чём она подумала, когда проснулась: «Не хочу ехать в Гарвард». Но, с трудом разомкнув отяжелевшие веки, Деми поняла, что находится не в своей комнате. Это была незнакомая комната с отвратительным железным столом у окна и совершенно безвкусным плетённым креслом. Даже запах в этой комнате был какой-то совсем чужой. Она не могла понять, чем пахнет, но в памяти отрывками всплывала архитектура Ватикана.