На лицо Натали набежало облачко.

– Вы уже уходите? – робко спросила она.

Алексей хотел ответить: «Мне надо работать», что было правдой, но по опыту он знал, что ни один человек на свете, кроме поэтов, не считает написание стихов работой, и оттого промолчал. Натали покосилась на окно.

– Странно, – проговорила она, ни к кому конкретно не обращаясь, – вот уже второй раз я его вижу.

– Кого? – быстро спросил Нередин.

– Молодого человека с военной выправкой, – пояснила Натали. – Иногда он появляется на берегу и смотрит на наш дом.

Нередин посмотрел в окно и в самом деле увидел на берегу высокого блондина, которого прежде не видел. «Еще одна тайна, – подумал он. – Интересно, а баронессе Корф о странном визитере известно?»

Он пожелал Натали поскорее выздороветь и вышел из комнаты.

«А что, если… что, если этот человек имеет какое-то отношение к гибели мадам Карнавале? Ведь не зря же он ходит там по берегу один…»

Поэт вышел из дома, но в саду натолкнулся на доктора Севенна, который спросил у него, принимал ли он сегодня лекарства и мерил ли температуру. Когда, избавившись от общества молодого педанта, Алексей наконец оказался на берегу, там уже никого не было.

«Надо будет сказать об этом баронессе. Все-таки что-то непонятное творится в этом доме. И чем дальше, тем хуже все становится», – решил он и отправился на поиски Амалии. И нашел ее в гостиной на первом этаже, где висел портрет Наполеона и стояла небольшая женская статуя с печальным лицом. Войдя в гостиную, Нередин застыл на пороге, да так и остался там.

На диване сидел Шарль де Вермон – и плакал, закрыв лицо руками, а рядом с ним сидела баронесса и гладила офицера по голове, стараясь успокоить. На одноногом столике возле дивана лежал листок, в котором поэт признал ту самую телеграмму, которую Амалия захватила на почте.

– Что случилось? – спросил Нередин обеспокоенно. – Кто-то умер?

Баронесса Корф подняла голову.

– Да, его дядюшка Грегуар. Очень обеспеченный был господин.

И больше она не добавила ни слова.

– Старая сволочь… – наконец проговорил Шарль. – Оставил мне половину состояния! Зачем? Все равно я скоро последую за ним… – Шевалье вытер слезы и покачал головой: – Что мешало ему умереть лет пять назад? Тогда бы я не поехал в Африку и, может быть, не заболел бы. А теперь все кончено, понимаете, кончено! Боже мой, какая насмешка судьбы!

Молодой человек тяжело, хрипло закашлялся, и Алексей отвел глаза.

– Я только что видел Севенна, – сообщил он. – Он уже приехал от префекта. Тот говорит, что ничем не может помочь – дело доктора Гийоме не в его компетенции. И еще, сударыня… Натали видела какого-то человека, который бродит возле дома.

Амалия нахмурилась и уточнила:

– Высокий блондин с военной выправкой?

– Да. Я сам видел его с четверть часа тому назад, но он исчез.

«Наверняка кто-то из людей Селени, – подумала Амалия. – Они следят за домом… и не оставят меня в покое».

– Наверное, кто-то просто гулял, – сказала она вслух. – Не обращайте внимания, Алексей Иванович.

«Нет, я не ошибался, она что-то скрывает, совершенно точно скрывает… И вряд ли то, что она скрывает, может быть чем-то хорошим. А впрочем, не все ли равно? – сказал себе Нередин. – Все это с сегодняшнего дня меня не касается. Довольно тайн, довольно секретов!»

Поэт сухо поклонился Амалии и офицеру, который не поднимал глаз, и вышел.

Едва он оказался за дверью, Шарль раскашлялся еще сильнее. Амалия встала с места и налила в стакан воды из графина, стоявшего на столе.

– Вот… Выпейте, и вам будет легче.

Офицер дотронулся до ее пальцев, державших стакан, и сжал их. Повисла томительная пауза.

– Какой я мерзавец! – проговорил Шарль с неожиданным ожесточением.

– Полно, шевалье, – возразила Амалия. – Выпейте.

Но он упрямо потряс головой:

– Вы заботитесь обо мне лучше любой сиделки, вы так добры ко мне, вы… А я свинья. Никогда себе этого не прощу.

– Чего не простите, Шарль?

Офицер виновато поглядел на нее, полез в карман и вытащил из него несколько смятых листков. Ничего не понимая, Амалия поставила стакан на стол, развернула листки – и увидела строку «Стихия плачет и тоскует…» и еще несколько, густо зачеркнутых.

– Вот, – устало проговорил Шарль. – Я их украл… у вашего друга поэта.

– Почему? – Амалия смотрела на него во все глаза.

– Вы спрашиваете меня почему? – Шевалье пожал плечами. – Потому что я свинья – вот почему. Помните, я рассказывал вам про Ла Палисса, с которым когда-то учился вместе? Он меня и уговорил. Я лечился у дрянного доктора в Шантийи, и мой бывший однокашник обещал устроить мне поездку в лучший санаторий, если я соглашусь им помочь.

Амалия начала понимать.