Шрифт:
Хозяйка зажгла лампу? Зажгла, уходя из дома?! Хэруо икнул от изумления. Не пожалела масла? Не побоялась пожара? Так ждала гостя?!
Забыла погасить перед уходом?
Девица скользнула в комнату, пропала из виду. В душе Хэруо пробудилась от спячки змея тревоги: шевельнулась, расправила скользкие холодные кольца. Аромат упал сверху рогаткой змеелова, прижал змеиную голову. Ослабевшее было вожделение вспыхнуло с двойной силой, самурай решительно шагнул вперед. С опозданием вспомнил о плетях за поясом: нехорошо, неправильно, надо было оставить оружие в коридоре…
Да ладно! Будь хозяин мужчиной – счел бы оскорблением. А красотка не обидится. Даже не заметит…
Яркий свет лампы больно резанул по глазам. Хэруо зажмурился, вскинул ладонь к лицу. Пошатнулся, как от толчка – это саке, все саке виновато! Пить надо меньше. Иначе с чего бы обычной масляной лампе гореть ярче пожара? И с чего бы в этом удивительном огне, за миг до того, как Хэруо смежил веки, взору его предстали не один, а два темных силуэта?
– Ты кто такой?! Что за невежа лезет в дом без спросу?
Голос был мужской: грубый и гневный.
– Я Одзаки Хэруо! А ты кто такой?!
Хэруо считал себя человеком обходительным. Но с грубиянами у него разговор был короткий. Если к нему обращались без должного почтения, самурай отвечал тем же. Кланяться? Лебезить? Извиняться до последнего и только потом вступать в схватку? Нет, это не для Одзаки Хэруо!
– Я Кояма Мичайо! Что ты тут делаешь? Отвечай!
Хэруо наконец проморгался. Лампа светила из-за спины Коямы, и он по-прежнему видел перед собой лишь силуэт наглеца на фоне стены, обтянутой расписной бумагой: в голубом небе с редкими облаками летели журавли.
– По какому праву ты спрашиваешь?!
Гнев закипал внутри, подступал к горлу. Ладони сами легли на рукояти плетей за поясом. Хорошо, что он не оставил их при входе! «А вдруг это ее брат, и он в своем праве?» – запоздало пришло в голову. Гнев от здравой мысли ничуть не унялся. Напротив, разгорелся еще больше.
– По праву гостя и защитника прекрасной госпожи!
– Это я гость прекрасной госпожи! – взревел Хэруо. – А ты – дерзкий самозванец!
Кояма тоже не оставил свои плети при входе. Больше не тратя слов, оба выхватили оружие, не став разворачивать плети. В тесноте комнаты сподручней было сражаться дубовыми рукоятями, как палками.
Занося большую плеть для первого удара и выставив перед собой малую для защиты, Хэруо бросил взгляд в дальний угол комнаты. Девица сидела на тюфяке, застланном дорогим покрывалом цвета весенней травы – его цветом! Лампа перестала слепить глаза, Хэруо видел девушку с неправдоподобной четкостью, во всех подробностях, на какие прежде не обратил бы внимания. Смоляные волосы небрежно расчесаны, концы перевязаны золотыми лентами. Нижнее кимоно – снежно-белое. Поверх него надето другое, шелковое на вате, с узором из лилий и листьев ивы. Пояс цвета осенних сумерек заткан искусной вышивкой в виде листьев клена. Прозрачный шарф на плечах…
Завязанный сзади пояс распустился сам собой – она его нарочно распустила? – так, что стало видно третье, самое нижнее кимоно цвета свежей крови.
Хозяйка дома смотрела на мужчин в ожидании.
В нетерпении.
В предвкушении.
2
«А если не стану?»
– Я пришел заявить о фуккацу [3] .
Я поднял взгляд на посетителя. Кабинет у меня невелик, двоим – и то тесно. Поначалу я плясал от радости, считая выделенное мне помещение чуть ли не равниной Миягино, где хоть на коне скачи, но вскоре понял, как ошибся в своих представлениях о просторе. Вот и гость тоже топтался на пороге, боясь зайти. Самурай, плети за поясом. Одет прилично, хотя и скромно.
3
О законе фуккацу (воскрешении души убитого в теле убийцы) и прошлых расследованиях дознавателя Торюмона Рэйдена повествуется в романе «Карп и дракон».
Свидетель или потерпевший?
За миг до появления этого самурая я разглядывал ширму, подаренную мне старшим дознавателем Сэки Осаму, и размышлял о высоком. Вот скажите, что может значить такой подарок – искреннее благоволение или тонкую издевку? Кабинет у меня… Ну да, я уже говорил. Развернуть здесь ширму было решительно невозможно. Спрятать за ней кого-нибудь, кого я хотел бы укрыть при опросе, скажем, свидетеля, а потом пригласить тайного соглядатая выйти из-за ширмы в ключевой момент разговора – это вообще из области чудес. Спрятать, пригласить, выйти – это не про мою каморку. Оставалось лишь поблагодарить господина Сэки, разместить подарок вдоль стены и любоваться ширмой в свободное от работы время.
Журавли, вышитые по голубой ткани – красиво.
– Я пришел заявить о фуккацу, – с нескрываемым раздражением повторил самурай. – Секретарь управы послал меня к вам.
У меня больше не осталось сомнений. Конечно же, потерпевший. Убитый, воскресший в убийце – он носил новое тело как одежду с чужого плеча. Кто другой, скорее всего, не заметил бы разницы, но если глаз наметан на такие вещи, все видно сразу. Частичная скованность движений внезапно превращается в расхлябанность; глаза, чуть что, лезут из орбит, моргают невпопад – второй день после воскрешения.