А потом наступила осень. Первые дни сентября изменили нас. Хорхе вернулся в Барселону и нехотя продолжил учебу. Он перестал пить со мной вино по вечерам, наслаждаясь закатом. Ранний подъем не предполагал поздний отход ко сну. Мы уже не встречались каждый день, не болтали ночи напролёт и не купались голышом в море. Я редко оставалась у него на ночь. Он по-прежнему шептал мне: "Mi paloma", но уже не страстно, ярко, с жаром, а как-то обыденно, невыразительно, лениво.

Мои летние каникулы закончились, а я всё откладывала свой отъезд, надеясь на что-то, неуловимо-мечтательное, витающее рядом, но не облачённое в слова и мысли. С каким-то непонятным, странным сумасшествием я хваталась за любой шанс побыть рядом с Хорхе.

Неконтролируемая и какая-то отчаянная страсть подстегивала меня любить его еще сильнее, потому что миг, когда он может уйти от меня навсегда, мог наступить уже скоро. Я страстно желала быть с Хорхе каждую минуту, но это вряд ли было возможно. С ним – точно нет. Хорхе любил свободу, и я его уже тяготила. Мне было больно наблюдать, как он отдаляется от меня. Я хваталась за его белоснежную рубашку и тянула к себе, сколько могла, до того момента, пока в моих руках не оказалась лишь скомканная белая рубашка. Без Хорхе.

Сезонный испанский роман, который так молниеносно и красиво начинался, обернулся для меня летним разочарованием. Наверное, эта история могла случиться со мной только в Испании.

Жгучая Испания больше не манит меня, а просто машет иногда и шепчет: “А ты помнишь Хорхе?”.

В Испанию я уже не влюблена яростно и безумно. Теперь я влюблена в Италию, но иначе: вальяжно, слегка лениво и неторопливо. Моя Италия – это стопроцентное сибаритство. Моя Италия, куда я попала спустя несколько лет после своих испанских страстей, научила меня непринужденно относится к любым проблемам, на многое легко закрывать глаза, наслаждаться текущим моментом и с удовольствием плыть по течению. Carpe diem. Лови день.

Мне больше не хочется и страстей ни мучительных драм. Единственное, чего мне хочется – это, наплевав на условности, сбросить одежду, нежно плюхнуться в волну и неторопливо тонуть, зная, что тебя непременно спасёт твой герой, а не кто-то чужой и случайный.

Девятнадцать. Какой же чудесный возраст! Возраст, когда жизнь только начинается, когда весь мир у ног и громадьё планов в голове. Возраст, когда жизнь кружит тебя в быстром темпе, а ты ни на капельку не устаешь и танцуешь, танцуешь… Танцуешь, полный сил, энергии и надежд на что-то неопределенное, но непременно радостно-волнующее, что непременно должно случится. Непременно.

Девятнадцать. Ровно столько ей и было. Юная. Открытая миру. Смелая. С блеском в глазах и по-детски нетерпеливым любопытством (“Ну что там, в моей жизни, будет интересного, яркого, необычного?”) во взгляде. Волнистые волосы каштанового оттенка. Прямая короткая челка чуть выше бровей, которая ей – одной из немногих – действительно шла.

Когда девушка закалывала волосы в высокий хвост, то сразу бросалась в глаза ее длинная хрупкая шея и торчащие острые ключицы. Большие зелёные глаза (она всегда поправляла: “Не зелёные, а цвета болотной тины”) были тем маячком у берега, который притягивает твое внимание с первых секунд и уже не отпускает. Высокая, худющая, стеснительная, с костлявыми коленками и аккуратным носиком.

Юля выглядела хрупким сосудом, который хотелось оберегать. Она казалась слабой, но “казалась” – в этой истории – ключевое слово. Потому что казаться и быть на самом деле – совершеннейшее не одно и то же.

Пока другие девочки прихорашивались у зеркал в ожидании выхода на очередное дефиле, Юля – неизменно с прямой ровной спиной – скромно сидела у окна на стуле и что-то сосредоточенно рисовала в своем блокноте.

Чем-то она походила на маленького ёжика: немного колючая, но очень милая. Однако стоило этой девушке улыбнуться и ты попадал под ее обаяние. Искренняя лучезарная улыбка была такой открытой, приветливой и теплой, что ты невольно улыбался ей в ответ.

Юля училась в институте и подрабатывала моделью. Я была знакома с ней не близко, – шапочно. Встречалась на съемках рекламы, на показах мод. Ее некая отстраненность вкупе с доброжелательной открытостью – такое вот сочетание – меня завораживала. Она была правильной девушкой, без подводных внутренних противоречий. Не злой, не подлой, не завистливой – все отрицательные качества отскакивали от нее. Негативные черты рядом с Юлей моментально соприкасались с частицей “не”.

Я наблюдала за ней. Издалека. Не старалась приблизиться или навязать свое общение. Она была мне интересна и я, по возможности, не упускала ее из виду. Юля цепляла взгляд. Выделялась, светилась изнутри, была наполнена внутренним светом и от этого вокруг нее становилось уютно даже тем, кто, как и я, был знаком с ней лишь слегка, невзначай, поверхностно.

На подиуме – всегда сосредоточена, не улыбчива и немного отстранена от всех, словно играла роль снежной королевы. В косметике девушка не нуждалась: лицо было ярким, запоминающимся. Но модельный бизнес имеет свои законы и в них без макияжа не обойтись. Профессиональные штрихи визажиста усиливали ее красоту: глаза казались ещё больше, высокие скулы приобретали модную впалость, а ярко накрашенные губы вмиг становились вызывающе-притягательными.

Ее фигура, спортивная и подтянутая, вызывала зависть у многих. Всевозможные диеты и “дневники похудений” в силу природных данных, проходили мимо нее. Юля не курила, много двигалась, занималась спортом и обожала кататься на велосипеде по городу. Она вообще любила движение в любом его проявлении. Киснуть, стоя на одном месте? Ну что за глупость! Такой жизненной позиции она не принимала.