Шрифт:
— Да как ты смеешь…, - прорычал он, — Я дал тебе всё. Красоту. Славу. Я сделал из тебя мировую звезду. Оберегал от любой опасности. И сейчас, из-за какой-то… дворняги, подохшей год назад, ты хочешь всё испортить?… — он поднял на неё глаза, — Договор никуда не денется. Ты знаешь, кем станешь в глазах общественности, если тебя заметят с кем-то кроме Виктора, — он посмотрел ей в глаза, — Шлюхой.
— Пошёл. Нахер, — со вкусом процедила София.
— Пошла вон, — вздохнул он, падая на стул, — Проваливай.
— С радостью, — она вышла из кабинета и хлопнула дверью.
На какое-то время она просто замерла. Маска ярости спала.
И София снова заплакала, совершенно не понимая, что ей теперь делать.
Я хотел на это среагировать. Хотел осмыслить, похвалить и искреннее восхититься Софией! Как она выросла! Как она себя переборола! Я хотел к ней телепортироваться и поддержать.
Но я не успел — всевидением я заметил подъехавшего сюда Теодора.
«О, вовремя»
Я телепортируюсь к нему, хватаю за плечо и улетаю за территорию особняка.
Должен признать, реагирует он быстро — как только мы вылетаем из вспышки, он хватает меня за руку, ставит подсечку и швыряет через плечо, едва не втыкая головой в камень.
Хорошо, что здесь не подкачал уже я и телепортировался подальше — сразу на ноги.
— Костя?… — он сразу меня признал, — Т-ты… ох, — явно уставший отец выдохнул и потёр переносицу, — Предупреждать надо.
— За этим я и пришёл. Предупредить.
Теодор поднял на меня светящиеся зелёные глаза.
Всё он прекрасно понимал.
— О чём?
— Сегодня я убью Людвига. Скорее всего, убью и Антона Громова.
— Нет…, - он помотал головой, — Нет-нет-нет. Сейчас не время. Нам нужен новый план, потому что я вряд ли восстановлю все якори, которые разбросал для этого плана.
— Отец… я не спрашиваю, — я выдохнул, — Я не обсуждать это пришёл. Я говорю факт — сегодня Людвиг умрёт.
— …
— Или что? В чём причина? — я посмотрел ему в глаза и наклонил голову, — Почему раньше ты сам этого желал, а сейчас идёшь на попятную? Что изменилось?
— Потому что я скоро умру, сын, — прошептал он, садясь на камень и прикрывая лицо руками, — Я скоро умру. Прости меня.
Я замер.
Погоди?.. Что?
— Я ушёл из вашей семьи, потому что знал, что умру. Знал, что могу развить в вас неизлечимые болезни, — шептал он в свои руки, — Моя энергия распространялась везде. С вещами, по Школе, в Москве. Я должен был быть далеко. Хотел… хотел хотя бы умереть, будучи ненавистным куском говна, — он потёр лицо и посмотрел на меня, — Болезнь прогрессирует, сын. Я давал себе несколько лет, но сейчас мне и месяца не осталось. Я не могу принять управление родом. Прости.
Понятно.
Всё теперь понятно.
Да твою мать…
— Один вопрос, — неуверенно сказал я, — Что ты думаешь о маме? О Лизе.
— Не обижайся, но я к ней уже охладел. Любовь иссякла. Как и все мои чувства, в принципе, — он хмыкнул, начиная оттирать мёртвую кожу с руки.
— План остаётся прежним, — я прикрываю глаза и концентрируюсь на поместье Элерс.
— А? — он поднял голову, — Ты… ты не понимаешь?! Я не смогу присмотреть за…
— Ты не умрёшь, пап. Я не позволю, — начинаю исчезать, — Лучше думай, как решать навалившееся проблемы.
Телепорт. Оказываюсь на крыше особняка. Смотрю сквозь стены.
Вот он. Людвиг.
Телепорт.
— Ч-что? — старик подскочил, — Росс?! Что ты…
— Ну-ну. Нельзя вам нервничать. Не молодой уже, — выставляю руку, — Авось и случится чего.
Я взмахиваю пальцем. Активирую телекинез.
И одним движением перекрываю артерию, питающую сердце.
Людвиг хватается за сердце, хрипит и падает со стула.
— Инфаркт миокарда — частое явление у пожилых людей с больным сердцем, — я блокировал его руки телекинезом, чтобы он не стучал и не звал помощь, — А ещё я знаю, что на вас нет отслеживающих заклинаний, и поэтому никто… никто-о-о-о не узнает о вашем самочувствии, если вы никого не позовёте.
Я подошёл и присел перед умирающей гнидой.
— Только вот вы не позовёте, — улыбнулся я, сдерживая его челюсть всё тем же телекинезом, — Все посчитают, что вы погибли на фоне стресса, связанного со внучкой. Ну… так оно и есть, в принципе. Вы умираете только из-за неё.
Он смотрел на меня раскрытыми от шока и неверия глазами.
Ну а я же видел, как медленно погибает его сердце.
— Вы плохой человек, господин Людвиг. Действительно плохой. Вас не исправить, — я поднимаюсь, — Прощайте. В раю скажете, что Бог убил.