Музыка играла у меня в голове, только она и ураган чувств — всё, что у меня осталось. Я задыхалась от его поцелуев, требуя больше, и он, словно услышав меня, крепко ко мне прижался. Затем, задрав, подол юбки одной рукой, прикоснулся к моему обнаженному бедру и медленно провел по нему пальцами. Я всхлипнула, а музыка в моей голове всё продолжала звучать:

Разорвав поцелуй, он посмотрел на меня потемневшими до синевы глазами, и с трудом произнес:

— Ниминаэль, нам надо остановиться, я всё-таки хочу, чтобы ты видела моё настоящее лицо, хотя бы в первый раз.

Я же промолчала в ответ, и только обхватила его бедра своими ногами, ещё крепче прижимаясь к нему, отчего он тяжело вздохнул, и начал целовать мою шею, медленно, словно пил драгоценный напиток.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — хрипло прошептала я ему на ухо, — я не могу остановиться… хочу быть твоей…

— Ты и так моя, — выдохнул он, и начал расстегивать пуговицы на моей рубашке, опускаясь всё ниже и ниже. Дрожащими пальцами я ухватилась за его волосы и откинула голову. Лёгкие, словно весенние солнечные лучи, поцелуи обжигали мою кожу, неся в себе пламя, что сжигало меня изнутри.

Ещё немного — и мы бы уже прошли точку невозврата, но, словно гром среди ясного неба, в тишине аудитории, которую разрушали только наше тяжелое дыхание и мои тихие стоны, раздался громкий стук в дверь и скрип поворачиваемой дверной ручки.

Рука Рэна так и замерла рядом с моей грудью, а челюсти он сжал с такой силой, что я услышала скрип его зубов:

— Как я и предполагал, — прошептал он мне на ухо, — ставлю сто золотых, что это ректор.

— Можно я его убью?.. — тихо спросила я у него дрожащим от возбуждения голосом.

— Оставлю тебе возможность его добить, — усмехнулся он и, надев кольцо и прочистив горло, громко спросил:

— Кто там ещё? У меня, между прочим, идёт занятие… — увидев, что я пытаюсь застегнуть пуговицы на рубашке, он ловко, одной рукой, стал мне помогать. Другой же он пытался пригладить себе волосы, что я ему взъерошила.

— Магистр Дариэмиэль, это ректор! — кто бы сомневался. Определённо точно то, что я, кажется, начинаю ненавидеть его уже больше, чем Иргирмира, — не хотел Вас беспокоить, но у меня к Вам срочный разговор!

— Ну раз срочный, тогда сейчас открою, — произнёс он, и оправил мне юбку, однако перед этим не удержался и нежно провёл ладонью по моей ноге, отчего я едва не застонала.

— В десять вечера выйди из своей комнаты, — тихо прошептал он мне на ухо и пошёл открывать дверь ректору. Широко распахнув ее, он запустил Гириона, который тут же удивленно уставился на меня, сидящую на столе, хорошо хоть в полутьме не были видны мои покрасневшие щеки.

— Это что-то новенькое… — пробормотал он.

— Не люблю проводить лекции в официальной обстановке, — холодно произнес Рэн, — Мне нравится, когда адепты раскрепощены, тогда они охотнее идут на контакт.

От его слов я покраснела ещё сильнее, о да, на такой контакт я всегда готова… и быстро спрыгнула со стола.

— Раз у Ректора Геонора ко мне разговор, полагаю на сегодня наше занятие окончено, адептка Шор’эншэ. И я прощаюсь с Вам до следующей недели, — посмотрев на меня и подмигнув так, чтобы ректор не увидел, невозмутимо сказал Рэн, и придержал для меня дверь.

— Всего доброго, магистр, ректор, — как можно более спокойным голосом ответила я и выскользнула за дверь, напоследок улыбнувшись эльфу.

С огромным трудом я дошла до своей комнаты, и немедля прошла в ванную, где под холодным душем провела никак не менее часа. Замерзла до синевы, зато хоть здравость мышления вернулась! Пока отогрелась, оделась — прошло ещё примерно полчаса. Так что, с минуты на минуту Рэн уже должен был прийти, и я, словно лев в клетке, металась по своему склепу, не зная, чтоб бы поделать, чем себя занять. Однако голос, вдруг раздавшийся в моей голове, решил эту проблему: