Шрифт:
Последний год для Уллы выдался совсем тяжелым, и она перебивалась, в основном, серым хлебом и молоком, если удавалось его купить. Когда-то давным-давно, Улла, дочь зажиточного крестьянина, сбежала с любимым Рони от «удачного» брака с пожилым вдовцом, которого ей подобрали родители. Поскитавшись вместе пару лет и поняв, что жизнь с «любимым» совсем не такая, как она представляла. Рони остепениться не желает, часто пьет. Работу толковую найти не может или не хочет, относится к ней все хуже и хуже. Ула стала задумываться, как ей жить дальше. Последний месяц их совместной жизни, был совсем невыносимым. Рони сильно пристрастился к выпивке, а напившись, мог даже поколотить её, если приходил в плохом настроении. Как она радовалась, что у них так и не случилось детей!
Все решилось само, когда уйдя очередной раз в таверну, он попал в пьяную драку и напоролся там на чей-то нож. За Уллой прислали мальчишку, чтобы она забрала умирающего. Когда его принесли, жить ему оставалось уже не долго, потому что с такими ранами — не живут. Облегчить его последние часы, пригласили местную травницу, которая своими снадобьями помогала заглушить боль. Правда, за это пришлось отдать всё скудные накопления, что у них оставались.
В итоге, оставшись одна, без денег Улла была на грани отчаяния! И её спасла та старая травница, у которой она и прожила почти пять лет, обучаясь азам мастерства. Но вот старая женщина скончалась, и тут же нашлись родственники, которым позарез стал нужен старый дом, где она обитала с Рони. Улла осталась без жилья и решила уйти в другое место, чтобы попытать счастья и стать там травницей. Так она попала в Седар. Поселилась на окраине в заброшенной, покосившейся землянке. В этом городке травниц не жаловали, так как пресветлый мог немного лечить магией. А на проповедях, в праздничные дни, высказывал свое недовольство пришлыми «шарлатанками». Поэтому, местное население её приняло настороженно и заработок у Уллы, был скудным. Редко кто покупал у нее сборы от простуды и укрепляющие составы, которые она продавала. Улла едва сводила «концы с концами» и уже не раз подумывала, а не попытать ли счастья в другом городе.
***
Миру разбудил запах. Пахло мясной похлебкой и свежими лепешками, что пожарила Улла. Сунув ноги в сапоги, девушка пошла «на запах». К радости Миры, перед ней тут же появилась миска наваристой похлебки. А уж свежие лепешки были выше всяких похвал. Это не сублимированная еда из космо-аппарата со «сбалансированным количеством минералов и витаминов». Так что Мира уничтожала еду с огромной скоростью, как будто раньше голодала.
Глядя, как уплетает гостья, Улла тоже присоединилась к трапезе.
— Расскажешь, какие у тебя планы? — спросила Улла.
— Да не знаю. Сначала бы хотелось осмотреться, а потом может и работу найти какую-нибудь.
— Вечером, тут будет самое интересное: праздничный ход, бои и танцы. Может, сходим с тобой? Только тебе нужно другую одежду подобрать.
— А что за бои?
— Так мужики будут за приз биться. Княжич — быка поставил! За такой приз знатная битва будет! А после боя победитель будет самую красивую девку выбирать, чтоб поцеловать. Так все незамужние, там вырядятся и будут друг перед другом хвостами крутить. Давай и из тебя красотку сделаем. Ты, ежели тебя переодеть в женское платье, вполне сможешь приглянуться.
— Хорошо, давай сходим. А одежка у меня с собой есть какая-то.
После еды, Мира помогла прибрать за собой посуду, а затем достала из своей сумки вещи, что ей давал Па. Оказалось, что это вполне добротная и красиво сшитая одежда неярких тонов. Похожие юбки и кофты она видела у поселянок. Одев на себя этот наряд, Мира покружилась перед Уллой.
— Ну как?
Оглядев ее со всех сторон, Улла хмыкнула:
— Неплохо, но чего-то не хватает.
Мира не могла видеть себя со стороны, но одежда села по размеру, вполне комфортной длины юбка, изящная кофта с небольшим корсетом поверх и завязками спереди.
— Давай тебе косу заплету с лентой — все же нарядней будет.
Улла усадив девушку перед собой, вытащила из сундука красивую красную ленту. Слегка прижав ленту к груди и погладив пальцами, женщина смахнула слезу и, вздохнув, сплела аккуратную косу, украсив её ленточкой. Сама Улла тоже переоделась, пусть её одежда была и небогата, но выглядела вполне нарядно. Светлая кофта с темным корсетом и синяя юбка, которую, очевидно надевали только по праздникам. Улла в ней, даже выглядела моложе. Готовясь одеваться, Мира, перебрала вещи — свои и найденные. Решив, что чужое ей вовсе не нужно, оставила все «награбленное» Улле, чему она очень обрадовалась и заверила, что всему найдет применение. Свои вещи, она рассортировала, и подивилась странному дорожному набору, который ей сложил Па, как будто ей жить в глухом лесу. Но, хмыкнув, сложила все обратно.
— Улла, а где я могу у тебя оставить свои вещи?
— Можешь положить в малый сундук, я им не пользуюсь почти, вот от него ключ.
Они пошли, не торопясь и разговаривая по пути о всяких мелочах, разглядывая обстановку и одежду идущих на праздник людей. И тут Улла сказала:
— Знаешь, у тебя очень необычные глаза! Я видела людей с такими глазами в детстве — очень давно. Мы с мамой, тогда, были на ярмарке в Загерде и там были такие люди, которые приехали откуда-то из под горы Малхас. Их одежда была украшена кусочками меха и бусинами, а еще у них были фиолетовые глаза. Мне мама рассказала, что это, от того, что они умеют разговаривать с духами и видят будущее. Они продавали такие красивые броши из бусин и меха и говорили, что это обереги. А в отдельной палатке сидела вещунья, к ней выстраивалась очередь, чтобы получить предсказание. Говорят, даже сам верховный князь приезжал, к ним в посёлок, чтоб поговорить с ней и получить свое предсказание.
— Скажи, а как называется то место, где живут эти люди? — спросила Мира.
— Боюсь, что теперь там не живут люди больше. Их город Мировиль находился под огнедышащей горой, которую называли Малхас, и в один день гора взорвалась, и все племя погибло. Говорят, никто не выжил.
— А когда это случилось?
— Мне было девять лет, на тот момент. Значит — около восемнадцати лет назад. Уж все забыли, про них. Разве, что в летописях, что князья ведут, записи остались. — И где найти, эти летописи? — Так у князя в замке, где же еще?