– Что?!
– поразился Тристан, разглядывая крохотное хрупкое существо, щурящее круглые огромные глазки.
– Чихуахуа?! И тебя напугались лошади?

– Да, ваша милость, - ответил Густав, снова оборачиваясь в человека.
– Голос у меня, сами понимаете, тоже не самый грозный, скорее наоборот. Но страху я на них нагнал доброго!

– Интересное какое явление, - пробормотал инквизитор.
– Пожиратели оборотней боятся! Патрик задавил всех магов в округе и перевел оборотней. Выходит, оборотни им ни к чему, но магия их опасна для злодеев. А магически бессильные люди не могут сопротивляться… Да, интересно. Я поразмыслю на досуге над этим, - он снова по-дружески хлопнул мальчишку по плечу.
– А ты не исчезай. Ты мне понадобишься, такой храбрый.

– Да? Правда?
– Густав так и расцвел. Перебросив полотенце через плечо, он засеменил за инквизитором, как преданный пес.
– Всегда мечтал стать грозным, таким, как вы. Одного вашего появления достаточно было, чтоб все разбежались, как тараканы! Наверное, быть инквизитором здорово…

– И не мечтай даже, - холодно ответил Тристан, и Густав тотчас обиженно надулся:

– Это потому, что я чихуа?
– проговорил он обиженно.
– Был бы волком, вы б меня приняли в инквизиторы?

– Глупый, - Тристан неодобрительно покосился на него.
– Это тут причем? В инквизиторы берут не за анимагическую форму, а за желание души. В сердце твоем должно жить желание справедливости.

– Оно там живет!
– радостно воскликнул Густав, скача вслед за Тристаном по ступенькам лестницы.
– Ей-же богу, живет!

– Инквизиторский труд, - поучительно произнес Тристан, - очень опасное дело и кровавое.

– Так попробуйте меня в деле! Я не струшу!

– Не струсишь - в этом я уверен, - произнес Тристан, с удивлением качнув головой.
– Чихуахуа на Пожирателей, м-да… но одной смелости маловато.

– А еще? Что еще надо?
– не отставал Густав, и Тристан с удивлением обернулся к нему.

– Ты серьезно?
– произнес он.
– Ты правда просишься в Орден?

Густав с жаром закивал.

– Да и кто ж, как не вы, туда может принять!
– выпалил он.
– Вы же Тристан Пилигрим, Первый! Я о вас кое-что знаю.

– Никто не знает - а ты знаешь?
– удивился Тристан.

– Я читал книги, - признался Густав.
– Те, что Патрик велел сжечь на городской площади.

– Но ты их не сжег?
– уточнил Тристан.

– Нет, конечно, - ответил Густав.
– Бросил в огонь мешки с тряпками и старыми газетами. А в книгах были написаны заклятья… и кое-что об инквизиторе Тристане Пилигриме.

Тристан сжал губы, пристально заглянул в преданные мальчишечьи глаза.

– А ты действительно смелый, маленький оборотень, - произнес он.
– Хорошо, я подумаю.

***

Верный Густав все же подменил свою изнемогшую хозяйку, которая почти не спала ночь, поджидая инквизитора. Впрочем, это ему было не впервой; частенько, когда хозяин поколачивал Софи, а затем отправлялся в город, молодая женщина уходила наверх, чтобы отлежаться. Тогда Густав вертелся волчком, чтобы все успеть.

Но сегодня Софи, ускользнувшая от обязанностей хозяйки, хоть и улеглась в постель, уснуть не могла. Она ворочалась, и в голове ее вспыхивали видения, одно ярче другого.

Прикосновение к инквизитору будто бы пробудило ее дар, вдохнуло в нее новые магические силы. Стило ей закрыть глаза, как видения начинали кружиться в ее голове, тревожа и мучая ее.

То она видела площадь, темное, будто грозовое небо, и Тристана под ливнем из острейших стрел-перьев.

То чудилась ей некая тайная комнатка, неплотно запертая и золотой свет, бьющий из щели между косяком и дверью. Темное это место почему-то казалось Софи очень знакомым, даже дверная ручка - бронзовая голова льва с кольцом в зубах привычно ложилась в руку, - но как бы она не оглядывалась кругом, вспомнить, что это за дом, ей никак не удавалось.

В своем видении она толкала эту дверь, и раздавалось грозное и страшное, словно тиканье тысячи часов, биение сердец.

Они были в стеклянных баках повсюду, отнятые у хозяев, но странным образом живые. Они бились, часто и испуганно, и каждый их удар превращался в прозрачную слезу, что стекала по стенке хрустального прекрасного сосуда. Он был наполнен уже почти доверху, и там, в прозрачной, как жидкий горный хрусталь, воде, зарождалось что-то новое, что-то магическое, что-то невероятно сильное и прекрасное, такое великое, что Софи не могла ни постичь, ни рассмотреть.

Она касалась стеклянной блестящей стенки сосуда, и ее вышвыривало в другое видение, затирая темнотой комнату с сердцами.

Становилось темно и жарко, Софи беспокойно стонала и ворочалась, чувствуя, что жара навалилась на нее тяжелой плитой. Она тянулась к свету, а из света огня к ней шел Тристан.

Он был одет по-домашнему, рукава его сорочки были закатаны, как у лекаря, и весь его вид наводил на мысль, что он ухаживал за больным.

«А кто заболел?
– думала Софи.
– Неужто я?»