Шрифт:
– Да нет! Они по-русски лучше меня базарят, – возразили снизу. – Меня взяли в качестве гида. Я ведь родом отсюда.
– А скотник зачем с вами был?
– Это мой троюродный дядька.
– Это он вам рассказал про медальон?
– Он.
– А где теперь твои иностранцы?
– Откуда я знаю? Меня ведь в лесу по голове дубиной огрели. А когда я очнулся, рядом только дядька мой покойный лежал. А больше никого не было. Истинный крест!
– Ладно, – Суворин склонился над ямой и осветил ее фонарем. – Я не буду бросать на тебя камень. На хрен мне об тебя мараться. Живи.
– Я так и знал, что ты не поможешь мне! – раздался истеричный визг снизу.
– Черт! – воскликнул в ответ Суворин. – Я становлюсь предсказуемым!
– Однажды и ты сдохнешь в такой же слизи, – застонал «Де Витто».
– Иногда приходится осознавать то, чего осознавать не хочется, – пробормотал Панкрат, решительно направляясь прочь.
Снова подул холодный ветер. Суворин поднял голову и увидел впереди завесу дождя. Луна исчезла. Небо над строительной площадкой было в черных тучах, между которыми мерцали яркие, холодные звезды.
Панкрат сжал губы. Ему казалось, что он стоит здесь вечно. Под этим вечным небом и вечными звездами. Где-то далеко завыла милицейская сирена.
Суворин опустил голову и несколько минут сосредоточенно смотрел себе на ноги. Потом поднял лицо к небу и закричал:
– Я живу как-то не так? Сколько еще уравнений я должен решить, чтобы что-нибудь понять?!
Ночь снова разорвал крик из ямы.
Губы Панкрата чуть дрогнули. И если бы кто-то наблюдал за ним в этот момент, то ничего бы не заметил. Он тихо смеялся. Это был внутренний смех, сотрясающий все его сознание.
– А я ведь твою машину проветрил! – пробормотал он. – Аж до Москвы.
Его как будто услышали. В ответ раздался тихий жалобный скулеж.
– У меня такое чувство, что его что-то беспокоит, – Панкрат наконец тяжело рассмеялся и поспешил к «Boy Racer».
Через тридцать минут он выехал на шоссе, которое пятнистой лентой тянулось вперед, четко выделяя тень мотоциклиста на бетоне. Сквозь тучи пробивалась луна. На какое-то время к Суворину присоединились еще два мотоциклиста. Но он не заметил их и не ответил на их сигналы, когда они, набрав скорость, обогнали его. Несмотря на ночную прохладу, он был весь в поту. Убрав одну руку с руля, он расстегнул куртку и провел пальцами по осунувшимся, обросшим щетиной щекам. Стало немного легче. Стараясь ни о чем не думать, он просто смотрел на дорогу, окруженную соснами, и вспоминал, как в детстве рисовал акварелью. Почти каждый день. Рисовал дождь, солнце, улицы. Но однажды проснулся и понял, что все ушло, и так и не сумел объяснить себе: почему.
Дорога пошла под уклон, и Панкрат увидел белое облако внизу. Это была стена приближающегося ливня. Но пока капли над ним падали медленно и не особенно беспокоили его. И вот он въехал в полосу дождя. Струйки воды безжалостно потекли по шее, затекая за воротник куртки.
На повороте «Boy Racer» занесло, но Панкрат справился с управлением. Затем, сбавив скорость, убрал одну руку с руля, чтобы застегнуть молнию на куртке. Больше уже ни о чем не думая, он помчался в ливень.
Глава 4
Обед проходил в торжественной, почти чопорной обстановке. Гости были одеты так, как если бы их обслуживала школа ручной одежды Paco Rabbana. Пили «Grange Hermitage» тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года. С аппетитом ели форель с тыквенным шатни, копченые стерляжьи спинки с грушами. И клубнику фламбе – на десерт.
Разговаривали на немецком и французском. В основном о московских нравах и традициях, бескультурье и неспособности местных использовать доставшееся им архитектурное наследство.
Обед проходил в только что отреставрированном «Дягилеве». Русских среди присутствующих не было. Суворин, сидевший за ажурной ширмой в конце зала, имел не только возможность воочию убедиться, что там присутствуют нужные ему люди, но и приблизительно догадывался, о чем шла речь.
Немец Отто Шнейдер и француз Жан Рувье были там собственными персонами. Только костюмчики поменяли. Впрочем, Суворин тоже переоделся. И хотя прошел фэйс-контроль, выглядел намного проще. Официант молча принес ему бутылку минеральной воды, салат из свежих овощей и холодную телятину и с улыбкой, которую он «надевал» для людей не оправдавших его надежд, удалился.
Надо сказать, что «неоправдавшиеся надежды» в «Дягилеве», типа тех, которые сейчас с аппетитом поглощал Суворин, стоили около десяти тысяч. И это было все, на что Панкрат сейчас финансово был способен. Во всем остальном ему повезло больше.
Слежка, которую он несколько дней вел за Шнейдером и Рувье, наконец себя оправдала. И сейчас вместе с едой Суворин получал очередную порцию нужной ему информации.
На правоохранительные органы Суворин больше не надеялся. Иностранцы выкрутились. Объяснили, что приезжали осматривать земли и что машину у них угнали, заявив на очной ставке, что Суворина никогда в глаза не видели. И вид у них при этом был такой добродушный и растерянный, что Суворин сам чуть не поверил в их «железное» алиби.