Шрифт:
Андрей наклонился к незнакомцу и спросил:
– Как вы думаете, Уильям, шмелям удастся вырваться из тенёт?
– Шансы равны, профессор, всё зависит от веры.
Андрей поднялся, прижал правую руку к сердцу:
– Я, Андрей Рассказов, заявляю: я виновен.
Цветастый зал выдохнул, судья сжал руки и опустил голову, охранники ухмыльнулись и застыли в предвкушении прыжка, подобно паукам, что кружили вокруг бившихся в тенётах шмелей.
Голос Андрея зазвенел, отчего пауки медленно зашевелили мохнатыми лапами.
– Я виновен в том, что посмел явить истину. Виновен в том, что осмелился возродить ценности. А также в том, что раскрыл тайны великих мастеров, о чём никто из здесь присутствующих не желает знать. Или боится? Я признаю себя виновным полностью и окончательно и прошу не винить моих учеников в том, что им указан путь. Но я верю, что они не свернут с него. И буду верить в них даже тогда, когда они сами перестанут верить в собственные силы. А теперь, благочестивый судья, можете огласить приговор.
Судья давно разжал кулаки, высоко поднял голову и не отрываясь смотрел на подсудимого. Незнакомец в чёрном перестал играть пером и сбросил ноги со стола. Помощник судьи опомнился и прокричал:
– Встать для оглашения приговора.
Разноцветное море забурлило в предвкушении. Судья охватил их цепким взглядом, чувствуя, как радостно им, как жаждут они. Что же, он готов:
– Суд признаёт обвиняемого виновным по всем тридцати трём выдвинутым обвинениям.
Пауки, словно канатоходцы, двинулись по натянутой паутине.
Судья помедлил. Вот, уже слащаво корчатся. А эти двое. Как спокойны они. Кто же он, этот в чёрном? Такое странно знакомое лицо, и это перо в левой руке, и сила.
Морская волна прокатилась по уставшему обрюзгшему телу судьи, наполняя свежестью и радостью неведомого.
«Шекспир! Это же Уильям Шекспир», – вздрогнул судья, проводив взглядом парочку шмелей, что вылетела в распахнутое окно, и вынес приговор:
– Окончательно, обжалованию не подлежит. Подсудимый виновен и свободен.
Гул цветастых шляпок, колпаков и шёлковых одеяний утонул в грохоте. Тяжёлые двери рухнули, и в зал ворвались студенты с книгами в руках.
«Революция», – довольно потёр руки судья. Наконец-то можно будет откопать сундук под старым дубом.
Мои Одра и Дек
– А я тебя Луной в Козероге.
– А я тебя Овном в зените.
– Получай Сириуса в Магеллановом облаке.
Светлоголовая задержалась с ответным ходом, но я чувствовала, как она дрожит в предвкушении:
– Что ж, Полярная звезда на Млечном Пути тебе на дорожку в жаркий летний денёчек.
Темноголовый тихо ругнулся, упомянув Плутона и Уранию:
– Везучая ты, Одра.
– Дек, тебе ли жаловаться. Ты ещё тот везунчик.
Час назад я проснулась и без всякого испуга или любопытства наблюдала за парочкой, нахально пристроившейся на моём широком подоконнике. Их фигуры напоминали человеческие, но с какими-то идеально-змеиными изгибами. Интересно, а они спят когда-нибудь? Или вечно режутся в звёздные карты? Прикольно. Я бы не отказалась от такой колоды. Вселенная в миниатюре. Вот только куда улетучились мои новые шторы?
Светлоголовая перетасовала колоду, отчего по комнате рассыпались зеленоватые микровселенные. Красота. Подняв голову, я охнула: шторы спокойненько разлеглись на потолке.
Пока эти двое не начали новую партию, надо бы прояснить ситуацию:
– Не могли бы вы объяснить, что мои новые шторы делают на потолке?
Колода карт выпорхнула из светящихся ручек-щупалец, но тут же вернулась к владелице.
– Ш-ш, Дек, ты простофиля. И давно она проснулась?
– Я простофиля? Это ты прошляпила. Ночью мы оба в ответе за её астрал.
– Я отвлеклась. И, Юпитер тебя за ногу, это ты предложил сыграть на спор, кому завтра оберегать её в походе. Решил свалить погреться на Меркурий? А вот будешь греться в горах на солнышке в рюкзаке.
– Лунный свет, твою звёздную макушку. Одра. Заткнись. Оба повинны. Сейчас впрысну ей порцию из Венериного сундучка, и утром побежит записывать, какой чудесненький сон она видела.
– Дек, не переборщи. Как тогда, во время полёта над Саянами. Ты её умыкнул полетать, а в это время было ж запланировано. План хаоса забыл прочесть? У соседки гараж загорелся, шифер взрывается пампушками в небо, вся улица сбежалась, а наша красавица спит.