Шрифт:
Вместо отдыха излазил все прибрежные заросли в поисках подходящих жердей. На ближние сваи решил пустить связанные по три ивовые жерди, первая пара свай вообще получилась меньше метра. Вторая — в метр. Заодно пустил поперек две укосины. Треугольник — основа жесткости конструкции! Увязал все размочаленной ивовой корой, из нее оказывается неплохие канаты получаются! Так что самое начало мосткам было положено.
Вот только про стрельбу, можно сказать основную ставку в моем генеральном плане пришлось забыть. Периодически, проходя мимо навеса, под которым стоял чехол с разобранным арбалетом меня царапала обида. Ну как же так?! Как я допустил поломку моего самого главного козыря?
Но больше всего меня доставали сомнения. А что, если все мои последующие дуги будет постигать та же участь? Что толку, что у меня получилось весьма мощное оружие, если его будет хватать на десяток-другой выстрелов? Тащить с собой пук готовых дуг, и менять по мере растрескивания? Бредовость этой затеи я и сам понимал. Но как обойти то, что дугу монолитно-деревянного лука нельзя долго держать в натяжении?
Хоть за сегодня на рыбалку я не напирал, вечером груз рыбы за два дня меня чуть не угробил. Добравшись до пастбища, не заморачиваясь свалил всю в ледник. Сил намораживать глазурь не оставалось. А тем более заниматься копчением. Кстати… Я скривился, за дневными делами так и забыл про то, что собирался сделать коптильню во фьорде.
Вообще, в текущих условиях, когда у меня нет продавца, имеет смысл переключиться на оптовые поставки дяде. Пусть, в конце концов он барыжит с наценкой. Да, «выхлоп» при этом у меня здорово уменьшится, но других вариантов я пока не вижу. Зато будет не нужно подгадывать время встреч с «курьером»: я сваливаю рыбу здесь, потом кто-то от дяди приходит, и забирает ее. А в землянке может оставлять то, что причитается мне. Надо только договориться куда ключ прятать — у Колля я разжился массивным навесным замком.
Разгрузился по максимуму, оставив с собой только комплект сменной одежды. Это на случай завтрашней тренировки с Хельми. Хотел было и щит с копьем оставить, но потом с мысленным кряхтением убедил себя, что к их весу надо привыкать.
Немного подумав, все же закинул в корзинку килограмм пять-семь рыбы. Не хочу быть нахлебником — у Гунара меня кормят-поят-обстирывают, да и вообще, относятся по-человечески… Покрутил на языке слово: «по-человечески»… Даже отвыкать стал! Интересно, когда вернусь быстро вновь привыкну к виду людей?
— Как твои дела?
— Ты про то, понесла я или нет? — Гретта даже не оторвала голову от подушки, — Пока нет, так что не тяни.
Она опять пришла ко мне уже после того, как в доме Гунара все улеглись, а кто-то даже успел захрапеть. Пришла, сняла рубашку и легла на спину, прямая как палка, глядя в потолок.
— Да погоди ты, — я лежал на боку, подперев голову поставленной на локоть рукой, — что мы, в конце-то концов, племенные овцы на случке?
— А кто?
Девушка все-таки повернулась, и на меня уставились два глубоких, темных глаза.
— Мы как ни крути свободные орки, и, кроме того, совсем недавно, между нами, что-то было… Ну так мне, по крайней мере казалось.
— Что было, Асгейр? О чем ты?
— Ну… чувства. Мне ты очень нравилась… Да что там, ты и сейчас мне нравишься. Знаешь… — я нежно провел тыльной стороной ладони ей по щеке, потом подушечками пальцев коснулся шеи, груди, дотронулся до соска, провел по животу, — Наверно я тебя даже любил.
Она прикрыла глаза.
— Мне даже казалось, что и я вызываю у тебя какие-то ответные чувства…
— Таким нищим оркам как мы с тобой, Асгейр, — она вздохнула, — любовь не по карману. Давай, делай что должен.
— Погоди, давай хоть поговорим. Мы совсем не разговариваем в последнее время. Только трахаемся. Мы же не животные, Гретта!
Она тоже повернулась на бок, подложила кулачек под щеку.
— И о чем ты хотел поговорить?
Я невольно засмотрелся на ее аппетитные формы, проступающие в неверном свете ночника из большой комнаты.
— Не знаю, — пожал плечом, — например, как проходят твои дни?
Грустная усмешка пробежала по губам девушки.
— Асгейр, я же уже рассказывала тебе, день похож на день: помоги с готовкой, помоги с уборкой… — вздох, — потом целый день я за веретеном, вечером ужин, мелкая работа в женском кругу за пересудами и спать. Это все, Асгейр. И у большинства так вся жизнь проходит.
— Ты много прядешь…
— Это все твой дядя. И наша хозяйка, которая не может ему отказать, потому что он ее отец.