– Оставим и это предложение без последствий, - продолжил Гаррис.
– Мне река тоже не по душе - разыгрывается подагра.

– Мне полезен горный воздух, - сказал я.
– Как насчет похода по Шотландии?

– В Шотландии сыро, - сказал Джордж.
– В позапрошлом году я был в Шотландии три недели и три недели не просыхал... не в том смысле, конечно.

– Хорошо бы съездить в Швейцарию, - предложил Гаррис.

– И не мечтай. Одних нас в Швейцарию ни за что не отпустят, - остудил его я.
– Помните, как вышло в прошлый раз? Нам нужно найти такие условия, в которых чахнут нежные женские и детские организмы, найти такую страну, где дороги плохи, а гостиницы отвратительны, где нет никаких удобств и нужно работать ногами. Возможно, придется и голодать...

– Полегче на поворотах!
– закричал Джордж.
– Полегче! Не забывайте, я ведь тоже еду.

– Идея!
– воскликнул Гаррис.
– Велопробег! Путешествие на велосипедах!

Лицо Джорджа выражало колебания.

– Когда едешь на велосипеде, то дорога всегда идет в гору, - сказал он.
– И ветер дует в лицо.

– Но бывают и спуски, и попутный ветер, - сказал Гаррис.

– Что-то я этого не замечал, - возразил Джордж.

– Лучше велосипеда ничего не придумаешь, - убеждал Гаррис.

Я был склонен разделить его восторги.

– И я вам скажу, куда мы отправимся, - продолжал он, - в Шварцвальд.

– Но это же сплошной подъем!
– воскликнул Джордж.

– Не совсем, - возразил Гаррис, - скажем, на две трети. И вы забываете об одном.

Он опасливо огляделся и зашептал.

– В горы проложена железная колея, а по ней ходят такие вагончики с зубчатыми колесиками...

Тут отворилась дверь и появилась миссис Гаррис. Она сказала, что Этельберта уже надевает шляпку, а Мюриэль, так нас и не дождавшись, представила публике "Сумасшедшее чаепитие".

– Клуб, завтра, четыре, - прошипел мне на ухо Гаррис, я передал информацию Джорджу, и мы пошли наверх.

ГЛАВА II

Деликатное дело.
– Что могла бы сказать Этельберта.
– Что она сказала.
– Что сказала миссис Гаррис.
– Что мы сказали Джорджу.
– Выезд назначен на среду.
– Джордж предоставляет нам возможность расширить кругозор.
– Наши с Гаррисам сомнения.
– Кто на тандеме работает больше?
– Мнение на этот счет сидящего спереди.
– Что думает сидящий сзади.
– Как Гаррис потерял свою жену.
– Вопрос о багаже.
– Премудрость покойного дядюшки Поджера.
– Начало истории о человеке с сумкой

С Этельбертой я решил объясниться в тот же вечер. Для начала я сделаю вид, что неважно себя чувствую. Суть в том, что Этельберта это должна заметить. Я с ней соглашусь и объясню все переутомлением. Затем я непринужденно переведу разговор на состояние моего здоровья в целом: станет очевидной необходимость принять энергичные и безотлагательные меры. Я даже полагал возможным, проявив известный такт, повернуть дело так, что Этельберта сама предложит мне съездить куда-нибудь. Я представлял, как она говорит: "Нет, дорогой, тебе необходимо переменить обстановку. Не спорь со мной, тебе надо уехать куда-нибудь на месяц. Нет, и не проси, с тобой я не поеду. Тебе нужно побыть с другими людьми. Попробуй уговорить Джорджа и Гарриса - может, они согласятся поехать с тобой. Поверь мне, при твоей работе отдых просто необходим. Постарайся на время забыть, что детям нужны уроки музыки, ботинки, велосипеды, настойка ревеня три раза в день. Постарайся не думать, что на свете есть кухарки, обойщики, соседские собаки и счета от мясника. Есть еще на свете потаенные уголки, где все ново и незнакомо, где твой утомленный мозг обретет покой, где тебя осенят новые мысли. Поезжай туда, а я за это время успею соскучиться по тебе, по достоинству оценю твою доброту и преданность, а то я начинаю забывать о них - ведь человек, привыкая, перестает замечать сияние солнца и красоту луны. Поезжай и возвращайся отдохнувшим душой и телом, еще лучшим и умнее, чем сейчас".

Но даже если наши желания и сбываются, то подается это совсем под другим соусом. С самого начала все пошло прахом: Этельберта не заметила, что я неважно себя чувствую; пришлось обратить на это ее внимание.

– Извини, дорогая, мне что-то нездоровится.

– Да? А я ничего и не заметила. Что с тобой?

– Сам не знаю, - ответил я.
– Боюсь, это надолго.

– Это все виски, - решила Этельберта.
– Ты обычно не пьешь, только у Гаррисов. От виски тебе всегда плохо.

– Виски тут ни при чем, - заметил я.
– Надо смотреть глубже. По-моему, мой недуг скорее душевный, чем телесный.

– Ты опять начитался критических статей, - сказала Этельберта.
– Почему бы тебе не послушать моего совета и бросить их в огонь?

– И статьи здесь ни при чем. За последнее время мне попалась пара весьма лестных отзывов.

– Так в чем же дело?
– спросила Этельберта.
– Ведь должна же быть какая-то причина!

– Нет, - ответил я, - в том-то все и дело, что причины нет. Одно лишь могу сказать: в последнее время мною овладело странное чувство беспокойства.
– Этельберта посмотрела на меня с любопытством, но ничего не сказала, и я продолжил: - Это утомительное однообразие жизни, эта сплошная череда тихих, безоблачных дней) способны вселить беспокойство в кого угодно.

– Нашел, на что жаловаться, - сказала Этельберта.
– Кто знает, наступят пасмурные дни, и не думаю, что они) придутся нам по душе.

– А я в этом не так уж и уверен, - ответил я.
– В жизни, наполненной одними лишь радостями, даже боль, представь себе, может явиться желанным разнообразием. Я иногда задумываюсь, не считают ли святые в раю полнейшую безмятежность своего существования тяжким бременем. По мне, вечное блаженство, не прерываемое ни одной контрастной нотой, способно свести с ума. Возможно, я странный человек, порой я сам себя с трудом понимаю. Бывают моменты, - добавил я, - когда я себя ненавижу.