Когда душа в человеке расцветает, все вокруг него начинает цвести. Домик Дарьи Ивановны как будто снова оделся цветом: крыша покрылась железным листом, стены законопатились, снаружи обились новым тесом, внутри обклеились обоями. Помолодели и Фирс Игнатьич и Дарья Ивановна, точно как будто кто обшил их новым тесом, обклеил алыми обоями – весело смотрят, как все приходит в порядок, строится по обшей их мысли. О Наташеньке и Андрее Павловиче нечего и говорить. Наташенька тралла-ла, тралла-ла по комнате от радости, а Андрей Павлович то и дело: голюпцик мой, потялуй меня! Словом – День веселия настал, все утехи прилетели, птички громче все запели.

А в городе не одна уже, а все дамы говорят: «Я говорила, что Фирс Игнатьич не даром стоит на квартире у Дарьи Ивановны!»

Вот уж назначен и день свадьбы. Вдруг почтальон приносит Дарье Ивановне повестку: письмо со вложением двадцати тысяч, У Дарьи Ивановны подкосились от ужаса ноги. «Господи, боже мой, откуда такой клад?» – повторяет она, торопясь в почтовую экспедицию.

Там сам почтмейстер встречает и принимает ее под руки, помощник провожает, а почтальоны почтительно кланяются.

– Изрядная сумма! из Шклова! – сказал почтмейстер, разрезывая толстое письмо с пятью печатями и вручая ей.

– Господи, боже мой! от кого ж это из Шклова?… «Любезная тетушка… с год назад вы писали ко мне… просили прислать… тогда у меня, ей-ей, ничего не было… Теперь очень рад служить вам…» – Вася!… ах дорогой мой Вася! – проговорила Дарья Ивановна, едва переводя дыхание.

– Верно, вам на свадьбу подарок?

– От племянника, – отвечала Дарья Ивановна.

– Наташа, Наташа! – вскричала она, прибежав домой. – Смотри-ко! читай!

Наташа стала читать письмо.

– Голубчик мой! – вскричала Дарья Ивановна, когда Наташенька прочла: «Вы да Наташенька – только и родных у меня!» – кто бы подумал, что из такого повесы выйдет порядочный человек? ну?

– «Наташеньке я везу жениха…» Черт с ним! – вскричала Наташенька, – вот еще!

– Ах, да читай, Наташа, навязывать не буду!

– «Моего приятеля, графа…»

– Графа! – вскричала Дарья Ивановна, – вот тебе раз!… Ах, голубчик мой! графа!… скажи, пожалуйста!… вот, кто бы ожидал!

– Черт с ним, маменька, с графом! – сказала Наташенька, бросив письмо и заплакав.

– Что ты это, с ума сошла! – вскричала Дарья Ивановна, подняв письмо с полу. «Пожалуйста наймите богатый дом, со всей роскошью, да нашейте моей сестричке, будущей… графине… модного платья… и разных уборов… чтоб все было на знатную ногу…» Голубчик мой! слышишь, Наташа?… «На расходы посылаю двадцать тысяч…» На расходы двадцать тысяч! «…а сам привезу все приданое, шалей, материй… драгоценных вещей…» Господи! да он, верно, в миллионщики попал!… Слышишь, Наташа, везет тебе какое приданое?… шали, бральяи-ты… ах, ты, мой отец!… «Поторопитесь все устроить… недели через две непременно буду…» Через две недели! да можно ли в две недели справиться!…

Наташенька, вслушиваясь в слова матери, вдруг зарыдала.

– Что ты это, моя милая, воешь?

– Как же мне не плакать… Бог знает, что это такое будет!… дали слово Андрею Павловичу… все готово к свадьбе… а тут вдруг…

Наташенька не могла кончить, всхлипыванья стеснили ей дыхание, она закрыла лицо руками, бросилась ничком на диван и разливалась горючими слезами. Мать испугалась.

– Наташа, Наташа, душа моя! – вскричала Дарья Ивановна, – ах, дура я, в самом деле! у меня ведь и из головы вон… крестная с нами сила!… Ах, господи! что ж я буду делать?… прислал двадцать тысяч на приданое… везет графа в женихи… что я буду делать?… Вот не было горя, пришел мат! Наташа, да хоть скажи ты словечко!

– Что ж буду я говорить? просили братца мешать моему счастию!…

– Ну, кто просил его? я просила, что ли?

– Черт просил!

– Так бы ты и говорила; подлинно не вовремя такое счастие… Граф! что ж мы будем делать, как он приедет? ведь нельзя же не приготовиться!

– Приготовляйтесь как хотите, маменька, а я умру!

– Это что такое? ты думаешь, что я взяла да так тебя и отдам графу?… да мне будь он хоть разграф, я ему скажу: «Извините, ваше сиятельство, за счастие бы почла иметь такого зятя, да уж дочка сговорена, а слово не берут назад!»

– Конечно, не берут, – сказала Наташенька, приподнявшись с дивана и отирая слезы, – мало ли графов да князей, не за всех же выходить замуж… пусть себе ищут графиню; а я не графиня, да и ничего в свете не возьму, чтоб быть графиней-то.

– Не знаю, что делать мне с этими тысячами, что прислал Вася?

– Бросьте их, маменька, да и только!

– Скажи пожалуйста! а Вася приедет, скажет: «Что ж это, тетенька, вы в лачужке живете?»

– Что братцу за нужда, в чем бы мы ни жили, хоть в курятнике?