Сестра Хенрика

Siostra Henryka

Пер. Д. Вирен

Час назад я приехала в город, большой, богатый и совершенно мне чужой, четыре часа назад положила телефонную трубку в маленьком мотеле высоко в горах, в заштатной местности с заштатным ледником, обычно покрытым туманами, которые чересчур охотно сгущаются над деревней, в глубокой и узкой котловине. Две недели я аккуратно обходила стороной черный аппарат с рычагом, стоящий на буфете в компании бутылок сидра, но сегодня, накануне возвращения — а это путь через множество границ, — дала слабину: пальцы дрожали, застревая в отверстиях диска, голос дрожал, когда я произносила фамилию. Мы обе носим одну и ту же.

Почему я не сказала: приезжайте в С., три часа на поезде, здесь только один мотель, да и тот пустует, владельца зовут Мишель, из окон столовой виден заштатный ледник, укрытый туманами или тучей, печальная деревня в зажиточной стране, не слишком популярная, туристические автобусы останавливаются лишь на минуту, путешественники бросают взгляд на едва различимую горную вершину, опрокидывают по стаканчику сидра и едут дальше, в другие, яркие, веселые городки, ведь здесь таковых не счесть. Меня тоже привез автобус, день был дождливый, на ледник никакого намека, — я осталась. Мишель заботился обо мне, я была его единственным постояльцем, плохо спала, мне не давал покоя факт вашего присутствия в городе в трех часах езды отсюда на поезде, подозреваю, что только поэтому я выбрала эту страну, о нет, нет, не из-за вас, из-за Хенрика.

Приезжайте сюда, так надо было сказать, сядем на лавку под окном, за большой, несуразный крестьянский стол — ну конечно, конечно же, ассоциации: последние недели нашей совместной жизни прошли в деревне.

— Нет, лучше в городе, в кафе…

Мишель внимательно посмотрел на меня — неужели я закричала?

— Только в каком-нибудь маленьком, на отшибе.

— Что значит «на отшибе»? — спросила она.

— Чтобы было тихо и мало народу.

— Ладно, в кафе «Бель» на берегу озера, в это время года там пусто, только как я вас узнаю?

Смех застрял у меня в горле, но я сдержалась, чтобы не сказать: вы же были близнецами.

— У меня в руках будут фиалки, — ответила я и поспешно добавила: — Значит, в восемь. — Положила трубку, но не отошла от телефона, размышляя: может, перезвонить и все отменить?

— Cа va bien, Madame?[100] — спросил Мишель. Он не понял из разговора ни слова, но почувствовал: что-то не так… Да и к чему все это? Спустя столько лет…

Я села у окна, детская экскурсия (все в капюшонах) шла на вокзал, моросило. Попросила стакан горячего молока. Cа va mieux?[101] В этой части страны говорят по-французски, надо было встретиться с сестрой Хенрика здесь, язык тоже играет в нашей встрече определенную роль. Sie w"unschen bitte?[102] — спросит официант в «Бель». Sie w"unschen? H"ande hoch, du Sauhund, du Dreck, zweimal Kaffe bitte[103]. Аромат эспрессо, кричащие неоновые рекламы, вилочка, ковыряющая пирожное… смешно.

Город светлый, я иду в вечерней толпе по главной улице, прямой и широкой. И здесь накрапывает дождь, над городом колышутся, прижимаясь друг к другу, парашюты зонтов на тонких ручках — разноцветное нейлоновое небо, над ним раскинулись кроны деревьев, а еще выше — второе небо, настоящее, серое и пасмурное. В конце улицы будет озеро, я знаю, посмотрела по карте. Вот бы свернуть в одну из поперечных улочек, уводящих в глубь Старого города, где патрицианские дома на берегу речного канала украшает макияж прожекторов… Зачем я позвонила? Мы вправе требовать от вас подробностей, уж это, по крайней мере, нам причитается теперь, когда… Я рвала на кусочки все письма, напрасно, память сохранила каждое слово, как напрасно я тогда старалась и бежала, ведь я существую, живу. Я миновала уже три цветочных магазина, наполненных смесью запахов, смесью красок и напоминающих алтари; проходя мимо, прикрывала глаза, потом намеренно замедляла шаг, чтобы отсрочить встречу со следующим; дождь перестал, нейлоновое небо исчезло, превратилось в разноцветные сабельки, висящие на запястьях; в четвертый магазин я зашла и, стоя на пороге, спросила. Увы, gn"adige Frau[104], фиалок нет, их время давно прошло, продавщица в облегающем черном платье подала мне букет роз и услужливую улыбку. Разве обязательно нужны фиалки? Нет, говорила я себе, продолжая путь, их время давно прошло, они росли под окном нашей спальни, под окном, которое… В первой встречной аптеке я проглотила лекарство, только бы уже все было позади, но как я ей скажу, и скажу ли вообще? Мы перебрались в деревню, Хенрик работал в лесничестве, загорел, никто никогда не спрашивал его, кто он и откуда, лишь однажды в воскресенье, через два месяца после переезда, однажды в воскресенье, ранним утром, когда мы еще спали… Зеленый свет, я пересекаю проезжую часть, перехожу на другую сторону улицы, это ничего не изменит, везде меня ждет одно и то же, по эту ли, по ту ли сторону, это ничего не изменит, видимость побега, который невозможен. Уже смеркается, скоро восемь, время не остановить, но управлять своими шагами можно, почему же я иду прямо, почему средь вечерней толпы направляюсь к озеру? Воздуха становится больше, улица расширяется, ощущается близость воды… как вдруг мы услышали, что в дверь колотят, домик затрясся, а картина — приморский пейзаж с чайкой и дюнами — упала со стены (я всегда смеялась, когда говорили: остерегайся падающих картин), стекло разбилось вдребезги, короткая пауза, и снова заколотили, наш жалкий домик дрожал. Хенрик вскочил…

Bitte zwei…[105] Два букетика фиалок, брошу их в озеро, запах какой-то затхлый, их время давно прошло, они такие маленькие и неказистые.

…вскочил с кровати развел руки в стороны что это он подумала я открыл ставни дневной свет залил комнату на полу стеклышки морского пейзажа выпрыгнул в окно…

Вот и озеро, как здесь прелестно. Вода с темно-синим отливом, мой любимый цвет, волна плещется у берега, раскачивает лодки. Уже виден освещенный «Бель», он близко, слишком близко, осталось всего несколько минут, стук каблуков по тротуару неровный, то сильнее, то слабее — я бегу, прихрамывая.

Запыхавшись, останавливаюсь у зеленого заборчика, за которым десять маленьких столиков, но там никто не сидит: слишком холодно, чтобы смаковать кофе на улице, а за большим. окном, в приглушенном свете, в старомодном плюшевом интерьере…

Изнуряющее странствование по женским лицам, гладким и матовым под вздыбившимися пирамидами причесок, по губам, тонким и пухлым, по глазам, миндалевидным, круглым и навыкате, утомительные поиски моей добычи — лица сестры Хенрика. Взгляд, блуждающий между столиками, вдоль стен, звон чайных ложек, кофейный аромат, тепло, безопасность.

Нет, я не думала, что это настолько больно, в буквальном смысле: боль в области сердца и удушье. Сестра Хенрика сидит в глубине зала, у окна. Нет, не она там сидит, а Хенрик, просто он смеху ради, понарошку, чтобы подурачиться, переоделся в твидовый костюм, а ногти на своей красивой длинной руке покрасил карминовым лаком. Это его высокий выпуклый лоб, рельефный изогнутый нос, как у евреев и гуралей[106], воплощенный Хенрик — его обворожительная сестра. Мой смех звучит язвительно, в ответ на ее смех, которого я, отделенная оконным стеклом, не слышу, но вижу, глубокий, радостный, она не одна, с мужчиной — полной противоположностью Хенрика, округлым, добродушным, в эту минуту он кладет свою тяжелую ладонь на ее руку с кольцами — возможно, чтобы успокоить. Я смеюсь. Они там, за стеклом, я у зеленого заборчика. Смеюсь, хотя должна быть серьезна и сосредоточенна, мало того — благодарна судьбе, что позволила мне еще раз узреть черты Хенрика. Это так много. Уже давно моя память бессильна воспроизвести его лицо, как бы я ни старалась. Фотографий нет, а последний образ стер все остальные. Сколько ни пытаюсь вспомнить лицо Хенрика, всплывает момент в саду, один из тех, сразу после прыжка в окно, последний. Дом был окружен. H"ande hoch, du Sauhund, du Dreck[107] (ax, H"ande hoch gn"adige Frau, H"ande hoch bitte sch"on, H"ande hoch zweimal Kaffee[108]). Подожди меня крикнула я карабкалась на подоконник падала на землю и уже бежала за ним я здесь подожди. Не знаю слышал он мой крик или его заглушил резкий свист ибо сразу после моего окрика он упал а я бежала дальше пока и меня не оглушили свист и боль пока меня не поглотила теплая темневшая с каждой секундой волна…