– О, ничего особенного. Просто сплетничаем. Как ты, папа? – пропела Поппи, вскакивая на ноги и разглаживая пижаму. – Ты, наверное, голоден. Может, мне поставить тебе в микроволновку остатки лазаньи?

Я старалась не смотреть на нее слишком растерянно. Меня интересовало, каково это – отрезать свои чувства ножницами, как сломанную марионетку. Пытаясь быть такой сильной, она ослабила себя. Невыносимо было видеть, как ей больно.

– Было бы здорово, Поппи. Спасибо. Ленни, можно тебя на пару слов? – Он протянул свою огромную, потрескавшуюся ладонь в мою сторону.

Я приняла ее и молча встала.

Это было не похоже на папу – начинать серьезный разговор. Неужели Вон ему что-то сказал? Он что, настучал на меня? Сказал ему, что я встречалась с парнями? Не то чтобы папе было бы не все равно. Во всяком случае, он бы это поощрял.

Что, черт возьми, это было?

– В студии. – Папа потянул меня за руку, ведя на чердак, где у него была небольшая студия – в дополнение к той, что находилась на нашем заднем дворе, где он хранил некоторые из своих незаконченных работ. На чердаке было более уютно.

Я последовала за ним, ломая голову над тем, что должно было произойти. Мы с отцом всегда болтали во время ужинов и когда смотрели телевизор. Мы говорили о погоде, школе, плотном графике Поппи и его работе. Единственное, о чем мы не говорили, – это обо мне.

Даже когда я отдала ему свою последнюю работу для стажировки в прошлом месяце – череп размером с человека, сделанный исключительно из старинных жестяных банок, – я быстро перевела разговор на что-то другое, стараясь не уловить разочарования или скуки, которые он мог испытывать по отношению к моему искусству.

Я ожидала результатов по этому поводу со дня на день, но в форме официального письма. Я знала, что лучше не ждать, что мой отец нарушит правила и сообщит мне эту новость лично.

Мы поднялись по узкой винтовой лестнице на чердак. Белый деревянный пол заскрипел под нашим весом, когда мы вошли на чердак в форме крыши. Аромат обтесанного камня, холод мраморных и гранитных гигантов и облака пыли не могли скрыть уникальный запах Вона Спенсера, который сразу же заполз мне в ноздри – восхитительный, грозный и полный опасности. Я старалась не обращать на это внимания и на появившуюся дрожь.

Он был здесь сегодня вечером. Я слышала их голоса, доносившиеся сквозь открытое окно на чердаке всего десять минут назад.

«Поосторожнее с зубилом, парень. Не испорти ничего. Это слишком ценно для нас обоих».

«Положи дрель. Медленные удары. Люби этот камень, как человека».

«Давай на этом закончим. Ты сражался с этим куском всю ночь. Ты пока не подстроился под него. Ты как будто на войне».

Вон боролся с камнем, и я не верила, что он представит какой-либо другой проект для стажировки. Это вселило в меня надежду. Может, у меня действительно был шанс. По крайней мере, я вовремя сдала свой материал.

– Сядь, – попросил папа с усталым стоном, указывая на огромный нетронутый камень в углу комнаты.

Я смахнула «Анатомию человека для художников» Элиота Голдфингера с камня и сделала, как мне было сказано, скрестив ноги в лодыжках. Я проигнорировала огромный горизонтальный кусок, накрытый большой белой простыней, стоявший в углу студии. Я знала, насколько близки отношения художника с его работой. Это было все равно что вынашивать ребенка, зная, что малыш внутри тебя растет с каждым днем – больше клеток, длиннее конечности, более четкие черты лица.

Я также знала, что это работа Вона и я не должна была ее видеть.

– Ты получишь письмо от правления, но я подумал, что это требует более личного разговора. Позволь мне начать с того, что твоя сборка была феноменальной. То, как ты работаешь с жестью, маленькие колесики для глаз, детали – все это было фантастически выполнено. Это вызвало много эмоций у всех нас троих. Твой дядя Гарри назвал тебя гением, и Альма сказала, что твоя работа, безусловно, ее любимая. Я никогда так не гордился тем, что называю тебя своей дочерью.

У меня перехватило дыхание, и я попыталась сдержать улыбку. Это случилось. Я получила стажировку. Я уже решила, что хочу показать в Тейт Модерн. Я все спланировала. Сначала мне следовало сделать набросок, но образ уже был. Он появился в моем сне в ту ночь, когда я укусила Вона.

– Спасибо. Я…

– Ленни, ты же знаешь, что я люблю тебя, не так ли? – протянул папа, внезапно уронив голову на свои огромные раскрытые ладони.

О-о.

– Да. Конечно, – я запнулась.