из стихотворения «Вечер» Ахматовой. И закончила: «Не хватает „на блюде устриц во льду“». Недавно вышел сборник лирики Анны Андреевны. Место подходит: морем, правда, пахнет не остро, не как было у Ахматовой с Модильяни, зато музыка – точно оттуда. Подходит ли «нам» окончание короткого стихотворения: «Благослови же небеса – Ты первый раз одна с любимым»? Ира до него не дошла. Понимай, как хочешь. А что я хочу – чтобы молодая красавица призналась в любви «мужчине в возрасте», вот так, с бухты-барахты?

В такт ритму слов поднимались и опускались ресницы, ветерок играл в прятки с глазами завитушками волос. Я любовался и не пытался это скрывать, как раньше. Хотелось дотянуться и раскрыть их чуть побольше. На меня.

Написал я это, разумеется, позже, но потянуло на рифму сейчас – прежде тянуло, как отмечал, в другое место, с приятелями. Ира часто говорила удачными экспромтами. Не от этого ли и у меня появилась причина складно поговорить с собой? Конечно, это не стихи, но дело в другом: может быть, удастся, пусть и неуклюже, продолжить в рифму с ней? С одной стороны шелест ресниц, он рядом, с другой – листья клёна.

Осторожно надеюсь, – на Ахматову можно, – что простое увлечение переросло во что-то значимое и взаимное. Будь, что будет. Неспроста даже случайное место подталкивает: перед нашим столиком клён, листья кстати близко, и в прямом смысле. Ничего не поделаешь, теперь уже не кстати, – до моей осени тоже недалеко. Не буду её ждать. Всё равно на вопросы, заданные жизнью, верный ответ даёт только время.

Наклоняюсь, голос сам по себе понижается, но я всё-таки уверенно говорю, что хотел бы сделать ей подарок. Самый дорогой, возможно, самый древний, какой девушки получают. Скорее всего, первый раз его преподнёс неандерталец – высокий, сильный мужчина, пленившей его представительнице гомо сапиенс сто тысяч лет назад. Это не только красивый подарок, но и нужный, – он подарил Луну. В те времена днём-то было опасно, а ночью и подавно. Чем осветить дорогу любимой? Луной. Влюблённый неандерталец протягивает к небу руки: «Жди, принесу». И уходит. Откуда ему было знать, что Луна не прячется за горизонтом. Как настоящий мужчина он не мог вернуться, не выполнив того, что обещал. За горизонтом открывался новый горизонт. За ним ещё и ещё. И нет им конца… А у жизни был.

Она помнила, какой он. Других таких нет. И не знала, что он может не вернуться. Память она сохранила в себе. Эта память осталась на все времена. В нашей крови его гены. Память их любви. Кому из нас они достались, тот становится настоящим мужчиной и продолжает дарить Луну. Подарок не отнять и не потерять. Вместе с Луной он дарит себя. Тогда Луна сияет светом любви, делая жизнь счастливой. Утверждают, что их генов становится меньше и меньше. В древности из-за любви даже случались войны. Неужели придёт время и не останется людей, которые для любимой готовы сделать невероятное? Какая скучная будет без них Земля.

Кофе оказался неожиданно вкусным, о чём и говорю, оставляя прапра… родительницу, полагая, что и мою, с непрошедшей любовью. Ира порылась в сумочке, достала автобусный билетик:

– Сегодня дали счастливый, даже цифры совпадают. Смешно, но я первый раз решила не выкидывать.

– Счастьем не бросаются, – поддерживаю я шутливую советскую примету, – во что у нас ещё верить?

Собрались уходить, когда отодвигал её стул, ненароком зацепил плате. Взгляды встречаются, хорошо, что мы понимаем друг друга без слов – оба смеёмся, потому что дальше у Ахматовой в стихотворении:

Смех разрешил обнять Ирочку за плечи, может показаться странным, но делаю это тоже первый раз, благо, что есть предлог:

– Нельзя обмануть ожидание Анны, тогда ещё не Андреевны, тем, кто любит, она всегда помогает.

Провожаю домой. У подъезда неуклюже выговариваю:

– Не слетать ли нам за подарком на юг? Там спокойнее, море ещё тёплое и Луна ближе, – шутка такая про Луну, географическая, от волнения не придумал лучше.

Замешательство. То ли от неожиданности вопроса, то ли от моего тона.

– Спасибо.

Успел обрадоваться. А она продолжает.

– Я подумаю.

Объяснений ответа два, оба правильные. Не удобно отказать сразу и ещё более неудобно сразу же согласиться (могу заподозрить в лёгком поведении).

Прохожу через несколько дней мимо институтского буфета, народ отобедал, сидит Ира одна, задумчиво что-то доедает. Беру стакан компота, подсаживаюсь. Смотрит вопросительно на мой одинокий стакан.