И он шел, помахивая пакетом с сандвичами, и задевал макушкой за ветки, и сочинял уничижительные реплики, призванные дать понять Шюну, Корну и Димичу, что он обо всем прекрасно осведомлен, и даже насвистывал. И мог пройти мимо, очень даже просто мог. С чего бы это вдруг он присматривался к каждому спящему… каждой?..

Так бывает, когда пытаешься вспомнить что-то — к примеру, чью-нибудь дату рождения, — и вдруг случайно видишь на стене дома то самое забытое число: да, точно! Память любит такие подсказки и вылавливает их сама, без помощи сознания…

Как была одета Ланни в тот последний день? Может быть, в старинное платье с пышной юбкой-кринолином винно-виш-невого цвета?!

Ветки хлестали по лицу, листья рвались о застежки комбинезона, сучья трещали под ногами, и снова ветки по лицу… Он бежал. Ему казалось, что, если он остановится или даже замедлит бег, произойдет что-то страшное…

Хотя все страшное уже произошло.

Блекло-бордовый бархат, с которого дожди, снега и солнце смыли и выжгли почти всю краску. И подхваченные тусклой золотой сеточкой яркие, живые волосы медно-каштанового цвета…

Их, волос, было уже вполне достаточно.

Но он все же подошел вплотную, кусая губы, машинально считая неровное стаккато пульса. Обманывал себя до последней секунды… Даже тогда, когда узнал на ощупь ее пушистые волосы, отводя их с лица — бледного, отрешенного, прильнувшего щекой к земле…

Приросшего?!

Тонкие белесые корешки — в щели между тонким профилем и землей. Много, густо — как зубчики расчески. Из ямочки на подбородке. Из крыла носа. Из плавного изгиба переносицы. И, наверное, из выпуклого, спокойного, как у статуи, опущенного века…

И он сорвался с места, и побежал, и тут же вернулся, потому что вспомнил — этого не может быть. Никак не может. Чужая планета… иная цивилизация… тысячи парсеков… Вселенная не терпит идентичности…

Тем более!,.

Возвращаться не было смысла. Он ни на десятую секунды не сомневался: она. Не похожая, не двойник, не генетическая копия, не… Она.

Ланни.

Девушка, которая четырнадцать месяцев назад смеялась над робким поклонником, не желая видеть в нем героя-покорителя космоса, и так и не дала себя поцеловать… Которая совсем недавно вместе с его матерью пришла в диспетчерскую «Земля-1» и хотела сказать что-то очень важное, но…

Она уже, наверное, больше сотни лет спит под открытым небом в парке инопланетного города, и ее лицо…

Ее лицо!!!

Длинный шип колючего кустарника ринулся прямо в глаз; Феликс едва успел затормозить и отпрянуть — и остановился. Перевел дыхание. Медленно, словно двигаясь под водой… какой смысл?., какой смысл в чем бы то ни было?!, отстегнул электронный блокнот и сориентировался, в какой стороне осталась ограда. Странно: не так уж и далеко… Вешая блокнот на пояс, с мутным удивлением обнаружил, что обе руки свободны: черт его знает, куда подевался пакет с продуктами… впрочем, зачем?

Развернулся и побрел к решетке, раздвигая ветви, скользкие и податливые, почему-то переставшие оказывать особое сопротивление. Попробовал ни о чем не думать. Но все равно навязчиво думалось — не о Ланни, слава Богу, не о спящей жутким сном Ланни… а почему-то о муравьях. Муравьях, которые тогда, в четыре года, неудержимо лезли в ноздри и в уши, и он даже закричать боялся, чтобы не открыть им доступ в рот… А родители не видели. Им было хорошо вдвоем… было.

В живописных окрестностях его родного, процветающего индустриального поселка под названием Порт-Селин. Целых девятнадцать — не ошибся? — лет прошло.

Остался ли там тот муравейник?..

— Отойди, — не оборачиваясь, отрывисто бросил Коста Димич. — Ради Бога, отойди. На два шага.

Ляо Шюн и Йожеф Корн вообще, казалось, не заметили возвращения Феликса. Сгорбленные спины, за которыми почти не видно монитора. Стук клавиатуры — аритмичными, нервными очередями. Осязаемое напряжение, колеблющееся в воздухе.

Феликс отошел на два шага.

Сначала — еще про ту сторону ограды — ему казалось, что он никогда и ни за что не сможет рассказать кому-то, что видел Ланни. Потом вдруг остро почувствовал, что обязан сделать это, иначе запросто сойдет с ума. Хотя ему ведь так или иначе припишут нервное расстройство, вспомнив об инциденте во время сеанса связи. Вряд ли кто-то ему поверит… Тем более: Ланни, спящую Ланни необходимо показать другим людям — незаинтересованным, посторонним, однако видевшим ее тогда на мониторе. Значит, надо сказать; прямо сейчас. Пусть они придут, пусть посмотрят на нее.

Кто? Равнодушный контактолог Шюн, узколобый физик Корн, вздорный медик Димич… встанут кружком над ней и… Нет!!! Или все-таки да?..

А теперь оказалось, что ни его сомнения, ни он сам ровным счетом ничего не значат.

Коста Димич тоже отступил назад, встав за плечом Феликса.

— Йожефу удалось засечь информационное биополе, — по собственной инициативе вполголоса принялся объяснять он. — Только что закончил выставлять настройки для максимальной силы сигнала. Сейчас Ляо адаптирует режим дешифратора, и начнем. — Он усмехнулся. — То есть они начнут. Я надеюсь остаться наблюдателем, вроде тебя.