"Чего??? Долбаная юхня!" – про себя заголосил Олег.

Сивер, тем временем, продолжал говорить:

– Страны, в которой вы жили, больше нет, как, впрочем, и остальных мировых держав тоже не существует. Навсегда исчезли и разные нации. Теперь на планете живёт только один единый счастливый народ – земляне. Устройство нашего общего государства философы и мыслители восемнадцатого-двадцатого века назвали бы утопией. Думаю, для тебя будет более близким определение нашего общества, как коммунистического. Да, ты в мировой республики, утопии. Двести лет назад, после очередной мировой войны, мир объединился и с тех пор войны канули в Лету, преступность сошла на нет.

Мы живём не отягощённые стремлением личного обогащения. Деньги отменили, частной собственности нет. Производство промышленных товаров, продовольствия полностью автоматизировано. Уровень производительности достиг такого уровня, что наступила эра изобилия. При желании каждый человек на земле мог бы жить во дворце. Стремление личности к богатству заменило желание творчества, реализуемое в максимально подходящих каждому человеку профессиях. Все заняты только своим любимым делом, к которому они генетически предрасположены и с самого детства подготовлены и обучены. Мы далеко ушли от прежнего неустроенного злобного мира, так называемой, свободной конкуренции.

Олег заметил одну вещь – все пришедшие к нему члены делегации, либо доброжелательно улыбались, либо имели весьма располагающее к себе добренькое выражение лица. – "Какие они улыбчивые. Надо соответствовать своему окружению и тоже стараться чаще показывать им свои зубы". – Сразу, в ответ на свои мысли, он заулыбался так, как будто всё рассказанное сейчас ему безумно понравилось, и спросил:

– А могу я увидеть этот прекрасный совершенный мир, мой будущий дом?

– Конечно, для тебя Олег и твоего товарища будет организованна ознакомительная экскурсия. Мы сейчас уйдём, а ты можешь пройти к своему другу Павлу. В заключение скажу: вы продолжите своё обучение, так неожиданно прерванное вакуумной бомбардировкой. Для скорейшей адаптации к изменившимся условиям существования вы, после полного вашего выздоровления, направляетесь в одно из наших современных учебных заведений. Уверен, его студенты окажут должное понимание ситуации, в которой вы оказались.

– Ну да. Будут нас рассматривать как редкие, вдруг ожившие экспонаты палеонтологического музея, – не сумел сдержать своих мыслей Олег и высказал их вслух.

– Что ты… Такую ситуацию нам и в кошмарном сне представить трудно. Они будут вам помогать бескорыстно, со всей полагающейся в вашем случае ответственностью. Друзья будут искренне рады вам и вашему соединению с нашим обществом.

После принятых в культурном обществе людей церемоний прощания гости ушли. Олег, одевшись в принесённые ему ещё вчера вещи – невесомые просторные брюки и золотую рубашку на неразличимых для невооружённого взгляда липучках, пошёл к выходу. В этот раз дверь перед ним распахнулась сама, и он вышел наружу из опротивевшей ему белой палаты одиночной камеры на свободу. Олега встретил светлый коридор со стенами, как на экране, показывающими сквозь себя недалеко расположенный от клиники берёзовый лес. Больше всего его поразил пол, за прозрачной поверхностью которого плескалась вода лазоревого цвета. Подняв глаза, он увидел над головой плывущие облака в высоком небе глубокого синего цвета, что тоже оказывало сильное впечатление на непривыкшего к таким чудесам наблюдателя. Олег сделал всего несколько шагов и немного дезориентированным вошёл в соседнюю палату. Там, спиной к нему, смотря в окно, на койке сидел, ссутулившись, его лучший друг, подонок – Муха.

– Эй, братуха! – заорал Олег, расставив клешни рук в стороны.

Павел, получивший с незапамятных школьных времён кличку Муха, повернулся на крик, радостно йокнул и побежал навстречу. Друзья крепко обнялись, утопая в нежных чувствах, обусловленных навалившихся на них одиночеством. Они стали похлопывать друг друга по спине, словно желая убедиться в реальности происходящего.

– Муха, ты чего такой кислый? – с некоторой досадой спросил Олег.

– Чего уж лучше. Конец нам пришёл. А? Всё чужое вокруг. Не нужны мы здесь никому. – шмыгнув носом, промямлил Муха.

– Как будто там мы кому-то нужны были. Перед нами открываются замечательные перспективы.

– Какие?

– Пойдём на улицу, погуляем: я думаю, нам теперь можно, заодно и поговорим.

– Давай, а то засиделся, кости ломит, – заметно оживившись, согласился Муха.

Вокруг трёх корпусов больницы (если это вообще была больница) рос прекрасный фруктовый сад, словно забором обнесённый величавыми серебряными пирамидальными тополями. Каких здесь только деревьев не было – и обычные груши, яблони, вишни и экзотические кокосовые, и банановые пальмы и такие, каких и названий-то друзья не знали. Выделялись среди всех растений – кустарник, плодоносящий сизыми шарами размером с арбуз и дерево, толщиной со столетний дуб, с вытянутой вверх редиской голым сиреневым стволом, с широкими зазубренными по краям листами и колючими оранжевыми плодами. И всё это великолепие благоухало, плодоносило и цвело. По виду этого сада время года приятелям определить было трудно, но, судя по всему, здесь всё же царила поздняя весна, а успевшие обзавестись плодами растения принадлежали к роду искусственно выведенных гибридов.

Погуляв с час-другой, парни вернулись к себе в палаты. Муха, прослушав целую лекцию, прочитанную им Олегом, наслушавшись щебетания птиц, накушавшись кислорода, вернулся в приподнятом состоянии духа. От его утренней депрессии не осталось и следа.

На следующий день за ними зашёл Сивер и отвёл их вниз к выходу с территории госпиталя, где их уже ожидал экскурсионный корабль. Он выглядел как блюдце, накрытое прозрачным колпаком. Мест под сферой хватило бы и на роту солдат, но сегодня корабль оказался в полном их единоличном распоряжении. По пути Сивер рассказал им, где и в каком учебном заведении придётся проходить дальнейшее обучение и ознакомление с современным миром. Плюс, он объяснил систему обучения. Как таковых школ, училищ, институтов, а также детских садов и яслей больше не существовало. Их заменили учебные заведения семнадцати ступеней, совмещавшие в себе все качества вышеперечисленных учреждений.

У ребёнка в самом раннем возрасте определяли его предрасположенности к тем, или иным наукам, его стремления, способности и ещё кучу важных показателей, суммировав которые, деточку помещали в так называемый универсалиум, или, как его ещё коротко называл студенты, – унивёрсум. Обучение начиналось в пять лет. Выходил ученик из него высококлассным специалистом своего дела. Отличительной чертой таких выпускников почти всегда становился творческий подход к делу.

Уровню знаний и умений двух пришельцев из тёмного прошлого человечества соответствовал пятый уровень неспециализированного общего универсалиума. Помещать их на пятый уровень к десятилетним детям было бы глупо, поэтому для них разработали индивидуальную программу, предусматривающую занятия только с преподавателями (наставниками, как здесь их называли). Остальные предметы, не требующие специфического уровня знаний и навыков, некоторые лекции, приятели будут посещать совместно с группой одиннадцатого уровня (с шестнадцатилетними парнями и девушками). На более высоких уровнях им делать было точно пока нечего – сидели бы, и ушами хлопали, ничего не понимая. Слишком разительным оказался разрыв в их знаниях по сравнению со сверстниками. На одиннадцатый уровень их зачисляли и то условно, чтобы хоть как-то соблюсти возрастное соответствие гормонального фона и физического развития. А сейчас их ждало увлекательное путешествие по изменённой годами мира и благоденствия планете – новой счастливой реальности.