Шрифт:
— Ничего не хочу знать! — заявил Триник и, подскочив, вытянул из капсулы девушку. — Жди меня здесь! Все равно до двадцатого уровня тебе в игре делать нечего. А я пока займусь делом.
Триник залез в капсулу и активировал вход, оставляя Беатрис одну в комнате.
***
Триник сидел на большом валуне, на склоне огромной горы, и задумчиво смотрел вдаль. То, что хаосиста временно поместили в бан, и ему был доступна только небольшая локация, было не так страшно. Его тяготило то, что отсюда он не мог вести стримов, а самое главное — не мог применить метку хаоса.
Это настолько огорчало, что он не смог просидеть в этой локации больше пары часов и вышел из игры.
— Решил еще потрогать? — с лицом полным серьезности спросила его Беатрис, как только открылась крышка капсулы.
— Нет, — смущенно отозвался семьсот двадцать первый.
— Тогда почему вернулся?
— Меня забанили. Мне запрещено входить в игру, пока не будет вынесено решение на собрании директоров.
— Получается, основной вид деятельности тебе недоступен?
— Получается так, — кивнул Триник.
— Что будем делать? — спросила Беатрис.
— Не знаю, — с ноткой растерянности произнес он. — Я никогда не был... в подобной ситуации.
— Я могу что-нибудь предложить?
Триник с подозрением взглянул на девушку.
— Грудь твою я трогать не буду!
— Зря. Судя по составу твоих гормонов в поте, тебе было бы полезно. — пожала плечами Беатрис. — Можно погулять по станции или сходить в развлекательный центр.
— Биороботом вход в развлекательный центр без сопровождения...
— Но ты ведь не биоробот, — заявила девушка.
— По документам...
— Думаешь, у тебя там кто-то будет спрашивать документы?
— Нет, я... — тут до парня наконец дошло, что, несмотря на полученные рекомендации и начало процесса смены гражданского статуса, он все еще ведет себя как биоробот — бесправный винтик в системе корпорации. — Знаешь... Давай сходим!
— Сейчас?
— Сейчас!
— А если нас не пропустят?
— Плевать! Все равно проберемся!
***
Дверь лавки приоткрылась, и на ее пороге появился Семьсот двадцать первый в сопровождении красивой девушки.
— Здравствуйте! — с довольной миной произнес парень.
— Здравствуй, — настороженно ответил продавец, уже готовившийся к закрытию. — Картриджи?
— Да, — кивнул Триник. Его взгляд скользнул по небольшой голографической витрине и остановился на том виде картриджей, который он никогда не использовал. — Седьмой класс, пожалуйста. Два комплекта.
Продавец, наблюдавший за этим серым пиджаком последние несколько лет, замер в нерешительности. Это был первый раз, когда он видел его в чьей-то компании. А сейчас он еще и картриджи покупал высшего класса, которые не каждый заведующий отделом мог себе позволить.
— Х-хорошо, — смутился продавец и нырнул на склад, извлекая оттуда требуемый товар. Когда он вернулся, то был озадачен еще больше, получив новый запрос:
— И вот эти картриджи, — указал парень на витрину.
— Это алкоголь, — уточнил продавец.
— Да. Я понял. Думаю, четыре комплекта хватит.
Брови продавца поползли вверх, но он сдержался от лишних вопросов и замечаний. Вместо этого он позволил себе уточнить:
— Какие вкусовые добавки предпочитаете? Коньяк? Виски? Вермут? Ликер?
— Эм-м-м-м, — смутился парень. — Давайте разные. На ваше усмотрение.
Ничего больше не говоря, работник небольшой лавки выдал требуемый товар.
После того, как Семьсот двадцать первый сложил все в приготовленную переноску на спину, продавец осторожно произнес:
— Перемены — не всегда хорошо, Семьсот двадцать первый.
— Отсутствие перемен — еще хуже, — отозвался Триник и, кивнув на прощанье, покинул заведение.
— Не к добру она с ним, — произнес работник лавки, проводив девушку взглядом на филейную часть. — Точно не к добру.
***
— Тебе понравился фильм?
Триник шел уверенным шагом к отделу по продаже техники. Картриджи он купил лучшие, что были на станции, но к своему стыду, он так и не обзавелся техникой, способной нормально использовать подобные ингредиенты. Да, взаимозаменяемость была, но делать овсянку из картриджа седьмого класса — довольно оригинальный способ спустить в канализацию деньги.
— Не очень. Наверное это был какой-то юмор, но я его не поняла.
— Это была любовная комедия, — с усмешкой заметил он.