Посмотрел на меня скептически.

— Знаешь, почему барон грамоту прятал? — Говорит с укором. — Чтобы никто ее не увидел из спорщиков. Потому что ее только графу предъявить можно, или герцогу при споре. Увидела правоту на бумаге, убери, за свое стой словами. А не бумагой. Пойдем туда вдвоем. Шоберт грамоту отберет, сил у него много. И сожжет, считай все. А архивы графа в упадке. За это знаю, нет у него документов дубликатов. И Шоберт в курсе сего.

— Как все сложно…

— Барон твой глуп, — продолжает поклеп. — Особняк сгорит и бумаги туда же. Зря в доме хранил. Я на глупость и рассчитывал, все знатные так хоронят. Умные, да горя знавшие — в земле тайник держат, в самом непримечательном месте.

— И что теперь делать? — Плакать хочется.

Гордон на меня жалостливо посмотрел.

— Не унывай баронесса. Давай твой мост чинить. Торговый путь будет, деньги польются рекой.

— Поможешь? — Вскочила радостная.

Кивнул. Серафима пришла.

Вытащила горсть каменей из мешочка, все разноцветные, размером с горошину. У обоих глаза горят.

— Мы сможем за это лошадей купить? — Уточняю.

Разбойник берет один из моей ладошки. На свет поставил, смотрит. Затем на зуб пробует.

— Табун, — смеется Гордон. — На лошадь изумруда хватит, самого мелкого.

Серафима на него посмотрела ехидно. Недолюбливает его из-за Миры. Чует материнское сердце неладное.

— Бери помощниц любых, — инструктирую. — Пару камней. Чешите в село пригородное, или что есть поблизости, где лошадей можно купить и скот?

— Полдня пути пешком до селения с рынком, там кур продавали и поросят, — говорит Серафима. — За лошадей не знаю.

— Дашь два камня зеленых за двух лошадей, у местных выкупишь, — предложил Гордон. — Все продается и покупается, можно по дворам поспрашивать. Старых не бери, по зубам смотри и копытам. И чтобы подкованы нормально…

— Да знаю я, — обрывает Серафима. — Если лошадей, то и телегу?

— И телегу, — соглашаюсь и еще пару камней даю. — Сдачу вернешь.

— Пусть на золотые и серебряные монеты часть разменяет, — подхватил Гордон. — Однако страшно посылать баб одних с таким состоянием.

— Я с тобой не пойду, разбойник, — фыркает Серафима.

— Вариантов нет, — пожимаю плечами. — Идите уверенно просто, камни в обувь спрячьте. А на обратном пути на лошадях вас уже не перехватят.

— Ну это не факт, — выдал Гордон. — Но маловероятно. Так, может я с ней?

— Нет, — настаиваю. — Во — первых, ты рыцарь, увидят деревенские, что посылаю за покупками, расслабятся. Лучше мы с тобой мост начнем колотить. Во — вторых, моюсь тебя могут узнать.

— Там могут, — согласился Гордон. — Серафима, я тебе покажу куда лучше камни спрятать. И не смотри на меня так!

Собрались на мост.

Обмолвилась я о материале. Пилу нашли, топор тоже.

Варлам себя по лбу бьет. У меняв груди холодеет.

— Только не говори, что где-то кто-то еще скопытился, дедуля, — рычу.

— Забыл старый, совсем забыл. В чаще барон покойный пилораму организовал, чтобы мост чинить. Дело давно было, но бревна там есть.

Взяли женщин крепкий. Те на «рыцаря» посматривают, глазками стреляют. А мне смешно. Гордон грудь выпятил, улыбается курочкам моим.

Дошли до пилорамы, Варлам еле плелся. Пилорамой обозвать три сваленных деревца — это уже слишком. Но плюс был в том, что валить их уже не надо. Кое — где подсохли, но выбраны были со знанием дела.

Вытащить смогли лишь общими усилиями и волоком. Хоть и тонкие, но тяжелые. Гордон предложил часть забора разобрать, я с радостью согласилась.

Поздней ночью прибыла Серафима с двумя лошадьми, на телеге, с курами, гулями, цыплятами, картошки несколько мешков на посадку, других овощей. Еще и зерна набрала умница моя.

Дело пошло в гору. Лошадей запрягли на бревна большие и приволокли оставшиеся. Мост колотили неделю еще. Одновременно шли работы по вспахиванию земли. Плуг ржавый нашелся! Вот что главное.

Люди заработали с особым рвением. Деревня ожила, закукарекала, загоготала. Еще бы захрюкала, но, к сожалению, поросят Серафима не купила.

— Гордон, ты ж писарем работал, — говорю на торжественном открытии моста. — Надо плакат нарисовать с надписью, тьфу, со значком поворота, стрелки…

— Да лучше гонца отправить по плантациям, — предложил Гордон. — Он оповестит, что мост исправен.

— Я туда девочку не пошлю, там и пауки, и белозубки всякие, — фыркнула.

— Если плакат делать, тогда надо понятный знак рисовать. А письмо, его никто не прочитает, грамотных мало.

Стали рисовать плакат. Художественные принадлежности имелись, холстов немерено. Парочку запороли. Но вышел вылитый дорожный указатель. Второй плакат Гордон посоветовал нарисовать и поместить у моста с монетой и обозначением ее достоинства, чтобы вопросов не было, сколько за проезд платить. Тариф установили три медяка. У Шоберта десять, птички шпионские с соседних деревень напели.