– Боже мой… – простонала она, – не может быть… Снова смерть! Да, я вижу смерть!

– Она что, опять гадает? – пробормотала Натали. – Неужели англичанка не понимает, как это действует на остальных?

– Чертова истеричка! – злобно выпалил Шарль де Вермон. Щеки его стали багровыми. – Поскорее бы доктор вышвырнул ее отсюда!

Со всех сторон на Эдит обрушились негодующие возгласы. Дрожащими руками она кое-как собрала карты, но уронила половину колоды на пол и, в отчаянии бросив остальные на стол, выбежала за дверь. Мэтью Уилмингтон в смятении поглядел ей вслед.

– Катрин, – нерешительно пробормотал он, – а может быть… может быть, нам отложить помолвку? Сначала мадам Карнавале, теперь еще это… Мне не хочется, чтобы у нас были… были такие мрачные воспоминания.

– Мэтью, – мягко проговорила Катрин, касаясь его рукава, – если вы захотите отказаться от своего намерения, я пойму, уверяю вас.

– Нет, нет! – вскинулся он. – Что вы! Я люблю вас, я хочу жениться на вас… Мои намерения не изменились! Просто… просто все, что происходит вокруг…

«Сейчас или никогда», – подумал поэт и, собравшись с духом, подошел к Уилмингтону.

– Мистер Уилмингтон…

Англичанин поднял глаза, и его щеки слегка побледнели. Но Алексей продолжал – торопливо, словно опасался, что его перебьют:

– Я хотел бы попросить у вас извинения за мое поведение за столом. Я знаю, что повел себя неподобающим образом, и обещаю, что такого больше не повторится. Мне очень стыдно, что из-за моей выходки вы и мадемуазель Левассер были столь огорчены. И я от всей души поздравляю вас с помолвкой. Желаю вам счастья!

– Нет, сэр, право же… – вяло запротестовал англичанин. – Я не знаю, что заставило вас подумать, будто ваши слова могли меня огорчить…

Но Алексей повторил, что он раскаивается, сожалеет, а кроме того, завидует мистеру Уилмингтону, у которого такая замечательная невеста. И он просит мадемуазель Левассер принять его самые сердечные поздравления.

Искренность поэта сделала свое дело: Уилмингтон растаял и даже пожал ему руку. Да и Катрин, судя по ее сияющему лицу, была рада, что инцидент оказался исчерпан. Следом за поэтом поздравлять жениха и невесту потянулись и остальные пациенты, и до ужина уже никто не вспоминал о мадам Карнавале и ее странной гибели.

Вечером поэт померил температуру, принял лекарство, но спать ему не хотелось. Он устроился у окна, глядя то на луну, то на чистый лист бумаги перед ним. Стихи, новые, еще не родившиеся, блуждали где-то рядом в окружающем пространстве, складываясь из всего, что он видел и прочувствовал за день, – из умиротворяющей луны, прибоя, с размаху бьющегося о скалы, крови на его платке с утра и даже чистого листа, лежащего перед ним. Лист мало-помалу покрывался неровными строчками, и после всех поправок и изменений получилось следующее стихотворение:

Перечитав текст и внеся последние мелкие изменения – например, вписав «горького» вместо «мрачного» в последней строке, – Нередин написал сверху дату, поставил заглавие – «Чистый лист» – и тут вспомнил о похитителе чужих бумаг, который успел наведаться и к нему. Но одно дело были незначительные наброски, а другое – готовое стихотворение. Поэтому он переписал стихи набело два раза и вышел из комнаты.

В дальнем крыле было тихо, большинство пациентов уже спали. Нередин хотел постучаться к баронессе, но решил, что не стоит ее беспокоить из-за таких пустяков, как стихи, и просто просунул листок под дверь.

Затем он направился к Натали на первый этаж. Под ее дверью была видна полоска света, и он смело постучал. Дверь тотчас же распахнулась.

– Добрый вечер, Наталья Сергеевна, – сказал поэт серьезно. – Я написал новые стихи, и раз уж вы были так добры, что попросили показать их вам, я и принес.

Натали порозовела от смущения и счастья, когда он вручил ей листок со стихами. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но Нередин сделал таинственное лицо, зачем-то прижал палец к губам (хотя ему было решительно все равно, слышат их или нет) и, коротко поклонившись, отправился обратно к себе. Ему было и смешно, и немного стыдно. Он понял, что все-таки почему-то подозревает именно Натали в похищении его черновиков, и хотел таким оригинальным способом себя обезопасить.