Шрифт:
Прилетели мы в Афганистан. Каждую ночь на колючку заступаем это – боевое охранение городка батальона. Стоим часовыми ночью с таким же штыком и автоматом в бронеке и каске, а перед нами за колючей проволокой, – дикий и опасный Афган, подходи и режь салагу. Я сразу вынимал штык-нож из ножен и ходил по древней земле, с ним тренировался, упражнялся с воображаемым врагом. Если слышал шорох, сразу пристегивал штык к автомату. Так драться нас обучили хорошо…
А теперь хвала нашим дедам и дембелям, которые нас гоняли будь здоров. Как ни странно, они умели крутить этот тяжелый нож в руке, словно зеки какие-то опытные. Не все конечно, трое четверо рядовых и почти все сержанты. Они и научили меня и наш призыв хорошо владеть ножиком и не зассать, если выпрыгнет из темноты басмач. Их в свою очередь научили разведчики, ведь мы радисты, часто с разведывательной ротой в горы ходили. Вот так и передавался этот навык в солдатской среде десантников. И никакие учебники ни хрена не помогли бы. Вот этот навык мне пригодился в Афгане почти перед самой отправкой домой.
Стоял я дежурным по роте. Уже дедушкой стал, заматерел немного. Осень, жара на улице, под пятьдесят. Днем я пошел проверять караул на колючей проволоке. Колючая проволока выходила на Теплый стан – окраину Кабула, чужая земля, почти дикая. Я комсгруппорг взвода, солдат ответственный, тем более ждал сержантские лычки. Я как пионер – повязка на рукаве – «Дежурный по роте» и между ног приятно покачивается штык-нож. Правда не тот оранжевый, а черный – экспериментальный который дали 103-ей десантной дивизии на обкатку, опробовать в быту и в бою. Нож удобный и почти легкий – кинжал, да и только. Подхожу я к колючке и прямо обомлел. Мой молодой солдат – часовой из слоновьего призыва стоит и базарит с незнакомым солдатом. Солдат этот довольно странный, метра два ростом, нестриженый, на руке часы японские. Оба сучары курят и смеются, как закадычные друзья. Мой часовой что-то ему рассказывает. Такое зло меня взяло. Ведь часовой познакомился с чужаком и базарит с ним на боевом посту! Я мигом кинжал вытаскиваю и подхожу ближе к этим голубкам. Приказываю часовому:
– Миха, взять на мушку этого урода! Выполнять, часовой! А ты долговязый лапы в горы поднял! На колени падла упал!
– Чего? – рассмеялся незнакомый парень и обернулся. Выкинул окурок, напрягся, но виду не подал.
Эмблемки у него автомобильные были на ХБ, а в глазах такой стальной блеск ненависти.
– Встал на колени, солярик! Не понял? – крикнул я.
А он улыбнулся и как ни в чем не бывало пошел прочь с поста. Тут я совсем ошалел и как гаркнул ему в спину:
– Зарежу, стоять на месте!
Понял я и почуял, что это не наш солдат, а какое-то тело диверсионное. Может и американский разведчик. Я бы его подрезал, обстановка боевая. Я обогнал его и встал перед ним, лицом к нему. Штык нож я держал под ладонью, чтобы он его не выбил.
– Ты что, солдат, ошалел, свой я, – промямлил высокий.
– Зарежу! Руки вверх и медленно пошел вперед! Теперь правее, еще, стоять и не двигаться! Убью, шкура!
Видимо я был действительно страшен. Около модуля стояли наши офицеры, конечно, сразу увидели его и меня. Быстро подошли, на всякий случай скрутили парня и повели его в кабинет офицера особого отдела батальона, который как раз в конце нашего модуля жил. Через час этого жулика увезли в уазике. Вечером, после наряда, когда вся рота качалась на спорт городке, ко мне подошел сам особист, капитан, фамилия Соловей или Соловьев и пожал мне руку. Тихо сказал:
– Товарищ солдат, будете представлены к медали. Почему все еще рядовой?
– Не могу знать, товарищ гвардии капитан!
– Я не в гвардии, спасибо… Ладно, отдыхайте…
Потом пожал мне руку и ушел. Почти сразу подошли замполит батальона и мой взводный командир. Улыбнулись и пожали мне руку. Ротный не подошел, только ухмыльнулся и исчез в каптерке старшины.
Вот такая петрушка. Конечно, я бы тогда чувака зарезал, почуял, что это враг. Слух тогда прошел, что Шурик опять отличился, шпиона среди белого дня отловил. Дембеля посмеивались, конечно. Медаль я не получил. Да медаль здесь ни причем. За такие штуки медали в Афганистане не вручали. Пожали руку командиры и этого с лихвой.
Не думаю, что в современной Российской армии солдата как надо обучают владению штык-ножом. Все экономят генералы на боевой подготовке. Кому, ножи-то сделали бестолочи?
Командир взвода – отец солдату
По своему опыту службы в ВДВ, могу с уверенностью сказать, что именно молодые офицеры – лейтенанты и старшие лейтенанты, в должности командира взвода, имеют наиважнейшее влияние на формирование психологического климата во взводе, роте и дальше батальоне.
Простая схема: боевая рота ВДВ, в роте три взвода, три лейтенанта, как правило, один из них все же старший лейтенант, более опытный. Сверху командир роты, и замполит.
С первого дня службы, молодой солдат-десантник, вступает в непосредственный контакт со своим командиром взвода. В эти дни можно сразу же сломать взвод, – 20-30 солдат, если лейтенант решит все взвалить на сержантов. Сержант – это французское слово, означающее – слуга господина. Вот здесь и начинается бардак и дедовщина. У сержантов нет педагогического опыта, поэтому вместо обучения и воспитания они начинают частенько глумиться и издеваться над молодыми солдатами. Дедовщина в головах сержантов. Плохой сержант – горе взводу, роте и всему батальону.
Во взводе три сержанта и один старший сержант – заместитель командира взвода, этот человек по сути своей второй командир взвода. К сожалению, это такой же жесткий и неподготовленный человек – «пахан», вчерашний солдат. Если в роте три «пахана», – это конец боевой подготовке всей роты. Они все сольют в унитаз, все старания и работу офицеров роты.
Вернусь к командиру взвода. Мой взводный – гвардии старший лейтенант Александр Семенов стал для меня образцом боевой и профессиональной выучки. Смелый и дисциплинированный офицер-десантник, инструктор-парашютист (более 100 прыжков с парашютом к зиме 1984 года, кроме этого – художник, бард, специалист связи и инструктор по спорту. С первых дней моей службы в учебном батальоне ВДВ в ноябре 1985 года в Каунасе, он взял под строгий контроль работу подчиненных ему сержантов взвода. В противном случае нас бы били нещадно каждую ночь. Не деды, не дембеля, а именно инструктора сержанты – вчерашние выпускники этой же учебки.