В свое время окончил сельхозинститут, имел комсомольское прошлое, состоял в партии, был прекрасным специалистом своего дела.

Однако, стартовавшая ракетой карьера Владимира Петровича (после института – секретарь райкома комсомола; затем, – в 26 лет! – председатель колхоза) в какой-то момент резко притормозилась, – будто вошедший в плотные слои земной атмосферы метеорит, – из-за его скандальной страсти к слабому полу, и что более существенно, – к выпивке, откуда, как известно, прямая дорога к декадансу. Он и сам не заметил, как безнадежно увяз в этой трясине разгульной жизни, – словно кролик в кольцах удава.

Поэтому на одном месте долго не задерживался: год-два – и его жена снова паковала нехитрый скарб. За четыре года он сменил три колхоза.

К тому же, эту досадную нестабильность усугублял заносчивый, но, вместе с тем, вялый характер Владимира Петровича; у него все как-то не получалось ладить с начальством. Он как бы по инерции продолжал мнить себя при дверях высоких должностей, – в то время как по вышеупомянутым причинам личного свойства его карьерный поезд давно скрылся за очередным поворотом судьбы, и на деле, когда вновь открывались его пороки, с ним переставали всерьез считаться даже на колхозном уровне. То есть, он жил в неком миру амбициозных надежд и иллюзий, на которых в реальности им же самим любовно взращенный зеленый змий давно поставил жирный крест. Но Владимир Петрович никак не хотел с этим мириться и, вместо того чтобы быть покладистым, упрямо и без нужды дерзил начальству: да, вы меня плохо знаете!.. вы де обо мне еще услышите!.. мы с вами еще кое – где встретимся!.. – и многозначительно кивал в ту сторону, где находился далекий областной центр…

Многие замечали, что ему во всем не хватало разумной гибкости. Его в этой части по-свойски не раз пытался «вразумить» дед Евгеньич, прошедший войну маленький сухой старичок, с огромной лысой головой, закончивший 4 класса церковно – приходской школы, всю сознательную жизнь работавший счетоводом, рассудительный и спокойный, – муж родной тетки его жены.

– Володя, ну, вот, ты, – как главный агроном, – скажем, остановил комбайнера, едущего прямо на своем «СК-4» ночью с молотьбы домой на отдых. Заглядываешь как бы невзначай в бункер, – а в нем он везет себе центнеров пять не выгруженной пшеницы, – так?.. Что ты ему скажешь?..

– Как – что?!.. – без раздумий запальчиво отвечал Владимир Петрович, – скажу: «А, ну, голубчик, поворачивай оглобли, – на ток, – выгружай народное добро! Еще раз поймаю – под суд отдам!»

– Ох, Володя… – отвечал Евгеньич тоном врача, сообщающего безнадежному пациенту его неутешительный диагноз. – Не знаешь ты истинной жизни, – вот в чем твоя беда!.. Когда же ты уму наберешься?.. Слушай и запоминай, как должен поступить мудрый руководитель! – ты скажи ему вот что: «Давай-ка, братец, вези эту пшеницу – выгружай мне во двор, – а себе еще украдешь…» – это будет тебе чем-то вроде руги, – понял суть?..

– Ну, Евгеньич… нас такому не учили…

– Да никто тебя в институте или парткомитете жизни и не научит!.. – эти университеты можно лишь годами бок – о – бок с людьми в общественном труде постигнуть. Коли нет, – так и будешь ты, ученый агроном, в обнимку со своей порядочностью до конца жизни копейки считать. А неучи, – которые понаглей да с хваткой, – не в пример тебе как сырки в масле будут кататься, без нужды и покаяния, – сказал Евгеньич с видом экзорциста, тщетно пытающегося изгнать бесов из одержимого. – Ты, вот, скажи: все ли зерно, что колхоз намолотит, – дойдет до государственных закромов?.. ничего не пропадет?.. Свалили зерно в бурты, – даже крытых токов нету, – дождь, как обычно… – что дальше?..

– Горит, иной раз, конечно…

– А почему? – да потому, что нет единого хозяина этого добра, – разве бы он допустил?.. а так, – тысячу тонн актом спишут, – как не бывало. А за ними – труд сотен работяг, колоссальные ресурсы, – это не преступление?.. – то-то, братец мой, такое похуже воровства. Сотни тонн! – в одном только колхозе, – к чертям собачьим. Ты же грамотный, посчитай, – Евгеньич сделал тугое, насколько позволял его хилый организм, ударение на последнем слове и, чуть придвинувшись к собеседнику, склонил набок свою лысую голову, – сколько эту получается в масштабах всего государства?.. – вот, и я о том же. А ты – сколько себе утащишь?.. тебе-то и надо: кур было бы чем кормить, да муки смолоть, – чтоб жена детям пирожков напекла. Учти свои трудодни, что ты как колхозник еще и натурой получишь, – тебе боле тонны сверху и не надо. Так, что, Володя, коли сгребут в канаву то зерно, что ты заставишь выгрузить комбайнера, – будет правильней, по-твоему?.. – Евгеньич, как бы зная заранее правильный, на его взгляд, ответ, вопросительно и с тревожной усмешкой посмотрел в глаза Владимиру Петровичу.

– Да, понятно, Евгеньич, – непорядок получается… – искренне соглашался агроном. – Но не мо-гу я во-ро-вать, не умею, – хоть убей ты меня!.. не мо-е это, – понимаешь?!.. – продолжал он громче и нараспев, весь раскрасневшись, и не понять, то ли от злобы на себя, то ли просто от чрезмерного физического усердия. – И никогда не буду… – будто с обидой на себя добавил Владимир Петрович.

– Жить ты не умеешь, – а не «воровать»… – как бы подытожил Евгеньич. – Пойми, Володя, – я тоже воровства или еще чего плохого не пропагандирую. Я лишь хочу, чтоб все было по уму – по разуму, с большей для людей пользой; да и государству легче было бы – меньше очереди в магазинах. Жизнь, – ее, брат, не всегда в букву закона угораздишь, и в ней всегда есть свобода усмотрения; надо уметь лавировать, или, как говорил Ленин, – «быть диалектиком». Да и Библия такое плутовство поощряет, ибо Сказано: «приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители», в Евангелии от Луки, – Евгеньич кивнул на стол, где лежала старая потрепанная книга Нового завета, – так-то, Володя…

– Да, небось, это надо толковать как-то иначе, – не сдавался Владимир Петрович. – Я что, научный атеизм не изучал?.. в этой Библии что ни строчка – загадка, – поди, разберись нам, партийным… да я и не верю в бога, я – атеист.

– Не знаю, Володя, – что там кто и как толкует, – я тебе читаю так, как написано. А что касается «не верю», – так это демагогия. Ибо каждый человек в своего бога верит, – не важного в какого: Христа, Аллаха или Будду… А кто-то – в науку верит, другой – в силу характера, третий – в космические ракеты… да, во что угодно – все верующие!.. ты, вот, – в коммунизм веришь, – так? значит, и ты – верующий!..