Шрифт:
Да, я должен сказать ему это! Тогда, на Дону, у меня тоже были опасения, но в конце концов я дал ему убедить себя. За это взлетел на воздух весь взвод Рата. А то, что он предлагает сегодня, – еще больший бред.
– В ваших советах не нуждаюсь и поучений не допущу. Другой язык вы поймете лучше: приказ по дивизии! 10.11 атаковать цех № 4, взять его и пробиться к Волге. Понятно?
– Яволь, господин генерал!
– Будьте разумны! Не делайте такого лица, словно выслушали смертный приговор!
– Господин генерал, дело не во мне. Но как командир я отвечаю за жизнь каждого своего солдата. Скажу коротко и ясно: мой батальон небоеспособен, ему нужны пополнение и отдых.
Фон Шверин пропускает это мимо ушей.
– Все это мне известно, но ничем помочь не могу. Мы обязаны взять город. Я тоже сопротивляюсь бессмысленным приказам. Но в конце концов мне не остается ничего иного, как отдать своим командирам требуемые распоряжения. Приказ есть приказ!
Я ему не верю. Внешне он человек с характером, но в общении с вышестоящими начисто лишается собственного мнения. Однако, как бы то ни было, а я обязан наступать на цех № 4. Мы обговариваем самое необходимое. С большим трудом добиваюсь отсрочки наступления на один день. Эти сутки нужны мне для установления связи, подготовки, разведки и приведения батальона в боевую готовность. Получаю заверения в максимально возможной поддержке. Может быть, все-таки удастся! Начинаю смотреть на вещи несколько увереннее и прощаюсь.
Мимо снова берущего «на караул» часового иду к машине. Решаю не показывать в батальоне ни тени сомнения. Должен произвести впечатление полной уверенности. Если операция удастся, мои опасения все равно никого интересовать не станут. А если нет?
К концу дня являются вызванные мною командиры подразделений. Цифры, которые они называют, действуют отрезвляюще. Во 2-м саперном батальоне всего 30 человек. Число исправных пехотных орудий равняется восьми. Зенитная батарея имеет всего шесть 20-миллиметровых пушек. И это все!
Приказываю нужным мне командирам явиться на следующий день в четыре часа в определенный пункт, с которого мы все вместе осмотрим территорию завода. Еще раз прикидываю свои силы. Устрашающе слабы боевые порядки, которые завтра пойдут в атаку на укрепленную позицию. Последняя моя надежда – полк хорватов. Надеваю фуражку и ремень и отправляюсь на командный пункт хорватского полка.
Полковник Паварич сидит вместе со своим адъютантом за столом. Денщик как раз накрывает к ужину. Полковник встает и дружески приветствует меня по-немецки почти без акцента:
– Прошу садиться. Мы сегодня получили посылочку. Не желаете ли хорватскую сигарету?
Усаживаюсь поудобнее и начинаю высказывать свои просьбы. Полк уже в курсе дела. Узнаю, что кроме артиллерийского дивизиона от всего «легиона», насчитывавшего пять тысяч человек, остался всего один батальон. В нем 300 человек, он занимает позицию у северной части территории завода. Командует им майор Брайвиков.
– Обращайтесь к нему и отдавайте приказы ему. Заранее со всем согласен, – говорит командир полка. – Только меня оставьте в покое! С меня хватит. Мне бы сейчас оказаться в своей Хорватии – вот чего бы хотелось больше всего! Все равно достойной задачи на фронте для меня в данный момент нет. Вот видите – и он показывает мне томик Ницше, – занялся философией. А кроме того, я сейчас занят наградными делами. Вот, смотрите, ордена у нас красивые, правда?
Полковник кладет передо мной изображения орденов и с возрастающим воодушевлением начинает распространяться о своих крестах и медалях. Я пытаюсь спастись от этого неудержимого потока слов, все-таки оставаясь в рамках вежливости. Мне удается, и наконец я снова топаю к себе. Я возмущен этим полковником, его безответственным поведением, его равнодушием к своим солдатам, его детской забавой. И такой человек – командир целого хорватского легиона! Я начинаю сомневаться в принципах так называемого естественного отбора лучших. Но – так уж происходит все эти три года – суровая действительность войны прерывает ход моих мыслей, не дает додумать до конца. Черт возьми, всего 300 человек, один-единственный батальон и больше ничего – вот все, на что я могу рассчитывать! Да и кто знает, в каком состоянии находятся сейчас мои подразделения.
Вечером долго сижу с командиром 3-й роты. Перед нами план города, обсуждаем все варианты. Фидлер настроен крайне пессимистически.
– Нет, так не годится. На других не надейся. Рассчитывать можешь только на наших людей., И подумай о том, какие резервы там, у противника. Место каждого погибшего русского занимают двое других.
Спорить не приходится. Именно потому я и возражал против этого наступления. Не помогло, и теперь мы должны атаковать, несмотря ни на что. А если уж идти в атаку, так для того, чтобы в дальнейшем здесь было спокойно. Но сейчас я должен убедить Фидлера в возможности успеха:
– Все это верно, Пауль. Методом «08/15» здесь ничего не добиться{16}. Мы должны найти новые пути.
– Ты все о том же! Думаю, этого метода ведения войны с нас хватит по горло. До чего он нас довел? На переднем крае тонюсенькая стрелковая цепочка, каждый солдат – ну прямо жемчужина на ниточке, а позади, там, где раньше у нас были резервы, – пустота. Дерьмо – вот как это называется!
– Ты прав, Пауль. Но какое это имеет к нам отношение? Я возьму цех № 4 при помощи подрывных зарядов.