Шрифт:
ВРАЧ ЦСМ: Что за девушка? Она из нашей базы?
ОЛЕГ: Нет… Из моей, так сказать.
Олег усмехается.
ВРАЧ ЦСМ: Ваша подруга?
ОЛЕГ: Это имеет значение?
ВРАЧ ЦСМ: Да нет… Просто нам нужно будет полностью ее обследовать. Мы не принимаем доноров без проверки.
ОЛЕГ: Хорошо, проверяйте. А я готов приступить к поиску… матери.
ОФИС ОЛЕГА. ДЕНЬ. ОЛЕГ, НАТАША
Олег заходит в свой офис. На стойке ресепшен его встречает красавица НАТАША с шариками.
НАТАША: С днём рождения, Олег!
Олег угрожающе смотрит на неё.
НАТАША: Я подумала, что самое время вам возвращаться к жизни, поэтому…
ОЛЕГ: Наташа, ты не думай. Ты работай.
НАТАША: Поняла… Извините.
Олег исчезает за дверью своего кабинета.
КАБИНЕТ ОЛЕГА. ДЕНЬ. ОЛЕГ
Олег один в кабинете. Он обходит его, внимательно поправляет всё.
Подходит к виниловому проигрывателю, ставит пластинку. Звучит Елена Камбурова, «Маленький принц». Подходит к рабочему столу, открывает ящик, в ящике открывает второе дно, достаёт красивую железную баночку, фильтры, бумагу.
КАБИНЕТ ОЛЕГА. ДЕНЬ. ОЛЕГ, НАТАША
Играет проигрыватель. Олег стоит в центре кабинета с блаженной улыбкой. Окна открыты, дует ветер. Олег проветривает кабинет.
Стук в дверь. Появляется Наташа.
НАТАША: Олег, Лебедев раньше времени подошёл…
ОЛЕГ: Не пахнет?
НАТАША: Немного…
ОЛЕГ: Тогда пусть ждёт.
Наташа уходит. Олег покачивается в такт музыке.
КАБИНЕТ ОЛЕГА. ДЕНЬ. ОЛЕГ, АРТЁМ
Окна приоткрыты, из них доносится шум Москвы. Олег спокойно и прямо смотрит на своего клиента АРТЁМА (50).
ОЛЕГ: Артём, мы с вами работаем вместе уже годы, но я напомню, что между нами по-прежнему есть границы, некие «колышки ограничений», которые я расставляю, чтобы работа была продуктивной. Давайте не будем их сбивать, да ещё и так грубо!..
Мы видим взволнованного Артёма, сидящего в низком кресле около стола. На столе рассыпан порошок, в его руках – кредитная карточка.
ОЛЕГ: Уберите, пожалуйста, этот порошок.
АРТЁМ: Это кокаин…Что вы как ребёнок!
ОЛЕГ: Хорошо. Уберите кокаин и больше никогда не приносите сюда. Это медицинское учреждение.
АРТЁМ: Да тут… Чисто для блеска глаз…
ОЛЕГ: Артём, мы договорились?
АРТЁМ: Да… твою мать… Да.
Артём пытается аккуратно собрать назад в пакетик «дорожки», которые он разложил. Нервничает.
АРТЁМ: Одну дорожку… можно я сделаю? Лежит же вот… Перед носом.
ОЛЕГ: Нет.
АРТЁМ: Да хорошо, хорошо. Всё! Убираю.
Артём собирает порошок в пакетик.
ОЛЕГ: Что вы чувствуете?
АРТЁМ: Вы же не скажете моей жене? Саша мне голову открутит.
ОЛЕГ: Это останется между нами, как и всё, что тут происходит.
АРТЁМ: Я хотел, как с другом, с вами… Вы же всё время говорите о честности… Вот. Я честен. Хочу нюхать. С вами. А вы – нет…
ОЛЕГ: Я спросил, что вы чувствуете?
АРТЁМ: Я виноват, по-идиотски вышло…
ОЛЕГ: Конкретней?
АРТЁМ: Облом, как когда тебе женщина отказывает… Что-то такое. Виноват, ну что ещё сказать-то?
ОЛЕГ: Я вас понимаю. Но мы знаем, что чувство вины – это крючок власти другого человека. Не давайте мне эту власть, договорились?
АРТЁМ: Договорились.
ОЛЕГ: Вам не кажется, что мы оба знаем, что вас спровоцировало принести сюда наркотики?
Артём напрягается еще сильнее.
АРТЁМ: Да хватит уже…
ОЛЕГ: Есть такое древнегреческое понятие – лиминальность. Состояние перехода. Кризис. Например, давайте представим себе вашу жизнь как две большие комнаты, между ними дверь. Вы стоите спиной к той, в которой привыкли жить, а лицом – к новой, неизвестной и опасной. Стоите в дверном проёме, соответственно. И знаете, что если сделаете шаг в эту условно новую комнату, новую жизнь, то назад пути не будет. И вам так страшно сделать переход, что вы остались жить в этом дверном проёме. Это же не очень удобно, правда?
Артёму становится очень грустно, потому что Олег попал в самую точку.
ОЛЕГ: И чтобы забыться… Чтобы не чувствовать, как вам там тесно и одиноко – вы употребляете. Так?
АРТЁМ: Так…
ОЛЕГ: Вы по-прежнему боитесь произнести это слово?
АРТЁМ: Олег, ну правда… Почему мы постоянно говорим об этом?.. У меня полно других проблем.
ОЛЕГ: Вы не готовы смотреть в лицо своему страху, вы уворачиваетесь. Давайте рискнем?
Артём закипает.
ОЛЕГ: Артём, вы гомосексуалист?