Теперь вот, на гора выдал «Где же ты была». Добрынина с Дербенёвым обокрал. Нет, он семейству Аполлоновых честно сказал (чуть с дуру не перекрестился), что песня не его, и он её от ребят в Куйбышеве слышал. Усмехаются. В усы. Нет, даже у главы семейства усов нет. Была крамольная мысль попросить генерала целого полковника помочь песню в каком ВУОАПе зарегистрировать и деньги пачками рубить, как Симонов. Не надо. Ну, его. Засосёт, а потом на уже написанной песне проколешься. Позор на всю страну. Да и не хотелось воровством заниматься. Не так воспитали родители, так что решил Фомин, что стоит на своём. Ребята во дворе пели.

Девочка Лена Аркадьевна была сущим бесёнком. Было ей лет восемь и о перенесённой краснухе следы зелёнки на щёчках и общее покраснение этих щёчек «ярко» сигнализировали. Сразу отстранила мать от репетиции и сама давай на пианино лабать. И ведь, как не удивительно, мелодию схватила и вполне в ноты попадала.

Час позанимались. Получилось очень не плохо. Наталья, где нужно, очень чётко вступала саксофоном и музыка приобретала волшебные краски. Талантливая девочка и красивая. Да!

В машину все, да с инструментами ещё, не влезли, отвёз шофёр их с Натальей и мамой Тоней до музыкальной школы, а потом вернулся за генералом с младшей дочерью. На саксофонистке Аполлоновой было тёмно-синее платье чуть ниже колена и белые гольфы. Ещё туфельки-босоножки. Простенько, но со вкусом.

Фёдор Челенков внутри Вовки Фомина паниковал. Он никогда не выступал перед таким большим скоплением народу. Да, вообще, никогда не выступал. Огромный актовый зал, человек на пятьсот, так ещё и в проходах стояли. Дети все семьи притащили. Хотя, нет. Не так. Это в будущем куча фильмов мериканских, о том, как занятой отец опаздывает вечно на выступление сына или дочери. Здесь воскресенье, и люди, не избалованные концертами, и на самом деле гордящиеся своими детьми, научившимися играть на музыкальных инструментах, пришли сами, да ещё и родственников привели. Все ведь в основном из крестьян или рабочих, и вдруг отпрыск или девочка-припевочка играет на пианине или совсем уж на саксофоне, мать его.

Сидели с Натальей за кулисами и тряслись оба. Фомин всё старался панику в себе задушить. Отвлечься надо. И главное Наташу отвлечь. Это ему семь десятков. А она ведь пацанка совсем.

— Наташ, как с английским?

— Нормально. — Не прокатило.

— Слушай, подруга, а что ты не заразилась от Лены?

— Я болела уже. — И эдак не получается.

— Достаёт тебя?

— Достаёт? — глаза чуть ожили.

— Ну, пристаёт к тебе, задирает?

— А это. Слушай, хоккеист, надо отвлечься. Трясусь вся. Хочешь историю про Ленку расскажу. В позапрошлом году было, летом 1946.

— Конечно, сам видишь пытаюсь тебя отвлечь.

— Плохо пытаешься. Всё, слушай, — она сняла с колен саксофон и встала, прошлась по комнатке туда сюда, — У отца дача есть. Не наша. Казённая. Ленка тогда в школу ещё не ходила, только осенью должна была в первый класс идти. Разбила она стакан. Он тоже государственный. Испугалась, что её ругать будут, взяла оскололки собрала и пошла у забора закопала. Это было в субботу, а вечером на следующий день, в воскресенье, когда мы собралась уезжать в Москву, смотрительница дачи преградила папе дорогу, поскольку не досчиталась казённого стакана. Искали мы все этот стакан и ничего, как испарился. Несколько часов кряду искали, пока мама не подластилась к Ленке и не убедила её признаться…

Ладно, признаться, она призналась, а указать, где точно этот проклятый стакан зарыла не может. Взяли мы все лопаты, даже к соседям сходили, у них пару штук взяли, и вчетвером, с водителем дядей Стёпой, перекопали всю землю вдоль забора. Нашла мама. Сложили осколки, вроде получается стакан. Только тогда нас смотрительница отпустила.

— Аполлонова! Ты следующая.

А ведь отпустило.

Глава двенадцатая

Домик в деревне маленький,

Солнцу открыты ставенки,

Весь деревянный, старенький…

Как хорошо мне в нём!

Тёплые руки мамины,

В печке ворчанье каменной,

И ощущеньем радости

Мой старый наполнен дом.

Сергей Ковальский

Странное ощущение, словно муха из паутины вырывается, бьётся крылышками и ничего, только ещё больше запутывается. Так вот и Вовка, проснулся утром от звонка будильника, а сон не отпускает, опять тянет накрыться с одеялом головой и хоть пять-десять минут ещё полежать — покемарить. Никогда такого с Фёдором Челенковым не было, он всегда легко просыпался. Прозвенел звонок, значит, пора. Шёл умываться, зубы чистить, потом минут десять на зарядку, завтрак не тяжёлый и на тренировку. И сейчас надо так, а вот тело Вовки лежит под одеялом и прямо стонет, ну ещё пяток минут.