Я не знала, сколько людей вез корабль. И был ли он пассажирским или грузовым. Но получила возможность постепенно во всем разобраться.

Заблудиться я не могла, так как форма тора решала эту проблему широким кольцевым коридором в центре каждого уровня. Тем не менее, приметила крупнолистное вариегатное растение рядом с дверью своей каюты, чтобы случайно не вломиться в чужую.

Просторный зал с тансегрити-столиками и странными стульями на одной единственной ножке, расширяющейся к полу, нашелся в противоположном секторе неподалеку от гидропоники. Я начала понимать не только речь на слух, но и буквы, и цифры. Над открытыми дверями отсека значились звездная дата и корабельное время. Я сделала пометку в земной смартфон, чтобы потом рассчитать разницу и не запутаться. Ведь сознанию проще было ориентироваться по-старому. Глядя на свой гаджет, я точно понимала сколько дней и месяцев прошло с моего отлета.

Кухня промелькнула за следующими дверями, которые отворились автоматически без рукоприкладства. Я опасливо вытянула шею, разглядывая пространство. В конце концов, понятия не имела, можно ли просто так туда ворваться. К тому же, никогда особой коммуникабельностью не отличалась. Но пока мялась на пороге, меня заметили и окликнули.

– Я ищу Весту, – ляпнула первое, что пришло в голову.

Удивительно, как без специальных усилий сами произносились новые слова.

– Проходи, она скоро будет, – разрешил светлоглазый повар средних лет с пшеничными волосами. – Я Хелир.

Представилась в ответ, заплывая в кухню, одновременно с этим понимая, что все их имена имели значение. Как и у нас на Земле многие были древними словами и родители часто, выбирая как назвать чадо, искали перевод и скрытый смысл. Тут же мозг сразу подсказал, что Хелир это радостный и счастливый. Верус – истинный. Веста – домашний очаг. Алеред – человек, слышащий сокрытых существ. О чем бы это могло быть у развитой звездной цивилизации? А я решила и свое имя произнести мысленно и получила ответ. Лика – приносящая весть. Странно вообще, что в их языке оно отозвалось смыслом.

Пока я витала в облаках, Хелир усадил меня за стол и принес кружку с горячим настоем из листьев и ягод. Я поблагодарила его, но повар устроился напротив и пристально уставился мне в глаза. Похоже, это у них тут в порядке вещей. Ведь все, с кем мне довелось общаться на корабле, не постеснялись открыто порассматривать мое глазное дно. Впрочем, возможно, привычка робко уткнуться взором в пол чисто земной недостаток?

– Расскажете, что там? – нетерпеливо решила прояснить сей вопрос.

– То, о чем шепчутся, – пространно усмехнулся Хелир.

– А Вы умеете держать интригу, – улыбнулась, отхлебывая сладковатый терпкий напиток. – Но я тут совсем никого не знаю и плохо ориентируюсь. Если Вас не затруднит, можно и более конкретно и прямолинейно.

– Вас? Я один, – подмигнул Хелир, жаль мне не подшили знание этикета. – Твои глаза одновременно говорят и прячут. В них жидкий огонь, из которого или рождается новое, или он сжигает все на своем пути. Когда встречаешь подобную радужку, сложно удержаться от созерцания. Обычно, такие как ты привычны к вниманию. Если смутил тебя, Лика, приношу свои извинения.

– Такие, как я, – повторила задумчиво и изобразила улыбку, хотя ничего не поняла. – Там откуда я родом вообще мало интересовались этим.

И вот даже как художник, всегда думала, что поэты, восхваляя красоту чьих-либо глаз, имели ввиду форму и разрез. Мои обыкновенны серые в темную точку всегда казались неинтересными.

Но стоило мне поразмыслить, как подсознание подкинуло забытое воспоминание. На первом курсе мы сидели на семинаре по начертательной геометрии. Сзади Пашка и его друг Мирослав. Парни тыкали меня ручкой в бок, а когда я поворачивалась, заявляли, что у меня особенные глаза. Пашка с сияющей улыбкой таращился, а Мир толкал его локтем, выясняя, не хочет ли друг себе такой в баночку заспиртовать. Я крутила пальцем у виска и пыталась вернуться к измерению шпинделя и накидной гайки. Но ребята не сдавались, писчие принадлежности снова встречались с моими ребрами, я с вымученной улыбкой поворачивалась. А Мир указывал на мой глаз, и они с Пашкой обсуждали золотистые крапинки вокруг зрачка и по краям радужки, наперебой претендуя на зарисовки, причем, лучше при дневном освещении и на улице, чтобы зелень моих очей перекликалась с весенней листвой. Я же сидела и недоумевала. Какая чушь! Неужели нельзя придумать ничего более оригинального, чтобы подкатить, чем называть мои серые глаза зелеными в крапинку?

– А вот и Веста, – вернул к действительности голос Хелира. – Ты очень приятная собеседница, Лика.

Это что сейчас был сарказм?

Женщина подошла к столу, за которым мы сидели.

– Добрый день, Веста, – я встала, приветствуя ее. – Я хотела извиниться за то, что пугала своим поведением.

– Принимаю, – Веста поджала губы.

– Вы единственная женщина на корабле, которая мне встретилась до сих пор. И мне не очень удобно обращаться к Вам по таким вопросам. В общем, я покинула свой корабль с пустыми руками, а нам, девочкам, требуются некоторые личные вещи. Я не знаю, как бы так спросить у капитана, – я слегка замешкалась, подбирая следующую фразу, чтобы она не прозвучала навязчиво, но Веста меня опередила.

– И ты молчала до сих пор! – всплеснула она руками и поманила за собой к выходу из кухни. – Идем, чем смогу помогу.

– До свидания, Хелир, – бросила на ходу повару. – Рада нашему знакомству.

Мы с Вестой вышли в коридор.

– Капитан наш, Алеред, человек хороший. Но думает больше о своем, а житейской мудрости ему бы еще поднабраться. Точно подзабыл, что на корабле гостья, а не беглый революционер, – причитала по пути Веста. – Вот и моя каюта, недалеко. Я же с ними с рождения нянчилась, – сообщила она, закрывая дверь. – И когда Алеред решил попутешествовать по Конфедерации, да еще и Веруса с собой прихватил, я отправилась с ними. Должен же кто-то на корабле следить за порядком. Алеред не возражал. А средний их брат Констант с отцом остался. Там надежнее, без меня обойдется.