Он поправил меч, который висел за спиной, и уже собирался отойти, как вдруг к нему подбежала Мерана.

— Что случилось? — спросил патан.

— Русские по эту сторону гряды. Человек пятьдесят. Трудно сказать точно — там толстый снег.

— Черт возьми, — буркнул Фрост. — Это называется попасть из огня да в полымя.

— Вот-вот, — кивнул Акбар. — Мы находимся на открытом месте, и обнаружить нас будет легко.

Мерана встряхнула головой. Ее глаза заблестели.

— Снайпер может задержать русских, — сказала девушка, — и дать остальным возможность уйти. Я лучший стрелок в отряде и я самая маленькая цель для врага.

Фрост покачал головой.

— Оставь это мне, детка.

— Почему? — взвилась Мерана.

— Потому что у меня всего один глаз, — терпеливо объяснил капитан. — И мне не нужно прищуриваться, когда я буду смотреть в оптический прицел. Это облегчает стрельбу.

— Нет, — решительно сказал Акбар. — Мерана права. Мы с тобой, капитан, обязаны уйти живыми и выполнить наше задание. Мы уведем с собой столько людей, сколько сможем.

— Не согласен, — упрямо сказал Фрост. — За кого ты меня принимаешь, Акбар? Чтобы я оставил девушку…

— Прежде всего я не девушка, а воин, — со злостью ответила Мерана. — Будут меня еще учить всякие американцы.

Она забросила автомат на плечо и побежала вдоль кряжа, крикнув Акбару:

— Встретимся в селении!

— Подожди!

Фрост рванулся было за ней, но почувствовал на своем плече тяжелую руку Акбара.

— Не надо, капитан. Мерана справится. А если она и погибнет, разве это не то, чего она хочет? Ты не сможешь повлиять на нее, не сможешь изменить здешних людей. Пойдем, нам надо спешить.

Неподалеку прогремел выстрел. Это Мерана со своим АКМом, снабженным снайперским прицелом, вступила в бой с русскими.

Акбар, Фрост и все остальные бегом бросились по еле приметной тропинке, уходя все дальше в направлении видневшихся на горизонте заснеженных вершин.

Селение было внизу и хорошо просматривалось с того места, где они — по знаку Акбара — остановились и залегли. Фрост достал из мешка свой армейский бинокль и долго смотрел на дома и деревья. Все остальные тоже смотрели.

Никто не произносил ни слова, Моджахеды — стиснув зубы — не сводили глаз с селения, казавшегося вымершим или заброшенным. Наконец Акбар повернул голову и посмотрел на своих боевых товарищей:

— Русские уже побывали здесь, — сказал он глухо. — Мы не можем пока спуститься. Газ. Это смерть, вы знаете. Надо ждать еще час-два, а может, и больше.

Снизу, из одного из домов — трудно было сказать, какого именно — донесся вдруг детский крик. В нем были боль и страх. Крик этот повторялся, становясь все слабее и слабее.

И опять никто из афганцев не проронил ни слова, только Акбар покачал головой и посмотрел на Фроста.

— Вот так они воюют, капитан.

Наемник ничего не ответил и взглянул на свой “Ролекс”. Он следил, как секундная стрелка делает круг, потом еще один… На третьем круге голос ребенка затих. Фрост понял, что он умер.

Капитан посмотрел на свои руки. Здесь, в низине, было теплее, чем в горах, и руки не мерзли, но они сейчас были покрыты грязью и землей — Фрост помогал хоронить мертвых.

Всего они нашли сорок два трупа, из них семнадцать детей. Наемник не знал, который из них кричал тогда, но этот голос до сих пор звучал у него в ушах.

Похоронив убитых, Акбар и остальные моджахеды присели на камни на краю селения и принялись совещаться. Фрост находился неподалеку и курил одну сигарету за другой. Внезапно он увидел, что мужчины вскочили на ноги и повернулись в одном направлении.

Капитан тоже посмотрел туда. Мерана. Девушка бежала, ловко прыгая по камням и обходя расселины. Она была похожа на грациозную горную козочку, вот только автомат в руках наводил на другие сравнения.

Еще издали Мерана начала кричать:

— Я видела их! Видела! Свиньи! Убийцы! Я стреляла по ним, по их дегазационным машинам. Они заметили меня и сейчас идут сюда. Мы можем убить их всех!

Она уже чуть ли не билась в истерике.

Моджахеды стояли молча, поглядывая на Акбара. Фрост опустил на землю свой мешок и положил руку на автомат. Сейчас он тоже хотел сразиться с русскими и убить их.

Фрост посмотрел на старый двухэтажный дом с покрытыми штукатуркой стенами, который стоял за рядом корявых голых деревьев, и двинулся к нему, оглядываясь по сторонам.