– Ничего?..

Не плакать. Не плакать!!!

– Агнешка... Я просто не хотел, чтобы... Хорошо, я тебе скажу; но это страшная семейная тайна, и если ты...

– Причем здесь семейная тайна, Янек?..

– Клянись, что сохранишь ее.

– Клянусь...

– Я не могу позволить себе любить женщину. Не только тебя - вообще никого. Существует древнее проклятие графов Собоських... нет, я не могу тебе сказать. Прости, Агнешка. До свиданья.

2.

– Это пан граф Собоський, - важно сказал хозяин гостиницы. Мол, видали, какие люди у нас останавливаются?

– Вижу, - улыбнулась я.
– У меня как раз к нему пару слов. Вы позволите?

И сбросила прямо ему в руки мокрую шубу.

У Янека еще в университете было плохое зрение - потому, собственно, он и сидел все время впереди. И до сих пор, похоже, стеснялся носить очки.

А может, я просто сильно изменилась.

– Привет, - сказала я, подойдя вплотную.
– Ты здесь один или с семьей?

– Один, - ответил он ошарашенно.

– Какой у тебя номер? Люкс? С диваном?

Собоський пришибленно кивнул, все еще не узнавая меня. Он отпустил небольшую бороду, беспорядочно вившуюся по младенчески-гладким щекам.

– Будь добр, скажи хозяину, что я приехала к тебе.

– Агнешка?..

Хозяин гостиницы освободился, наконец, от многокилограммовой гири моей шубы и подсеменил к нам. Я развернулась к нему: надо было брать инициативу в свои руки, пока Янек все не испортил.

– Прошу пана, я думала, что разминулась со своим другом графом Собоським, но, к счастью, этого не произошло. Я останавливаюсь в его номере. С доплатой, разумеется...

– Разумеется, - повторил Янек.

Хозяин постреливал на нас маслеными глазками и явно прокручивал в голове адаптацию этой истории для приятелей. Мужа она тут ждать собиралась, как же! В одном номере с паном графом...

Кстати, пускай поразмыслит, с кого из нас требовать "доплату". А там и Влодко приедет.

Я ступила на лестницу и протянула Янеку руку.

– Пошли.

* * *

– ... и наконец-то вырвались вдвоем в отпуск. А в последний момент его аспиранту поставили на сегодня предварительное обсуждение диссертации. Научный руководитель обязан присутствовать... Мы решили не менять оба билета, и я полетела сегодня, а муж...

Графу Собоському, конечно, не понять, почему это мы не стали менять два билета на самолет, спохватилась я. С его точки зрения - чистое жлобство. И, между прочим, она не лишена оснований.

– Влодзимеж вообще очень хозяйственный.

В номере Янека была широкая, почти двухспальная кровать и маленький диванчик, на котором я надеялась поместиться, поджав ноги. Еще был черно-белый телевизор и букетик сухих цветов на журнальном столике, похожий на пучок сена, который уже попробовала корова. В общем, довольно убого.

– А ты? Что ты делаешь в этой дыре?

Он встал и принялся расхаживать по номеру - от дивана до кровати и назад -опасно размахивая руками, как и в студенческие времена. Заговорил; слушать его было забавно.

– Видишь ли, Агнешка, в жизни человека наступает момент, когда ему хочется познать самого себя, понять, зачем он живет. И тогда появляется потребность порвать с привычным окружением, избавиться от условностей, продиктованных высоким положением и деньгами. Я отправился путешествовать, и не как богатый турист, а как обычный человек, стремящийся изнутри увидеть жизнь своего народа...

– Ты женат?
– перебила я не особенно вежливо.

Янек задел вазочку с букетом, и она покатилась по полу, усеивая ковер сеном. Слава Богу, не разбилась, вздохнула я.

– Нет, - буркнул он куда-то в занавеску.

– А девушка у тебя...
– я осеклась.

Собоський медленно обернулся. На его бархатистых щеках одно за другим выступали неровные багровые пятна. Пухлые губы по-детски подрагивали среди завитков бороды. В считанные секунды я нарисовала в воображении душераздирающую историю с трагнческой гибелью невесты Янека накануне свадьбы. У человека такое горе - а тут я со своими бестактными вопросами... идиотка!

– Нет и никогда не было, - сквозь зубы пробормотал он.
– И пожалуйста, Агнешка, не будем больше об этом.

Но я не удержалась - потому что меня вдруг осенило:

– Проклятие графов Собоських?..

* * *

Когда он вышел из душа, я уже лежала на диванчике, скорчившись в позе эмбриона и по шею закутавшись в покрывало. Янек был в роскошном махровом халате морскими разводами; на открытой груди вились редкие волоски. Покосившись на меня, он поплотнее запахнулся, прошел к кровати, откинул одеяло. Потом вернулся к дверям, выключил свет, в темноте опрокинул, кажется, журнальный столик и кое-как добрался до постели.