Шрифт:
Миккель по привычке вглядывался и в ее лицо. Черты постоянно менялись и ускользали. Можно ли назвать Рику приятной? И да, и нет. В какой-то момент ее облик вдруг неуловимо перетекал во что-то другое. Только взгляд оставался по-прежнему настороженным, и в его глубине горело темное пламя. Оно жалило.
– Что ты там видел за пределами башни, а, солдат? – спросила Рика.
С отзвуком ее слов вспомнился расходящийся над головой небосклон. Одна половина – лиловая, другая – золотая. За дымкой облаков полыхает солнце. Вокруг пустыня с почти стершимися остатками зданий.
– Там ничего нет, – честно ответил он, слегка склоняясь к ней, чтобы его было лучше слышно в нарастающем гомоне. – Но есть ощущение… – Миккель замялся, не зная, как сформулировать. – Чувство… пространства. Ты понимаешь, что мир уходит не вглубь, а вширь.
– Видел ли ты других людей? – почти невесомо коснулся его уха следующий вопрос. – Другие башни, быть может?
– Нет, – отрывисто качнул он головой. – Земля пуста. Это данные со спутника. Люди есть только под землей и на Вавилоне. Тех, что внизу, я видел. Они бродят в туннелях под нами, вечно роют что-то… Ищут вход на Вавилон. Как правило… одиночки, сбежавшие от своих кланов, выживающие благодаря удаче.
В лице Рики появилась странная мечтательность. Миккель точно сказку ей рассказал, хоть выходила та хуже некуда. Но показалось, что сейчас они больше не со всеми, а застыли на стыке миров, говоря о чем-то, что знакомо и понятно только им.
– А нелюдей ты видел?
Это прозвучало шепотом. Миккель едва заметно опустил подбородок:
– Их не так много в моем секторе. И это… люди, – с промедлением ответил он. – Они ими были. И думают они как люди. Просто потеряли свое лицо. Некоторые нападают, потому что привыкли так выживать. Некоторые никуда не бегут и взглядом просят, чтобы мы закончили их мучения.
На них словно надвинулась невидимая тень. Галдящие Пакито с Каримом пропали. Лампы над головой стали тусклее. Взгляд Рики не выражал сострадания, но в нем застыла необъяснимая парализованность.
– Да, солдат. Много ты повидал, – кратко пробормотала она, уставившись куда-то в сторону.
– У меня есть имя.
– Миккель, знаю. – Рика поднялась и бросила со смешком, глядя на него свысока: – Я буду звать тебя солдатом. Ты словно собой становишься, когда тебя имени лишают. – С этими словами она перешагнула через скамью и пошла куда-то в сторону умывальников.
Миккель растерянно смотрел на ее удаляющуюся спину. Этот разговор проходил в двух измерениях: на железных сиденьях Центра благ и параллельно на изломе реальности, где среди скелетов зданий стояли двое, привыкшие видеть небо.
Все это время Ши-Вэй пытался сделать только одно – влиться. В работу, странноватый, полукриминальный коллектив и Центр благ. Он всегда думал о себе как о части целого. Человек-винтик, прилаженный на своем месте. Пусть эта деятельность не приносит ни гроша, но лучше здесь при деле, чем пассивное ожидание подачек от Центра занятости. Мир за пределами его поселения Куанг пока только пугал. Ши-Вэй работал за троих и доделывал то, что забросили Пакито и Карим. Ему помогали Верука и Барби. Верука оказалась совсем не высокомерной, а Барби в глубине души добродушной. Миккель тоже старался его поддерживать. Их общество внушало какую-то надежду.
Обеденный перерыв он провел слушая перепалку своих ребят и пожевывая непонятный кокон, набитый плохо проваренным рисом. На зубах скрипело, но он мужался. В какой-то момент Ши-Вэй задумался и не заметил, как остальные стали постепенно расходиться. Он торопливо оглянулся, не желая пропустить начало новой смены, но внезапно накатило. В глазах расплылись циановые круги. Правая кисть пропала, а место стыковки на локте стало нестерпимо давить на протез, наливаясь из-за заторможенной циркуляции крови. По запястью пробежали алые искры, которые ничего хорошего не сулили. От невыразимой боли Ши-Вэй закусил нижнюю губу, чтобы не завыть в голос. Отмирающая искусственная кисть заставляла вспомнить, что у него ее вообще нет. Он скорчился на сиденье, не видя людей вокруг. Они его тоже не видели. Все расходились. Столовая пустела. Прежде чем он потерял бы от боли сознание, его вдруг ухватила чья-то смуглая рука и резко усадила прямо. В рот залезли пальцы, проталкивая какой-то мелкий, скользкий предмет. Ши-Вэй не отдавал себе отчета в происходящем, но интуитивно проглотил. По спине похлопали. Губы коснулись края щербатой кружки. Ши-Вэй пил воду, чувствуя, что боль тупеет и волны спазма сходят. Как будто змея, стиснувшая изгиб локтя, вдруг уползла, дав крови двигаться дальше. Правда, рука все равно едва ощущалась. Но как же стало легко все воспринимать… Мир вокруг подернулся мерцающими бликами, и кто-то потянул его за собой, держа за здоровую ладонь. Ши-Вэй шел на ватных ногах, а в груди что-то тонко запело. Внутри него кружилась золотая юла! Он был в сердце дивной мелодии, похожей на вьющуюся спираль. Ему никогда не было так хорошо…
Брызги воды в лицо. Темнота. Просветление, ширящееся кругами. Запах туалета. Кто-то сжимает его почти омертвевший протез и резко протыкает перепутье искусственных вен чем-то жалящим. Ши-Вэй подскакивает, но рука оживает, посылая импульсы в слегка омертвевшую шею.
– Молодчинка. Раз так скачешь, рано тебе еще помирать.
Перед ним возникло нахальное лицо в обрамлении тяжелых черных локонов. Два колечка в ухе словили свет ламп, и он стрельнул в глаз. Ши-Вэй жмурится. Рука двигается. Все у него в порядке. Только во рту пустыня… Уже придя в себя, он припал ртом к крану и хлебал воду так, будто помирал от жажды несколько дней. Позади раздавалось тонкое хихиканье.
– Это норма. После «белы» всегда так.
– После… чего? – не поверил своим ушам Ши-Вэй, оторвавшись от крана и уставившись на Лаки круглыми глазами.
– «Бела», – спокойно сказал он. – Только не говори, что не слышал.
– Ты мне наркотики дал? – пораженно спросил Ши-Вэй, чувствуя помесь гнева и страха.
Лаки вытаращился на него так, будто тот первый день жил.
– Нет, я тебе витаминку в рот положил, – огрызнулся он. – Иначе бы ты скопытился от болевого шока раньше медицинской помощи.