Шрифт:
Он искал новую бутылочку для Марка. Из нее было удобней кормить сына. Остававшиеся с молочной кухни стеклянные бутылочки Фина забрала с собой, когда увозила Марка, и все они разбились или треснули. А простоявшая несколько лет без дела в кухонном шкафу пластиковая искорежилась после того, как Телль в спешке налил туда только-только вскипевшее молоко. Новую стеклянную бутылочку ему тихо продали в молочной кухне, когда кто-то из родителей за ней не пришел.
Пока Фина была на принудительных работах, инспекция прислала предписание по Марку. Материнский отпуск по уходу за ребенком заканчивался, поэтому инспекция требовала решения – либо семья передает Марка ей, либо действует в соответствии с другим вариантом. Эта формулировка показалась Теллю непонятной. Когда его пригласили в инспекцию, он спросил про нее.
– Что тут непонятно? – медленно и нехотя объяснял человек, на чьей двери кабинета висела табличка «старший инспектор». – Вам предписывается избавиться от неизлечимо больного ребенка. Вы можете сделать это сами. Или – передать его нам.
– А что вы с ним будете делать? – Телль хотел выяснить, есть ли хоть какой-то шанс для сына.
– Мы – ничего, – уверенно ответил старший инспектор. – Мы только его передадим медицине.
– Для опытов? – Телль заставил себя произнести последнее слово.
Инспектору вопрос не понравился.
– Они сами определят, – сдержанно ответил он.
– Но почему сыну не могут помочь? Ведь медицина – она же чтобы спасать человека.
– Кроме вас, ваш ребенок никому не нужен, – старший инспектор не хотел это говорить. – Нужно его сердце, его кровь…
Телль был потрясен.
– Ведь это же самое настоящее убийство, – нашел он в себе силы возразить.
– Государство подходит с другой стороны к проблеме неизлечимо больных граждан.
Старший инспектор протянул руку к полке, достал оттуда книгу законов и положил на край стола перед Теллем.
– Читайте, – он назвал номер закона. – Закон принят Нацпарламентом, подписан главой государства.
Открыв нужную страницу, Телль стал читать. «В целях экономической целесообразности», «проявление гуманизма», «рекомендуется вывести из учета»… Кто это только придумал?
– Вам все понятно? – с надеждой завершить разговор спросил старший инспектор.
– Нет, – честно ответил Телль.
Старший инспектор открыл папку, на которой было написано имя и фамилия Марка. Пробежав глазами несколько страниц, он поднял глаза на Телля.
– Ваша жена когда выходит на работу в сентябре. С кем будет ребенок? Сам он дома один находиться не может – он недееспособен, да еще и мал. В обычный сад он пойти не может. Специальных садов и интернатов для таких детей у нас нет.
– Так надо сделать, – Телль считал, что проблему можно легко решить. – Они же были.
– Они были, когда у государства были на это деньги. А теперь денег нет.
– Если бы нам разрешили увезти Марка в другую страну? – попросил Телль. – Там у Фины были родственники…
– Вам уже ответили на такую просьбу. Кроме того, родственники вашей жены (причем, неизвестно – живы они или нет) находятся в стране, которая придерживается враждебной политики в отношении нашего государства.
– Тогда пусть Фина с сыном дома сидит. Нам хватит моей зарплаты, – предложил Телль.
– Не хватит. Подсчитано, что ваш заработок не позволит обеспечить семью из трех человек. Тем более – где ребенок-инвалид.
Это слово, которое никогда не произносилось дома, которого не было даже в мыслях у Фины и Телля, больно задело его.
– Тогда у вас изымут ребенка как у неимущих, – добавил старший инспектор.
Телль больше не знал, что еще сказать. Все оказалось бесполезным.
– Ваш ребенок обойдется нам дороже, чем, если его не будет. И лучше, если вы сами позаботитесь об этом.
Взглянув на блестевший у старшего инспектора на лацкане пиджака значок Нацпартии, Телль вышел из кабинета.
Он несколько дней думал о том, что ему предстояло совершить. О том, нужно ли это делать, Телль даже не спрашивал себя. Он просто понял, что, когда не станет его с Финой, о Марке никто заботиться не будет. И то, что тогда придется Марку пережить, окажется гораздо страшнее.
Предъявив предписание инспекции, Телль купил в аптечном пункте специально приготовленный для таких случаев препарат. Сладкий сироп, который лишь требовалось перелить из пузырька в бутылку, закрыв соской.
Тяжесть, свалившаяся на него за эти дни, прошла, когда Марк заснул. Телль вытер ему слюну, привычно стекшую на подушку, поправил одеяло. На смену давившей безысходности пришла жалость к маленькому мальчику, который не мог сам ходить, есть, не умел разговаривать. Но ведь – он мог расти.