— Но явно кто-то был, — заметила я, указав в другой конец зала.

В зал было два входа, из внешнего коридора и из внутреннего, расположенного между лабораториями по центру уровня. Раньше мы пользовались входом из внутреннего коридора. От другого входа зал выглядел несколько иначе.

Сейчас в нём царил таинственный полумрак, подсвечиваемый красными линиями на полу. Подойдя ближе, я увидела красную пентаграмму. Хоть я и не очень разбиралась в таких вещах, но символы в ней мне сразу не понравились. Среди них я разглядела козлиную голову и оскаленный череп. По углам вписанной в круг пятиконечной звезды стояли плошки, из которых вились прозрачные дымки. Пахло серой. В конце зала, по другую сторону от пентаграммы лежал какой-то бесформенный предмет.

Подойдя ближе, я увидела, что это простыня, в которую что-то завернуто. Хок присел рядом и осторожно отогнул край простыни. Ничего интересного, всего лишь подушка.

И в следующий момент зал огласился истошным воплем на высокой ноте:

— Папа, сзади!

Хок стремительно обернулся, и я вместе с ним. Вопль перешёл в низкое свирепое гудение. Как при замедленной съемке, я увидела невысокую хрупкую фигурку, которая застыла у противоположной стены с вытянутыми руками, а к ней от правой двери нёсся распушённый и оскалившийся серый кот с прижатыми к круглой голове ушами и воинственно вздыбленным хвостом.

Я ещё успела разглядеть в неверном свете пентаграммы странный блеск и догадаться, что это бластер, который направлен не на меня. Я рванулась к Хоку и толкнула его на пол. Вместе мы откатились в сторону, и я почувствовала сильную жгущую боль чуть ниже локтя. Перекатившись через спину, я приподнялась, опираясь на согнутое колено, и застыла, сжимая немеющими от напряжения пальцами правую руку.

Зал задрожал от дикого визга. Кто-то катался по полу, кто-то свирепо рычал и гудел. Хок в несколько прыжков преодолел расстояние до дерущихся, разумно обогнув пентаграмму, и навалился на этот клубок, копошащийся на полу. Потом вспыхнул свет, и в зал вбежал Мангуст.

— Помоги! — прохрипел Хок. — У неё бластер!

Мангуст тут же бросился на помощь, а следом подоспел и Белый Волк. Спустя минуту я увидела, как Хок и Белый Волк прижимают к полу худенькую, но яростно визжащую и отбивающуюся ногами и руками девушку. Рядом выгнув спину и задрав хвост, шипит и ревёт огромный, лохматый и злобный зверь с чёрной оскаленной мордой.

Мангуст с невозмутимым видом открыл футляр на поясе, достал оттуда небольшой инъектор и, протиснувшись между Хоком и Белым Волком, прижал его к шее незнакомки. Она замерла и опала на пол, как тряпичная кукла.

Мужчины поднялись, глядя на распростертое тело на полу.

— Странный у неё шок, — мрачно прокомментировал Хок и обернулся ко мне.

В следующий момент его глаза расширились от ужаса, и он бросился ко мне, не разбирая пути.

— Назад! — крикнула я. — Не входить в пентаграмму!

Голова у меня кружилась, правая рука горела до плеча, но пальцев я не чувствовала. Ладонь левой руки, которой я лихорадочно зажимала рану, была липкой от крови и, кажется, кровь стекала на пол. Они всё-таки успели подбежать ко мне до того, как я потеряла сознание.

Я очнулась на операционном столе. Над моим лицом мерцал полупрозрачный купол, наполненный каким-то свежим ароматом. Я увидела, как ко мне склонился Дакоста и, увидев, что я открыла глаза, кивнул. Потом купол сложился, и я смогла нормально дышать, потому что до этого я дышала как-то странно, очень медленно и очень глубоко.

Дакоста снимал перчатки и хмуро поглядывал на меня. Я повернула голову и увидела свою правую руку на приставленном операционном столе, над которым до сих пор посверкивала объективами и шипами стандартная операционная сфера. Рука выглядела как рука, только была покрыта очень тонкой розовой пленкой, похожей на вторую кожу.

— Как вы себя чувствуете, командор? — спросил Дакоста, глядя куда-то в сторону, наверно, на экран своего диагностического компьютера.

— Нормально, — ответила я, — только голова тяжелая.

— Это скоро пройдёт.

— Что произошло, доктор? — спросила я, пытаясь приподняться.

— Полежите несколько минут, — попросил он. — Вам нужен покой.

— В меня стреляла эта девушка, как её, Иона?

— В вас стреляла Тия Абрахам, — мрачно поправил он. — Она сообщила мне об этом перед тем, как оставить девочку в покое.

— Хотите сказать, что она вселилась в её тело?

— Или завладела её волей. Какая формулировка вам больше понравится. Должно быть, Никитина заперли отдельно именно для того, чтоб основательно поработать над его штурманом. Голос попробовали на нём на всякий случай, вдруг получится, а, встретив слишком сильную реакцию отторжения, оставили в покое. Пока его не было, над сержантом провели несколько ритуалов.

— Знаете, что это за ритуалы?

— Догадываюсь, — проворчал он. — Потом, когда всё успокоилось, Тия вошла в тело девушки и попыталась устроить нам здесь Варфоломеевскую ночь.