пышет, придерживая рукой кончик возмущённо дрожащего вьющегося хвоста.

Я к этому моменту определилась с выбором и остановилась на тёмно-красных широсах, любимой одежде Красного лепестка – шортиках, поверх которых надевались полупрозрачные верхние штаны. Их обычно носят с бюсой, коротеньким лифом, прикрывающим только грудь. Я стройная, на мне бы смотрелось хорошо, но в Сердцевине не принято так одеваться, даже без учёта расы работодателя, так что сверху я скромно надела короткую прямую тунику с неглубоким вырезом, белую с вышивкой, которая вообще-то раньше была длиннее, и платьем. Вроде и легко, не жарко, и прилично, и даже нарядно, не зря же я это всё вышивала.

Линос грозился вечером меня встретить, но был послан.

Сначала в школу, потом на почту, а потом – шерстить газеты на предмет объявления о сдаче жилья. А то нашёлся, тоже мне, встpечатель.

Первый испытательный день укрепил мой оптимизм. Ничего сложного от меня не требовалось, а небольшой коллектив оказался безвредным. Собствено, состоял он из официантки Эльвиры и хозяина, который совершенно не стремился к общению и в работу зала не вмешивался. Он поздоровался, молчаливой тенью помаячил у двери в кухню, наблюдая за тем, что и как мне разъясняет Тирца, потом кивнул подоспевшей официантке и скрылся в кухне.

С Элей мы за день успели познакомиться и остались довольны друг другом. Она оказалась местной уроженкой, по отцовской линии унаследовала слабый дар универсала- перевёртыша, выросла в хорошей дружной семье с сестрой и братом. На эту работу её привело собственное упорство: Эля мечтала стать актрисой и уже три года подряд пыталась поступить в театральный институт. Она была уверена, что с таким именем, Эльвира Чёрная, ей прямая дорога именно на подмостки.

Я уважительно повосхищалась, но честно призналась, что в театре не была ни разу, ничего в этом не понимаю и вообще для меня это какой-то другой мир вроде другого лепестка, но от души пожелала ей удачи осенью с новой попыткой. И в свою очередь посетовала, что меня официанткой не брали, хотя пыталась: хозяева как один были уверены, что я не работать буду, а крутить хвостом перед клиентами. Эльвира искренне посочувствовала, и понимание было достигнуто.

Наше маленькое кафе с самым банальным из возможных названием «Сластёна» было больше рассчитано на то, чтобы люди брали выпечку с собой, для этого имелись картонные коробки для пирожных и бумажные пакеты – для пирожков. Поначалу мне даже показалось, что семь квадратных столиков и широкая стойка с высокими стульями у стены – это даже слишком много. Пирожные, пирожки, закрытые пироги с начинкой, которые продавались по кусочкам, из напитков – чай, кофе да компот, вот и всё меню. Ну откуда взяться большому количеству желающих? Однако место пользовалось популярностью, где-то через час после открытия все столики оказались заняты.

Удивительно много былo и постоянных покупателей, которых Тирца знала по именам и которые оставляли заказы на завтра, их следовало запиcывать в отдельную тетрадь. Первые полтора часа работы и первый наплыв посетителей я больше наблюдала, привыкая, что где стоит и лежит, и только помогала с напитками, которыми девочки занимались по загруженности.

Потом, когдa стало потише, Тирца сообщила мне новость, после которой я готова была побежать расцеловать невозмутимого венга: выпечка, не считая дорогих штучных пирожных, и напитки для работников были бесплатными. И если к первой я равнодушна, то хорошим кофе, а на нём хозяин тоже не экономил, Исао купил меня с потрохами, я готова была работать без выходных и даже бесплато. Бесплатно, впрочем,

недолго; хватило вспомнить, чтo Линос растёт, ноги его растут, и жить где-то надо, и мне вообще-то тоже нужна одежда.

Второй наплыв случился после полудня, и тут я уже начала потихоньку осваиваться и помогать Тирце, чем занималась до самого закрытия. Хозяин порой выглядывал в зал, но тихо и молча, обычно совсем не из-за меня, а чтобы поставить на специальный столик новый поднос с пирожками или фарфоровую тарелочку с пирожными. Ни одного замечания я от него так и не дождалась, расслабилась окончательно, развеселилась и к концу дня окончательно убедилась, что справляюсь.

Первые полдня я очень сочувствовала Эльвирe и удивлялась, как она справляется одна и как не падает к концу дня, однако оказалось, что после обеда желающие посидеть в кафе почти заканчивались, появлялись только к вечеру, и немного. Свою работу я, в сравнении с её, считала простой, однако к концу дня успела неплохо вымотаться: оказалось, стоять гораздо сложнее, чем ходить. Но бодро решила, что это всё от волнения и с непривычки, пройдёт. И это точно не повод отказываться от работы. Осталось только понять, какое впечатление я произвела на хозяина.

А прочитать что-то определённое по его каменной физиономии, когда он вышел нас проводить и закрыть дверь, было невозможно. Впрочем, он не ругался, и я посчитала это хорошим знаком.

Вечером, когда добралась до дома, я валилась с ног. Но братец вполне управился с приготовлением ужина, состряпав огромную яичницу с остатками вчерашнего гарнира, так что ждали меня тёплая еда и уже встревоженный Линос с расспросами и парой свежих газет. Пока я добивала яичницу, удалось ловко заткнуть ему рот парой прихваченных пироков, а потом всё же пришлось ответить на несколько десятков дурацких вопросов, чтобы успокоить младшего. Это, кoнечно, раздражало, но я старательно терпела: понятно же, что брат