– Мистер Американец, вы, кажется, меняете пластинку?

– Ничего подобного! Вам хотелось положить меня на обе лопатки, но я выдвигаю довод, который для вас и для нас одинаково правилен. События не всегда укладываются в программы и расписания. Вы, например, умеете составлять графики на много десятилетий вперед. Но тогда скажите, мистер Магнитолог, объясните мне... Ваша Россия в течение жизни одного поколения ценой суровой дисциплины, беспримерного труда и лишений стала могучей промышленной державой. Она сумела совершить безысходный, как путь в Антарктиду, тяжкий поход...
– он даже вздохнул, так ему стало кого-то жаль.
– И понадобилось новое напряжение России, чтобы другим облегчить поход в незнаемое.

Он замолчал, предполагая, что нанес мне сокрушительный удар. Но я терпеливо слушал.

– Позвольте мне, - продолжал он, - усомниться в том, что вы сделаны крепче всех и слеплены из другой глины, что вам не надо было хороших квартир, автомашин и пирожных. Или вам не о чем волноваться, потому что вы составили некое расписание, каталог на все случаи жизни?

– Такое расписание не может составить никто. Ни бог, ни царь и не герой. Никто не может расписать жизнь по линеечкам. На то и жизнь.

– Как? Вы хотите меня уверить, что у вас, русских, ничего не расписано? Или вы боитесь полемики? Я же знаю, как все вы подкованы в политических науках.

– У меня по этим наукам всегда были тройки... Не знаю, как по-вашему отметки.

– О, превосходно! Я тогда не понимаю, кому ставят высокий балл.
– Развел он руками.

Поздно вечером позвонил Начальник станции, просил, чтобы я, если не трудно, зашел к нему по неслужебному делу в дежурку при электростанции.

Надев малахай, защелкнув рукавицы, я вышел из дому и по узкому ходу, шурша мехом о снег, пошел в поселок.

В комнате пахло горячим паром, чайник огромных размеров сипел на плите, рядом парило полное до края ведро. Стекло в окошке стало сизым от пара, на стенах змеилась парная роса. Воздух был квелым и душным.

А сам хозяин встретил меня смущенно.

– Парная баня, - сказал я.

– Ты угадал, - он виновато моргнул рыжими редкими ресницами.
– Помоги мне, пожалуйста... Позвоночник пошаливает. Надо прогреть, а я не хочу, чтобы кто-нибудь знал. Пока спят...

– А доктор? Почему не сказать ему?

– Давай напрямик. Ты у нас вроде гостя, сегодня с нами, завтра тебя нет. Нашим сказать - ужалеют. Могу выскочить отсюда, и, кто знает, пошлют ли снова. Шалости в позвоночнике не для этого курорта. Могу положиться только на тебя.

– Ну полагайся.

– Молчать будешь?

– Могила.

Мы прикатили железную бочку из тамбура. Я наколол снегу, и мы уложили его на дно бочонка. Потом опрокинули туда ведро горячей воды. Снег зашипел, в комнате запахло весенними талыми лужами.

Начальник станции разделся. Был он смугл до пояса, не по здешним краям.

– Удивляешься? Мы там загорали, на берегу, на базе. Минус два - но загорать одно удовольствие. Десять минут каждый день.

Он влез в бочку, оперся локтями на кромку, поежился.

– Потом подольешь мне кипяточку. Извини, если что.

– Глупости, - сказал я, - надо, значит, надо. Все равно спать в такую светлынь трудно.

– Ты у нас, я вижу, полуночный, время твое такое. А ребята приноровились, храпят... потомственные полярники... вместе мы...

Из бочки выглядывали плечи да голова.

– Говорю, как из бочки, - скаламбурил он.

– Пора?

– Подлей, - сказал он.

Я прихватил чайник тряпкой, стал подливать па внутреннюю стенку, чтобы не спалить ему кожу. Он покряхтывал, шевелил смуглыми лопатками, вгибал спину. Я сел, поставив чайник обратно.

– Повезло тебе, я смотрю, - сказал он, - замучает Американец.

– А куда ему податься? Говорить не с кем.

– Ну, я тоже по-ихнему знаю.

– Ты человек строгий, начальство.

– Пугливый он, что ли? На берегу спуску не давал.

– А я для него человек новый. Да и парень он интересный, пусть ходит.

– О политике небось?
– спросил Начальник станции.

– Умеет.

– Нашим тоже палец в рот не клади. Как сойдутся на базе, что с американцами, что с французами, датчанами разговоры ведут. Охрипнут. А у вас как, а у нас как? Словно тебе международники "Известий"... Ох дерет. Все равно подлей...

Чайник опустел. Я долил горячей воды из крана, поставил опять, чтоб кипел и парил.

– Но, если что, мне скажи, я дам ему наряд в нарушение всех дипломатических норм, чтобы не приставал к тебе.