Это все, что мне известно наверняка. Я не потерплю, чтобы смерть моего деда осталась безнаказанной. Но развязывать войну сейчас не вариант. Из-за армян, стекающихся на восток за своим куском пирога, все стоят на ушах, вооруженные до зубов.

Дверь в мой офис распахивается и входит Ронан. Он удивленно приподнимает бровь, когда замечает пулю на моем столе, а я хватаю ее и кладу в карман.

— Все нормально, парень? — спрашиваю я.

Он кидает папку на стол с хмурым видом.

— Детектив Джеймс передает тебе привет.

Желание открыть папку непреодолимо. Душу его на корню. Ронан нависает надо мной, как чертов тюремный охранник, а мне надо побыть наедине, чтобы разобраться с этим.

— Какого черта ты делаешь, Кроу?

Тянусь за стаканом ирландского виски, потягиваю его, смотря на него поверх кромки стакана. У него благие намерения. Они всегда такие. Если и есть парень, которому я доверяю в этом мире без тени сомнения, так это Ронан Фитцпатрик. Он последовал за мной в банду в свои шестнадцать по собственному желанию, заслужив себе путь в Синдикат. Он сражался за меня, убивал и делал все, о чем я его просил. Мы почти как братья, причем настолько близки, насколько могут быть два некровных друг другу человека.

Только по этой причине я отвечаю на его вопрос.

— Я беру ее на работу.

— Я не доверяю ей, — говорит Ронан.

— Тебе и не нужно.

Он мычит что-то неодобрительно, в то же время как раздается еще один стук в дверь. Мой кабинет — чертово подобие универмага, ей богу.

— Войдите, — кричу я.

Мэнди просовывает голову в дверной проем и улыбается.

— Не помешаю?

— Да, помешаешь. — Ронан едва может сдерживать свою неприязнь к этой женщине.

— Нет. — Усмехаюсь ему в ответ. — Что тебе нужно, Мэнди?

Ронан выходит из комнаты, а вместе с ним уходит и нахлынувшее чувство вины. Мне не нравится скрывать от него что-либо, но это для его же собственной защиты. Чем меньше он знает об этом, тем лучше. Когда я вновь обращаю внимание на Мэнди, облегчение как рукой снимает.

— Итак, в чем проблема на сей раз? — кидаю ей раздраженно.

Она вздрагивает от холодности моего голоса, а потом надувает губы.

— Почему у Саши больше номеров, чем у меня? Она отрабатывает по расписанию…

— Тебе лучше знать, чем парить меня этим дерьмом, — отрезаю я.

Ни капли не смущаясь, она обходит вокруг моего стола, вальяжно рассаживаясь на нем, выгибает спину, пытаясь привлечь мое внимание к своим сиськам. Возможно, это сработало бы со мной раньше, но я больше никогда к ней не притронусь.

— Ты выглядишь напряженным. — Она льет елейным голоском, уверен, чтобы меня соблазнить. — Я могу это исправить, Лаклэн.

— Ах, я бы не был так в этом уверен, — замечаю я. — Кроме того, разве нет желающих перепихнуться с тобой этим вечером?

Она перекидывает волосы через плечо и растягивает губы в тонкую линию.

— Им всем далеко до тебя.

— Серьезно? — Ухмыляюсь я, подхватывая затеянную ею игру.

Она кивает и застенчиво улыбается. Я тоже когда-то думал, что эти улыбки настоящие.

— Верно, Лаклэн. Ты знаешь, что это правда.

— Тебе виднее. — Приканчиваю виски одним махом и кручу бокал у себя между пальцами. — Ты ведь объездила всех моих парней.

Ее карие глаза холодеют, а я отворачиваюсь. Надо было уволить ее давным-давно. Но так как Шону она по душе, я держу ее рядом. Горькое напоминание о том, что происходит, когда ты доверяешь женщине. Если бы мне пришлось отправить ее паковать свои вещички прямо сейчас, то это создало бы ему массу ненужных отвлекающих факторов. Отвлекающих факторов, типа Маккензи. Стакан в моем кулаке начинает трескаться, когда я понимаю, что сжимаю тот слишком сильно.

— Ты ведешь себя так, будто не можешь даже смотреть на меня, — говорит Мэнди.

Слезы в ее глазах такие же искусственные, как и все остальное в ней. Верность — это единственная истина в этой жизни, и если твоя женщина не верна тебе, ей нет места в твоей постели.

— До тебя только сейчас это дошло? — спрашиваю ее прямо.

Она протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, но я резко отвожу ту в сторону.

— Убирайся к чертям собачьим из моего кабинета и иди-ка поработай.

Она рычит что-то себе под нос, но делает, как я говорю. Когда за ней закрывается дверь, я наливаю еще виски.

Мать ее!

Нахуй всех баб. Кажется, никогда не смогу им доверять. Даже бабам из нашей банды. Мысль о женитьбе на девушке, которую я не знаю, крепко засела в моей башке. Мне совсем не нравится эта идея. Я видел дочерей Виктора может быть, раз или два. Но я не могу вспомнить их лица. И независимо от того, какую я выберу, она гарантированно возненавидит меня.

Я тру лицо руками, а мои глаза возвращаются к папке у меня на столе. В моей груди появляется незнакомое ощущение, когда я думаю о том, что же там внутри. Это может быть тревога, паранойя, подозрение… или все сразу. Но вместе с тем это нечто совершенно иное.