Смертельная любовь

Аннотация

Любовь возносит нас на невиданные высоты… и опускает в самые темные глубины. Именно темной стороне любви посвящен новейший сборник произведений королевы детектива. Преступления на почве страсти, роковые игры сердец, опасные любовные связи и интриги… Со всем этим блестяще разбираются легендарные персонажи леди Агаты: всеми любимые Эркюль Пуаро и мисс Марпл, «врачеватель душ» и маэстро драмы Паркер Пайн, сверхъестественный мистер Кин и неугомонная парочка – Томми и Таппенс.

Эта книга содержит рассказы из сборников:

• «Ранние дела Пуаро»

• «Таинственный мистер Кин»

• «Мистер Паркер Пайн»

• «Тринадцать загадочных случаев»

• «Партнеры по преступлению»

• «Изумруд раджи»

• «Дело смотрительницы»

• «Второй удар гонга»

«Несомненно, она гений». – Элизабет Джордж

«Общепринято считать Кристи блестящим мастером острого сюжета. Однако она представляет собой нечто гораздо более значительное». – The Guardian

«Если речь о драме с убийством – здесь нет никого изобретательней Кристи». – Sunday Times

«…Я до сих пор обожаю романы Кристи». – Луиза Пенни

«Читать роман Кристи – словно вгрызаться в спелое яблоко: чистейшее, хрустящее и абсолютное удовлетворение…» – Тана Френч

Агата Кристи – самый публикуемый автор всех времен и народов после Шекспира. Тиражи ее книг уступают только тиражам его произведений и Библии. В мире продано больше миллиарда книг Кристи на английском языке и столько же – на других языках. Она автор восьмидесяти детективных романов и сборников рассказов, двадцати пьес, двух книг воспоминаний и шести психологических романов, написанных под псевдонимом Мэри Уэстмакотт. Ее персонажи Эркюль Пуаро и мисс Марпл навсегда стали образцовыми героями остросюжетного жанра. Многие произведения писательницы были превращены в пьесы, фильмы и телевизионные сериалы. Среди наиболее известных фильмов по ее произведениям – «Убийство в “Восточном экспрессе”» (1974 и 2017 гг.) и «Смерть на Ниле» (1978 г.). Роль Пуаро в этих фильмах сыграли знаменитые актеры Альберт Финни, Кеннет Брана и Питер Устинов соответственно. На телевизионном экране незабываемый образ великого сыщика создал Дэвид Суше, а мисс Марпл воплотили такие актрисы, как Джоан Хиксон, Джеральдин Макьюэн и Джулия Маккензи. Agatha Christie A Deadly Affair A DEADLY AFFAIR. Copyright © 2022 by Agatha Christie Limited. All rights reserved. The King of Clubs. Copyright © 1923 Agatha Christie Limited. All rights reserved. The Face of Helen. Copyright © 1927 Agatha Christie Limited. All rights reserved. Death on the Nile. Copyright © 1933 Agatha Christie Limited. All rights reserved. Death by Drowning. Copyright © 1931 Agatha Christie Limited. All rights reserved. The Double Clue. Copyright © 1923 Agatha Christie Limited. All rights reserved. Finessing the King / The Gentleman Dressed in Newspaper. Copyright © 1924 Agatha Christie Limited. All rights reserved. Fruitful Sunday. Copyright © 1928 Agatha Christie Limited. All rights reserved. Wasps’ Nest. Copyright © 1928 Agatha Christie Limited. All rights reserved. The Case of the Caretaker. Copyright © 1942 Agatha Christie Limited. All rights reserved. The Man in the Mist. Copyright © 1924 Agatha Christie Limited. All rights reserved. The Case of the Rich Woman. Copyright © 1932 Agatha Christie Limited. All rights reserved. Magnolia Blossom. Copyright © 1926 Agatha Christie Limited. All rights reserved. The Love Detectives. Copyright © 1926 Agatha Christie Limited. All rights reserved. Affairs of the Heart: Agatha’s Early Courtships. Excerpt from An Autobiography © 1975 Agatha Christie Limited. All rights reserved. AGATHA CHRISTIE®, POIROT®, MARPLE®, TOMMY AND TUPPENCE®, the Agatha Christie Signature and the AC Monogram Logo are registered trademarks of Agatha Christie Limited in the UK and elsewhere. All rights reserved. www.agathachristie.com Король треф – Иногда правда, – заметил я, откладывая в сторону «Дейли ньюсмонгер», – бывает более удивительной, чем вымысел! Возможно, мое замечание не было слишком оригинальным, но оно, очевидно, разозлило моего друга. Склонив набок свою яйцевидную голову, этот маленький человечек аккуратно смахнул воображфаемую пылинку со своих тщательно отутюженных брюк и язвительно заметил: – На редкость глубокомысленно! Мой друг Гастингс бывает иногда удивительным философом! Не выказав никакого раздражения в ответ на эту совершенно незаслуженную колкость, я похлопал рукой по отложенной в сторону газете. – Вы уже прочли утреннюю прессу? – Да, прочел. И после прочтения вновь аккуратно сложил газеты. Я не бросаю их на пол, как вы обычно делаете – с вашей столь прискорбной склонностью к беспорядку и бессистемности. Это была одна из наихудших особенностей Пуаро. Порядок и система стали его идолами. Он доходил до того, что приписывал им все свои успехи. – Значит, вы видели заметку об убийстве небезызвестного импресарио Генри Ридбурна? Мое высказывание было вызвано именно этим событием. И кстати, правда бывает не только более удивительной, чем вымысел… она также бывает более драматичной. Представьте себе этих добропорядочных англичан среднего класса – семейство Орландерсов. Отец и мать, сын и дочь – типичная семья нашей страны. Мужская половина каждый день отправляется на службу, а женщины следят за хозяйством в доме. Их жизнь на редкость спокойна и до чертиков однообразна. Минувшим вечером они собрались в Стритхэме, в своем уютном доме под названием «Дейзимид», и сели поиграть в бридж в чистенькой мещанской гостиной. Вдруг совершенно неожиданно распахивается балконная дверь и в комнату, пошатываясь, вваливается странная незнакомка. Ее серебристое атласное платье покрыто темно-красными пятнами. Прежде чем упасть в глубокий обморок, она произносит единственное слово: «Убийство!» Возможно, Орландерсам встречались ее фотографии, и они узнали в ней Валери Сент-Клер, знаменитую ныне танцовщицу, которая покорила лондонскую публику. – Это вы столь красноречивы, Гастингс, или газетчики из «Дейли ньюсмонгер»? – поинтересовался Пуаро. – «Дейли ньюсмонгер» слишком спешила осветить эту сенсационную новость и удовлетворилась пока голыми фактами. Однако меня сразу поразили драматические перспективы истории. Пуаро задумчиво кивнул: – Человеческие слабости всегда приводят к драме. Но… вы не всегда можете верно определить ее причины. Попомните мои слова. И кстати, я тоже заинтересовался этим делом, поскольку, вероятно, мне придется разбираться в нем. – Правда? – Да. Сегодня утром мне позвонил один господин от имени князя Пола Моранского и договорился со мной о встрече. – Но при чем тут какой-то князь? – Вы не любите читать вашу замечательную бульварную прессу. Там полно светских сплетен из забавной серии «Одна птичка принесла на хвосте» или «Слухом земля полнится». Вот полюбуйтесь. Я прочитал абзац, на котором остановился его короткий, похожий на обрубок палец: «Неужели иностранный князь и знаменитая танцовщица действительно так близки! Пожалуй, этой очаровательной леди нравится ее новое бриллиантовое кольцо!» – И вот теперь можно продолжить ваше столь драматичное повествование, – сказал Пуаро. – Как вы помните, мадемуазель Сент-Клер внезапно упала в обморок на ковер гостиной дома «Дейзимид». Я пожал плечами. – Придя в себя, мадемуазель несколько прояснила ситуацию, в результате чего отец и сын Орландерсы незамедлительно перешли к решительным действиям: один поспешил за доктором, поскольку леди явно перенесла ужасный шок, а другой – в полицейский участок, где сообщил печальную новость и препроводил полицейских в «Мон дезир», великолепную виллу мистера Ридбурна, расположенную по соседству с ними. Там они и обнаружили этого известного деятеля – имевшего, к слову сказать, весьма сомнительную репутацию, – который с проломленным затылком, треснувшим как яичная скорлупа, лежал на полу собственной библиотеки. – Да, я помешал вам развернуться, – добродушно сказал Пуаро. – Прошу вас, простите меня… А вот и князь! Наш высокородный посетитель представился нам как граф Феодор. Это был странный на вид молодой человек, высокий и порывистый, с безвольным подбородком – характерной наследственной чертой рода Моранбергов – и темными, с фанатичным блеском глазами. – Месье Пуаро? Мой друг слегка поклонился. – Месье, я попал в крайне затруднительное положение, мне даже трудно выразить, насколько… Пуаро махнул рукой. – Я вполне понимаю ваше беспокойство. Мадемуазель Сент-Клер ваша хорошая знакомая, не так ли? – Я надеюсь, что она станет моей женой, – простодушно ответил князь. Удивленно посмотрев на него, Пуаро даже выпрямился в своем кресле. Князь продолжал: – В нашей семье уже бывали морганатические браки. Мой брат Александр тоже пошел против воли нашего императора. Мы живем сейчас в более просвещенное время, свободное от этих устаревших предрассудков. Кроме того, мадемуазель Сент-Клер в действительности не менее родовита, чем я. Вы слышали ее историю? – Про ее происхождение ходит много романтических историй, что, впрочем, нередко сопутствует славе знаменитых танцовщиц. Я слышал, что она является дочерью ирландской поденщицы, хотя другая история называет ее матерью некую великую княгиню из России. – Первая история, конечно же, чистый вздор, – заявил молодой человек. – А вторая – вполне реальна. Кроме того, множество раз ее поведение и манеры невольно доказывали ее высокое происхождение. Я верю в наследственность, месье Пуаро. – Я тоже верю в наследственность, – задумчиво произнес Пуаро. – И в связи с этим я подметил несколько странных особенностей… Moi qui vous parle… [1] Однако перейдем к делу, месье. Чего вы хотите от меня? Что вас беспокоит? Я могу говорить откровенно, не так ли? Вас интересует, не связана ли мадемуазель Сент-Клер с этим преступлением. Она, конечно же, была знакома с Ридбурном. 1 Мне ли вам об этом говорить… ( фр .) – Да, он добивался ее любви. – А она? – Она… ей нечем было ему ответить. Пуаро проницательно взглянул на него. – Имелись ли у нее причины опасаться его? Молодой человек нерешительно помолчал. – Был один странный случай. Вы слышали о Заре, ясновидящей? – Нет. – У нее потрясающие способности. Порой вам тоже могут пригодиться ее предсказания. На прошлой неделе мы с Валери зашли к ней. Она погадала нам на картах. По ее словам, Валери ожидали неприятности… над ней сгущались тучи; а потом Зара открыла последнюю карту… так называемую определяющую карту. Это был трефовый король. Она сказала Валери: «Остерегайся трефового короля. Ты находишься в его власти. Ты боишься его… через него тебя ждут большие неприятности. Ты знаешь, о ком я говорю?» Валери смертельно побледнела. Она кивнула и сказала: «Да, я знаю». Мы быстро распрощались с гадалкой. Но напоследок та сказала Валери: «Берегись трефового короля. Тебе угрожает опасность!» Я поговорил с Валери, пытаясь прояснить ситуацию. Но она ничего мне не рассказала… заверила меня, что все будет хорошо. Однако теперь, после вчерашней истории, я больше, чем когда-либо, уверен в том, что тем трефовым королем был именно Ридбурн и что именно его так боялась Валери. – Князь внезапно прервал свой рассказ, а затем взволнованно добавил: – Теперь вы понимаете, какое волнение я испытал, открыв сегодня утренние газеты. Что, если Валери, обезумев от страха… О нет, это невозможно! Пуаро поднялся с кресла и дружелюбно похлопал молодого человека по плечу: – Не расстраивайтесь, прошу вас. Предоставьте мне разобраться в этом деле. – Вы поедете в Стритхэм? Я думаю, она по-прежнему там, в «Дейзимиде»… Должно быть, она еще не оправилась от потрясения. – Я отправлюсь туда незамедлительно. – А я улажу все вопросы по поводу этой миссии. Вам будет открыт доступ в оба дома. – Итак, мы выезжаем… Гастингс, вы составите мне компанию? Au revoir, monsieur le prince. «Мон дезир» была в высшей степени прекрасной и комфортабельной виллой, выстроенной в современном стиле. От шоссе к ней вела короткая дорога для экипажей и автомобилей, а за домом на несколько акров раскинулся красивый сад. Одного упоминания имени князя Пола оказалось достаточно, чтобы открывший двери слуга проводил нас на место трагедии. Библиотека произвела на нас колоссальное впечатление. Ее зал тянулся через все здание, а окна выходили с одной стороны на подъездную дорогу, а с другой – в сад. Именно в нише садового окна и был обнаружен труп хозяина виллы. Незадолго до нашего прихода его увезли полицейские, закончив осмотр места преступления. – Как досадно, – тихо сказал я Пуаро. – Кто знает, какие важные улики они могли уничтожить… Мой друг улыбнулся: – Ох-ох-ох, Гастингс! Сколько же еще я должен буду повторять вам, что важные улики обнаруживаются в процессе умственной работы? Мозг благодаря своим маленьким серым клеточкам способен разгадать любую тайну. – Он повернулся к слуге: – Я полагаю, в этом зале ничего не убирали – разумеется, за исключением тела? – Нет, сэр. Все осталось в том состоянии, в каком было вчера вечером. – Что вы можете сказать насчет штор? Сейчас, как я вижу, они подняты на обоих окнах. А прошлой ночью они были опущены? – Да, сэр, я опускаю их каждый вечер. – Тогда, должно быть, Ридбурн сам поднял их? – Я полагаю, что так, сэр. – Вы не знаете, ожидал ли ваш хозяин гостей прошлым вечером? – Он не говорил мне об этом. Но распорядился, чтобы его не беспокоили после ужина. Понимаете, сэр, одна из дверей библиотеки выходит на балкон с задней стороны дома. Он мог впустить кого-то через нее. – Обычно он так и делал? Дворецкий осторожно кашлянул. – Я думаю, да, сэр. Пуаро подошел к балконной двери. Она была не заперта. Он вышел на балкон, заметив, что справа от него проходила аллея, а слева высилась красная кирпичная стена. – Фруктовый сад, сэр. Немного дальше калитка, через которую можно попасть в него. Но после шести вечера она обычно запирается. Пуаро кивнул и вернулся в библиотеку в сопровождении дворецкого. – Вам ничего не известно о том, что происходило здесь минувшим вечером? – В общем, сэр, мы слышали только какие-то голоса из библиотеки незадолго до девяти часов. Но в этом не было ничего необычного, тем более что мы слышали и женский голос. Однако, сэр, вскоре мы все удалились в служебное помещение, которое находится в противоположной части дома, и поэтому больше вообще ничего не слышали. А потом, около одиннадцати часов, прибыла полиция. – Много ли голосов вы слышали? – Не могу сказать, сэр. Я слышал только женский голос. – Вот как! – Прошу прощения, сэр, но доктор Райен еще находится в доме, возможно, вы хотели бы повидать его. Мы ухватились за это предложение, и через несколько минут доктор – приветливый мужчина лет сорока с небольшим, – присоединившись к нам в библиотеке, предоставил Пуаро всю необходимую информацию. Ридбурн лежал возле окна, головой к мраморной скамье. У него были две раны: одна – между глаз, а вторая, смертельная, – на затылке. – Он лежал на спине? – Да. Тут осталось пятно. – Доктор показал нам небольшое пятно на полу. – Возможно, рану на затылке он получил в результате падения на пол? – Нет, невозможно. Удар был нанесен каким-то предметом, оставившим на черепе довольно глубокую рану. Пуаро задумчиво смотрел перед собой. Возле каждого оконного проема стояла мраморная скамья, боковые ручки которой украшали львиные головы. Пуаро сверкнул глазами: – Предположим, он ударился затылком об эту выступающую львиную морду, а потом, падая, просто сполз на пол. Ведь в таком случае рана могла бы оказаться достаточно глубокой, не правда ли? – Да, вполне. Однако угол, под которым он лежал, делает вашу версию невозможной. И кроме того, на мраморе не удалось обнаружить никаких следов крови. – А если кто-то смыл следы? Доктор пожал плечами: – Маловероятно. Вряд ли кому-то понадобилось бы придавать несчастному случаю вид убийства. – Да, безусловно, – неохотно согласился Пуаро. – Как вы считаете, эти удары могли быть нанесены женщиной? – О да, могу сказать об этом без всяких сомнений. Вы имеете в виду мадемуазель Сент-Клер, я полагаю? – Я не думаю ни о ком конкретно, пока не уверен, – осторожно ответил Пуаро. Его внимание переключилось на открытую балконную дверь, а доктор тем временем продолжил: – Именно через нее выбежала мадемуазель Сент-Клер. Вон там, между деревьями, виднеется «Дейзимид». Конечно, вокруг есть дома и поближе, но все они находятся со стороны шоссе, так уж случилось, что с этой стороны виллы виден только «Дейзимид». Пройдя по саду, Пуаро вышел через железную калитку и по зеленой лужайке направился к садовым воротам «Дейзимида», который оказался скромным, небольшим особняком, расположенным на участке примерно в пол-акра. Несколько ступеней поднимались к застекленным дверям. Пуаро кивнул на идущую к ним дорожку. – Таким путем, видимо, и прибежала сюда мадемуазель Сент-Клер. Но поскольку нам не требуется срочная помощь, то мы лучше войдем с главного входа. Служанка впустила нас в дом и, проводив в гостиную, отправилась на поиски миссис Орландерс. В комнате, очевидно, ничего не трогали с предыдущего вечера. В камине еще лежал пепел, а в центре комнаты по-прежнему стоял столик для бриджа с раскрытыми картами, словно игроки только что прервали партию. Гостиная была несколько перегружена дешевыми безделушками, а ее стены украшало множество на редкость безобразных семейных портретов. Пуаро разглядывал их с более снисходительным видом, чем я, и даже, по своему обыкновению, поправил одну или две картины, которые висели чуть кривовато. – La famille, в этом доме крепкие семейные связи, не так ли? Родственные чувства – вот что придает очарование этому месту. Я согласился, скользнув глазами по семейному портрету, на котором были изображены усатый джентльмен, дама с высокой прической, упитанный розовощекий крепыш и две маленькие девочки с бантами. Решив, что на этом портрете художник много лет назад запечатлел именно семью Орландерс, я с интересом вглядывался в их лица. Дверь открылась, и в гостиную вошла молодая женщина. Ее темные волосы были уложены в аккуратную прическу, а наряд состоял из тускло-коричневого жакета спортивного покроя и твидовой юбки. Она вопросительно посмотрела на нас. Пуаро шагнул ей навстречу: – Мисс Орландерс, если не ошибаюсь? Я сожалею, что мне пришлось нарушить ваш покой… учитывая, что вы пережили вчера вечером. Должно быть, вся эта история сильно огорчила вас. – Да, она весьма неприятна, – осторожно ответила молодая дама. Я начал думать, что произошедшая здесь драма оказалась недоступной для понимания мисс Орландерс или что отсутствие у нее воображения могло лишить трагизма любую драму. Я утвердился в своем предположении, когда она продолжила: – Я должна извиниться за беспорядок в этой комнате. Но слуги, видимо, совсем потеряли разум от волнения. – Вчера вечером вы сидели именно здесь, n’est-ce pas? [2] – Да, мы играли в бридж после ужина, когда… – Простите, как долго вы играли? – Ну… – мисс Орландерс задумалась, – точно я не могу сказать. По-моему, мы прервали игру около десяти часов. Я помню, что мы сыграли несколько робберов. – А где именно сидели вы? – Напротив окна. Я была в паре с мамой и как раз назначила игру без козыря. И вдруг неожиданно дверь в сад распахнулась и мисс Сент-Клер, шатаясь, вошла в комнату. 2 не так ли? (фр.) – Вы узнали ее? – Ее лицо показалось мне смутно знакомым. – Она все еще у вас, не так ли? – Да, но она никого не желает видеть. Она еще находится в состоянии нервного потрясения. – Я полагаю, она не откажется поговорить со мной. Не могли бы вы сообщить ей, что я прибыл сюда по просьбе князя Пола Моранского? Она, не сказав ни слова, отправилась выполнять просьбу Пуаро и очень быстро вернулась в гостиную с сообщением, что мадемуазель Сент-Клер пригласила нас в отведенную ей комнату. Поднявшись вместе с мисс Орландерс на второй этаж, мы вошли в довольно просторную и светлую спальню. Лежащая на тахте у окна женщина повернула голову. Меня сразу поразило, насколько непохожи эти две женщины, тем более что цвет волос и черты лица у них, в общем-то, не слишком отличались… но все-таки разница между ними была огромной! Каждый взгляд, каждый жест Валери Сент-Клер были исполнены драматизма. Казалось, она просто источает некую романтическую атмосферу. Наброшенный на ноги красный фланелевый халат, безусловно, был обычной домашней одеждой, но обаяние ее личности придавало ему своеобразный, экзотический оттенок, и он казался неким восточным халатом огненно-багряного цвета. Она не сводила с Пуаро больших темных глаз. – Вас прислал Пол? – спросила она исполненным бархатной томности голосом, который отлично гармонировал с ее внешним обликом. – Да, мадемуазель. Надеюсь, я смогу быть полезным ему… и вам. – Что же вы хотите узнать? – Все, что случилось прошлым вечером. Всю правду, мадемуазель! Ее губы изогнулись в невеселой улыбке. – Неужели вы думаете, что я собираюсь лгать? Я не так глупа. Мне совершенно ясно, что в данном случае невозможно утаить факты. Мистеру Ридбурну, покойному, удалось узнать один мой секрет. И он начал шантажировать меня. Ради Пола я пыталась договориться с ним. Пол очень дорог мне, и я не могла рисковать… И вот теперь он мертв, а я в безопасности. Но я не убивала его. Пуаро с улыбкой покачал головой: – Ваше признание излишне, мадемуазель. Теперь расскажите мне, что произошло вчера вечером. – Я предлагала ему деньги. Он, казалось, был готов обсудить мое предложение и назначил встречу на вчерашний вечер, на девять часов. Я должна была приехать в «Мон дезир». Я знала, где он живет, поскольку бывала на его вилле раньше. Мне пришлось обойти вокруг дома и через балкон войти в библиотеку, чтобы слуги не видели меня. – Извините, мадемуазель, но неужели вам не страшно было одной, на ночь глядя отправиться туда? Мне показалось или она все-таки чуть помедлила с ответом? – Может, и страшно. Но мне некого было попросить проводить меня. И я была в отчаянии. Ридбурн пригласил меня в библиотеку. О, что это был за человек! Я рада, что он умер! Он играл со мной, как кошка с мышкой. Я просила, я умоляла его на коленях. Я предложила ему свои драгоценности. Все напрасно! Потом он назвал свои собственные условия. Можете догадаться, какие это были условия. Я отказалась и высказала ему все, что о нем думала. Он лишь холодно улыбнулся. И тогда, когда я беспомощно умолкла, раздался странный звук… из-за оконных штор… Ридбурн тоже услышал его. Он подошел к шторам и резко раздвинул их. За ними прятался мужчина… жуткого вида – видимо, бродяга. Он ударил мистера Ридбурна… После второго удара тот упал. Бродяга схватил меня своей испачканной в крови рукой. Но мне удалось вырваться, я выскользнула на балкон и со всех ног бросилась бежать. Потом я заметила свет в этом доме и направилась к нему. Жалюзи были подняты, и я увидела играющих в карты людей. Я чуть не упала прямо в дверях. Мне удалось выдавить из себя единственное слово: «Убийство!» – а потом в глазах почернело и… – Благодарю вас, мадемуазель. Должно быть, это был сильный шок для вашей нервной системы. Но вернемся к бродяге. Вы могли бы описать его? Возможно, вам запомнилось, как он был одет? – Нет… все произошло так быстро. Но если увижу его, то обязательно узнаю. Его лицо навсегда врезалось мне в память. – Еще один вопрос, мадемуазель. Шторы на другом окне, том, что выходило на подъездную дорогу, были задернуты? Впервые озадаченное выражение появилось на лице танцовщицы. Казалось, она пытается вспомнить. – Eh bien, mademoiselle? [3] – По-моему… я почти уверена… да, точно! Они не были задернуты. – Странно, учитывая, что другие были… Однако неважно. Полагаю, это не имеет особого значения. Долго ли вы намерены оставаться здесь, мадемуазель? – Доктор считает, что завтра я уже смогу вернуться в город. – Она обвела взглядом комнату. – Эти люди… они так добры… но они словно из другого мира… Я шокирую их! Да и я сама… в общем-то, я не в восторге от буржуазии! – Легкий оттенок горечи слышался в ее словах. 3 Итак, мадемуазель? (фр.) Пуаро кивнул: – Понятно. Надеюсь, я не слишком утомил вас своими вопросами? – Что вы, месье, совсем не утомили. Сейчас меня беспокоит только одно… Мне хочется, чтобы Пол как можно скорее узнал обо всем, что случилось. – В таком случае, мадемуазель, мне остается лишь пожелать вам всего наилучшего. – Перед выходом из комнаты Пуаро немного задержался, показав рукой на пару лакированных туфель-лодочек: – Это ваши, мадемуазель? – Да, месье. Их только что вычистили и принесли сюда. – М-да! – сказал Пуаро, когда мы, уже вдвоем, спускались по лестнице. – Похоже, слуги все-таки не совсем потеряли разум, раз они вычистили туфли, хотя и забыли убрать пепел из камина. Итак, mon ami, поначалу мне казалось, что в этой истории есть один или два интересных момента, но, к сожалению, к моему огромному сожалению, нам, видимо, придется закрыть это дело. Оно представляется мне совершенно элементарным. – А убийство? – Эркюль Пуаро не охотится за бродягами, – напыщенно произнес мой друг. В прихожей нас встретила мисс Орландерс. – Мама хотела поговорить с вами, не могли бы вы минутку подождать ее в гостиной? Комната оставалась в прежнем состоянии, и Пуаро, чтобы убить время, собрал карты и начал раскладывать их своими холеными ручками. – А знаете, что я думаю, мой друг? – Пока нет, – быстро ответил я. – Я думаю, мисс Орландерс сделала ошибку, решив сыграть без козырей. Ей следовало бы назначить три пики. – Пуаро! Вы невыносимы. – Mon Deiu, не могу же я вечно говорить об одних только ужасах! – Вдруг он напряженно замер и сказал: – Гастингс… Гастингс, поглядите-ка! В колоде не хватает короля треф! – Зара! – воскликнул я. – Что вы сказали? – Он, видимо, не понял моего намека. Машинально собрав карты, он положил их в коробочку. Его лицо было очень серьезным. – Гастингс, – сказал он наконец, – я, Эркюль Пуаро, только что едва не сделал большую ошибку… чертовски большую ошибку. Я уставился на него, потрясенный, но ничего не понимающий. – Нам придется начать все сначала, Гастингс. Да, мы должны вернуться к началу. Но на сей раз мы не ошибемся. Его высказывания были прерваны появлением красивой дамы средних лет. Она держала в руках какие-то книжки по домоводству. Пуаро встретил ее легким поклоном. – Насколько я поняла, сэр, вы друг… э-э… мисс Сент-Клер? – Я пришел сюда по просьбе ее друга, мадам. – О, я понимаю. Мне подумалось, что, возможно… Пуаро вдруг довольно бесцеремонно махнул рукой в сторону окна. – Прошлым вечером жалюзи в этой комнате были опущены? – Нет… Я полагаю, именно поэтому мисс Сент-Клер и смогла увидеть, что у нас горит свет. – Вчера был ясный лунный вечер. Удивительно, как это вы не заметили мадемуазель Сент-Клер, ведь вы же сидели как раз напротив окна. – Видимо, мы были увлечены игрой. И, к слову сказать, у нас прежде никогда не было подобных гостей. – Тут я вам верю, мадам. И я могу успокоить вашу душу. Мадемуазель Сент-Клер завтра покинет вас. – О! – Лицо хозяйки дома заметно посветлело. – Позвольте откланяться, мадам, и пожелать вам всего наилучшего. Выходя из дома, мы столкнулись со служанкой, мывшей ступеньки крыльца. Пуаро обратился к ней: – Не вы ли случайно вычистили туфли той молодой дамы, которую поместили на втором этаже? Служанка отрицательно мотнула головой: – Нет, сэр. Я и не знала, что их почистили. – Кто же тогда вычистил их? – спросил я Пуаро, когда мы вышли на дорогу. – Никто. Они не нуждались в чистке. – Я допускаю, что они могли остаться чистыми после прогулки по дороге или аллее погожим и сухим вечером. Но после вечерней пробежки по саду они не могли не испачкаться. – Верно, – с загадочной улыбкой сказал Пуаро. – Я согласен, что во втором случае они должны были испачкаться. – Однако… – Потерпите полчасика, мой друг. Сейчас нам надо еще разок заглянуть в «Мон дезир». Наше повторное появление удивило дворецкого, но он без всяких возражений вновь проводил нас в библиотеку. – Эй, Пуаро, это же не то окно! – воскликнул я, видя, что он направился к окну, выходящему на подъездную дорогу. – Я так не думаю, мой друг. Взгляните сюда. – Он показал на мраморную львиную голову. Ее морда была чуть светлее, чем слегка запылившийся цвет остального мрамора. Переместив руку, Пуаро указал на подобное более светлое пятно на натертом до блеска паркете. – Кто-то засадил Ридбурну кулаком между глаз. Падая, он проломил себе череп об эту львиную голову и сполз на пол. Затем его перетащили к другому окну, там и оставили – правда, положив его немного под другим углом, что следует из сообщений доктора. – Но зачем? Это кажется совершенно бессмысленным. – Напротив, это было необходимо. И благодаря этому мы можем установить личность убийцы… Хотя, впрочем, у него не было намерения убивать Ридбурна, и поэтому едва ли позволительно называть его убийцей. Однако это должен был быть настоящий силач! – Потому что ему удалось перетащить тело? – Не только поэтому. Да, случай был довольно интересным. Хотя им чуть не удалось одурачить меня. – Тем самым вы хотите сказать, что теперь все знаете? – Именно так. У меня вдруг мелькнула одна мысль. – Нет! – воскликнул я. – Есть одна вещь, о которой вы не знаете! – Какая же? – Вы не знаете, куда пропал трефовый король! – О чем это вы? Ах да, это забавно! Весьма забавно, мой друг. – Почему? – Потому что он лежит в моем кармане! – воскликнул Пуаро и эффектным жестом вытащил карту. – Ох! – сказал я несколько удрученно. – И где же вы нашли ее? Здесь? – Друг мой, тут нет ничего удивительного. Ее просто не вынули вместе с остальными картами. Случайно оставили в коробочке. – Гм! И все же именно король треф помог вам разобраться в этом деле, ведь так? – Верно, Гастингс. Я готов засвидетельствовать свое почтение его величеству. – И мадам Заре! – О да… и этой особе тоже. – Итак, что мы теперь намерены делать? – Мы намерены вернуться в город. Однако прежде я должен сказать пару слов одной почтенной даме из «Дейзимида». Дверь нам открыла все та же милая служанка. – Хозяева сейчас обедают, сэр… А мисс Сент-Клер спит. Вы кого хотите видеть? – Мне бы хотелось, если возможно, пару минут поговорить с миссис Орландерс. Не передадите ли вы ей мою просьбу? Нас опять провели в гостиную и предложили подождать. Проходя мимо столовой, я бросил взгляд на сидевшую за столом семью, получившую солидное подкрепление в лице двух рослых и крепких усачей, один из которых был к тому же еще и с бородой. Через пару минут в гостиную вошла миссис Орландерс и вопросительно взглянула на поклонившегося ей Пуаро. – Мадам, мы, бельгийцы, с особой чуткостью, с огромным уважением относимся к матери. Именно m`ere de famille является для нас истинной главой дома! Миссис Орландерс удивило такое вступление. – И именно по этой причине я зашел еще раз, чтобы успокоить… беспокойное материнское сердце. Убийца мистера Ридбурна не будет найден. Ничего не бойтесь. Это заявляю вам я, Эркюль Пуаро. Я прав, не так ли? Или успокоение нужно женскому сердцу, преданному своему супругу? Какое-то время миссис Орландерс в напряженном молчании пристально смотрела на Пуаро, словно пыталась прочесть его мысли. Наконец она тихо сказала: – Не представляю, как вы обо всем догадались… Но вы действительно правы. Пуаро с важным видом кивнул головой. – Отлично, мадам. Право, вам не стоит ни о чем тревожиться. Ваши английские полицейские не обладают остротой взгляда Эркюля Пуаро. – Он постучал ногтем по семейному портрету, висевшему на стене. – У вас когда-то была еще одна дочь. Видимо, она умерла. Так, мадам? Она помедлила, пристально вглядываясь в его лицо. – Да, она умерла, – наконец ответила миссис Орландерс. – Увы! – с легкой улыбкой заметил Пуаро. – Что ж, нам пора возвращаться в город. С вашего позволения, я хочу вернуть короля треф в вашу колоду. Это был ваш единственный промах. Вы же понимаете, как трудно сыграть несколько робберов, когда в колоде только пятьдесят одна карта… Словом, человек, знакомый с бриджем, сразу заявил бы, что это невозможно! Au revoir! [4] 4 Всего наилучшего! (фр.) Когда мы направлялись к станции, Пуаро сказал: – Итак, мой друг, теперь вам все понятно? – Мне ничего не понятно! Кто, черт возьми, убил Ридбурна? – Джон Орландерс младший. Я не совсем был уверен, кто приложил к этому руку – отец или сын, но остановился на сыне, как более молодом и сильном из этой парочки. Учитывая расположение окон, удар должен был нанести один из них. – Да почему же? – В библиотеке Ридбурна четыре выхода: две двери ведут в дом, а две – на улицу; но их, очевидно, устраивал только один выход. Остальные три так или иначе выходили к фасаду виллы. Трагедия должна была разыграться возле задней, балконной двери, чтобы появление Валери Сент-Клер в «Дейзимиде» выглядело случайным и убедительным. На самом деле, разумеется, она просто упала в обморок, и Джону Орландерсу пришлось тащить ее на своих плечах. Вот почему я говорил, что он должен быть силачом. – То есть они пришли туда вдвоем? – Да. Вы помните, как Валери чуть помедлила, когда я спросил, не страшно ли ей было идти одной? С ней отправился Джон Орландерс… что, насколько я понимаю, не улучшило настроение Ридбурна. Они, видимо, о чем-то горячо спорили, и, вероятно, какое-то оскорбление, нанесенное Валери, побудило Джона ударить Ридбурна. Остальное вы знаете. – А как же бридж? – Для бриджа нужно четыре игрока. Подобные пустяки обычно придают ситуации наибольшую убедительность. Кто бы мог предположить, что на самом деле в гостиной вчера вечером сидело всего лишь три человека? И все же Пуаро еще не удалось рассеять мое недоумение. – Я не понимаю одного. Что может быть общего у Орландерсов с танцовщицей Валери Сент-Клер? – Странно, я удивлен, что вы не поняли этого. Ведь вы довольно долго разглядывали ту картину на стене… гораздо дольше меня. Возможно, вторая дочь миссис Орландерс умерла для семьи, однако мир знает ее под именем Валери Сент-Клер! – Что?! – Разве вы не заметили семейного сходства, увидев вместе двух сестер? – Нет, – признался я. – Напротив, я думал только о том, насколько они непохожи. – А все потому, мой дорогой Гастингс, что у вас слишком впечатлительная и романтическая душа. У них почти одинаковые черты лица. А также цвет кожи и волос. Но вот что интересно. Валери стыдится своей семьи, а ее семья испытывает то же чувство по отношению к ней. И тем не менее в момент опасности она обратилась за помощью к своему брату, и, когда дело закончилось несчастьем, они все замечательно поддержали друг друга. Семейная поддержка бывает поистине удивительной. Крепкая семья способна разыграть любую драму. И сценический талант Валери является семейной чертой. Подобно князю Полу, я верю в наследственность! Им удалось обмануть меня! Если бы не одна счастливая случайность и неверный ответ миссис Орландерс – помните, она не отрицала, что сидела во время бриджа напротив окна, что противоречило словам ее дочери, – то семье Орландерс удалось бы нанести поражение Эркюлю Пуаро. – Что вы скажете князю? – Что Валери не могла совершить это преступление и что того бродячего убийцу вряд ли когда-либо обнаружат. Также следовало бы выразить благодарность Заре. Какое любопытное совпадение! Мне думается, мы могли бы назвать это маленькое дело «Король треф». А вы как думаете, мой друг? Лицо Елены [5] Мистер Саттерсуэйт был в опере и в одиночестве сидел в первом ряду пустой ложи первого яруса. 5 Впервые опубликован как «Волшебство мистера Кина № 5» в журнале «Сторителлер» в апреле 1927 г. Снаружи на входной двери была прикреплена карточка с его именем. Восторженный почитатель и знаток всех видов искусства, мистер Саттерсуэйт особенно любил хорошую музыку и ежегодно подписывался в Ковент-Гарден [6] на ложу, которой пользовался по вторникам и пятницам на протяжении всего сезона. Правда, мистер Саттерсуэйт редко смотрел спектакли в одиночестве. Он был компанейским джентльменом, хотя и невысокого роста, поэтому любил, чтобы его ложа была заполнена элитой того мира, к которому он принадлежал, а также сливками артистического мира, в котором он тоже чувствовал себя как дома. Сегодня мистер Саттерсуэйт был в одиночестве, потому что его подвела графиня. Она была не только красивой и известной в обществе женщиной, но и хорошей матерью. На ее детей напала широко распространенная и неприятная болезнь, известная под названием «свинка», и графине пришлось остаться дома, предаваясь бессмысленным беседам с тщательно накрахмаленными медицинскими сестрами. А ее муж, который был отцом вышеупомянутых детей и чей титул она носила, воспользовался моментом и сбежал. Ничто в мире не утомляло его больше, чем музыка. 6 Один из самых известных оперных театров Лондона. Поэтому-то мистер Саттерсуэйт и остался в одиночестве. В тот вечер давали «Сельскую честь» и «Паяцы». А так как первая ему никогда не нравилась, то он прибыл как раз в тот момент, когда занавес скрыл от зрителей смертельную агонию Сантуцци, и у него появилась возможность осмотреть зрительный зал глазами эксперта до того, как все отправятся наносить визиты или бороться за чашку кофе или бокал лимонада. Мистер Саттерсуэйт настроил бинокль, посмотрел на зал и, произнеся мысленно молитву, приготовил в голове план, который позволил бы ему заполучить компанию на этот вечер. Правда, этому плану так и не суждено было сбыться, так как, выйдя из ложи, он наткнулся на высокого темнолицего мужчину, которого сразу же узнал, почувствовав прилив приятного возбуждения. – Мистер Кин! – воскликнул мистер Саттерсуэйт. Он схватил своего друга за руку, сжал ее так, как будто боялся, что мистер Кин немедленно растворится в воздухе, и сказал с решительным видом: – Вы должны перейти ко мне в ложу. Ведь вы же здесь один? – Я совсем один и сижу в партере, – ответил мистер Кин с улыбкой. – Тогда все в порядке, – с облегчением выдохнул мистер Саттерсуэйт. Если бы кто-то удосужился понаблюдать за ним со стороны, то увидел бы, насколько комичны его манеры. – Вы очень добры, – сказал мистер Кин. – Вовсе нет. Для меня это большая честь. А я и не знал, что вы любитель музыки. – По некоторым причинам я люблю «Паяцев». – Ах да, ну конечно, – сказал мистер Саттерсуэйт, кивая с умным видом, хотя, сказать по правде, он не мог объяснить, почему это сказал. – Меня это не удивляет. Услышав первый звонок, они прошли в ложу и там, облокотившись на барьер, стали наблюдать, как зрители заполняют партер. – Какая красивая женская головка, – неожиданно заметил мистер Саттерсуэйт. Биноклем он указал на место в партере почти прямо под их ложей. Там сидела девушка, лица которой не было видно – только волосы золотистого цвета, походившие на шапочку, исчезавшую на белоснежной шее. – Греческая головка, – с трепетом заметил мистер Саттерсуэйт. – Абсолютно греческая. – Он счастливо вздохнул. – Знаете, меня всегда удивляло, насколько в мире мало людей, чьи волосы им бы шли. А теперь, когда все носят короткие стрижки, это стало еще более заметно. – А вы очень наблюдательны, – заметил мистер Кин. – Да, я замечаю многое, – признался мистер Саттерсуэйт. – Очень многое. Например, я сразу же заметил эту головку. Рано или поздно я захочу взглянуть на ее лицо, хотя уверен, что мы разочаруемся. Один шанс из тысячи, что нам повезет. Не успел он договорить, как люстры в зале погасли, послышался стук дирижерской палочки и началось действие. В тот вечер пел молодой тенор, о котором говорили, что он новый Карузо. Газеты с великолепным апломбом писали, что певец то ли югослав, то ли чех, то ли албанец, то ли венгр, то ли болгарин. В Альберт-Холле [7] он дал великолепный концерт, программа которого состояла из песен его родных холмов в сопровождении специального оркестра. Этот оркестр играл как-то приглушенно, хотя некоторые критики уже успели написать, что он «слишком великолепен». Настоящие музыканты отказались от комментариев, понимая, что ухо должно привыкнуть и настроиться на такую музыку, прежде чем начинать ее критиковать. А сегодня вечером многие любители с облегчением убедились, что Йошбим может петь и на итальянском языке, с использованием стандартного набора вздохов и кривляний. 7 Знаменитый концертный зал в Лондоне. Занавес после первого акта опустился, и раздались яростные аплодисменты. Мистер Саттерсуэйт повернулся к мистеру Кину. Он понял, что его друг ждет, когда он выскажет свое мнение, и позволил себе немного повыпендриваться. Мистер Саттерсуэйт знал , что как критик он непогрешим. Медленно он наклонил голову и произнес: – Очень неплохо. – Вы так думаете? – Голос действительно напоминает Карузо. Людям так не кажется, потому что его техника еще не совершенна. Кое-где слышатся резковатые ноты, неуверенные переходы, но голос есть, и голос великолепный. – Я был на его концерте в Альберт-Холле. – Правда? А я вот не смог поехать. – Он был просто прекрасен в «Пастушьей песне». – Я читал, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Припев каждый раз заканчивается на высокой ноте – где-то между ля и си, – что-то вроде вскрика. Очень интересно. Улыбающийся Йошбим трижды выходил на поклоны. Зажглись люстры, и зрители потянулись к выходам. Мистер Саттерсуэйт наклонился, чтобы посмотреть на девушку с золотыми волосами. Она встала, поправила шарф и повернулась. У мистера Саттерсуэйта перехватило дыхание; он только слышал, что в жизни встречаются такие лица – лица, которые делают историю. Девушка двинулась в сторону прохода в сопровождении молодого человека. Мистер Саттерсуэйт заметил, как на нее смотрели все мужчины поблизости и как они тайно продолжали наблюдать за ней, даже когда она проходила. – Красота, – сказал мистер Саттерсуэйт про себя. – Не очарование, не привлекательность, не магнетизм, не какие-то другие достоинства, о которых мы так любим поговорить, а именно Красота. Форма лица, изгиб бровей, линия скул. – Он тихонько процитировал: – «Вот лик, что тысячи судов гнал в дальний путь…» [8] – Только теперь мистер Саттерсуэйт понял значение этой фразы. 8 Кристофер Марлоу «Трагическая история доктора Фауста». – Пер. Н. Амосовой . Слова относятся к Елене Троянской. Он взглянул на мистера Кина, который наблюдал за ним с таким абсолютным пониманием, что слова были не нужны. – Меня всегда интересовало, – просто сказал мистер Саттерсуэйт, – какие они, эти женщины? – Кого вы имеете в виду? – Елена, Клеопатра, Мария Стюарт… Мистер Кин задумчиво кивнул. – Если мы поторопимся, – предложил он, – то, может быть, нам удастся рассмотреть… Они покинули ложу, и их поиски увенчались успехом. Пара, которую они искали, сидела в холле между первым и вторым этажом. Впервые мистер Саттерсуэйт обратил внимание на спутника девушки. Темноволосый молодой человек не отличался привлекательностью, но был полон внутреннего огня. Казалось, что лицо его состоит из неправильных углов: выпирающих скул, мощного, слегка искривленного подбородка, глубоко посаженных светлых глаз, которые странно смотрелись под темными нависающими бровями. Интересное лицо, отметил мистер Саттерсуэйт про себя. Настоящее, значительное. Наклонившись вперед, молодой человек что-то говорил. Девушка внимательно слушала. Ни один из них не принадлежал к обществу, в котором вращался мистер Саттерсуэйт. Он отнес их к богеме. На девушке было надето довольно бесформенное платье из дешевого зеленого шелка и испачканные туфли из белого сатина. Молодой человек носил вечернюю одежду так, как будто она стесняла его движения. Оба джентльмена прошли мимо беседующих несколько раз. Когда они проходили в четвертый, к паре присоединился третий – светловолосый молодой человек, похожий на клерка. Когда он подошел, между ними тремя появилось некоторое напряжение. Вновь подошедший постоянно теребил свой галстук и, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Девушка мрачно подняла к нему свое красивое лицо, а ее компаньон яростно скалился. – Обычная история, – негромко сказал мистер Кин, проходя мимо. – Да, – со вздохом согласился мистер Саттерсуэйт. – Думаю, что это неизбежно. Две собаки дерутся за кость. Так было всегда – и так будет всегда. А хотелось бы чего-нибудь другого. Красота… Он остановился. Красота была для мистера Саттерсуэйта чем-то восхитительным. Ему было трудно даже говорить о ней. Он взглянул на мистера Кина, который с пониманием кивнул головой. К началу второго акта они вернулись на свои места. Когда спектакль закончился, мистер Саттерсуэйт повернулся к своему другу: – Сегодня сыро. Я на машине. Вы должны позволить мне довезти вас… э-э-э… куда-нибудь. Последние слова произнес не сам мистер Саттерсуэйт, а его деликатность. От «довезти до дома» будет за версту отдавать любопытством, подумал он. Мистер Кин всегда был очень замкнутым человеком. Было удивительно, как мало мистер Саттерсуэйт знает о нем. – Но, может быть, – продолжил он, – у вас у самого здесь машина? – Нет, – ответил мистер Кин, – меня никто не ждет. – Тогда… Однако мистер Кин покачал головой. – Вы очень любезны, – сказал он, – но я предпочитаю пройтись один. Кроме того, – сказал мистер Кин со странной улыбкой, – если что-то произойдет, то вам придется действовать. Спокойной ночи, и благодарю вас. Мы еще раз вместе посмотрели драму. И он ушел так быстро, что мистер Саттерсуэйт не успел возразить и остался стоять с мыслью, которая не давала ему покоя. Какую драму имел в виду мистер Кин? «Паяцев» или какую-то другую? Мастерс, водитель мистера Саттерсуэйта, обычно оставлял машину в боковом переулке, потому что его хозяина раздражала медлительность, с которой машины подавались к парадному подъезду оперы. И теперь мистер Саттерсуэйт, как и всегда, повернул за угол и быстро пошел по направлению к тому месту, где его должна была ждать машина. Впереди себя он увидел мужчину с женщиной и еще не успел признать их, как к ним приблизился третий мужчина. Скандал разразился ровно через минуту. Рассерженный голос первого мужчины зазвучал громче. Второй запротестовал. И наконец они сцепились. Удары, тяжелое дыхание, еще удары – и фигура полицейского, появившаяся как по мановению волшебной палочки. Через минуту мистер Саттерсуэйт был уже возле девушки, прижавшейся к стене. – Позвольте мне… – сказал он. – Вам нельзя здесь оставаться. Он взял ее под руку и быстро повел по улице. Девушка обернулась. – А разве не надо… – неуверенно начала она. Мистер Саттерсуэйт покачал головой: – Вам нельзя во все это вмешиваться. Вас вполне могут пригласить пройти в участок. Уверен, что ни одному из ваших друзей такое не понравится. – Он остановился. – Вот моя машина. Если вы позволите, то я с удовольствием доставлю вас домой. Девушка вопросительно посмотрела на него. Респектабельный вид мистера Саттерсуэйта произвел на нее необходимое впечатление, и она кивнула. – Благодарю вас, – сказала девушка, садясь в машину, дверь которой придерживал Мастерс. Отвечая на вопрос мистера Саттерсуэйта, она дала адрес в Челси [9] , и он уселся рядом с ней. Девушка была расстроена и явно не расположена к разговорам, а мистер Саттерсуэйт был слишком тактичным человеком, чтобы отвлекать ее от ее мыслей. Однако через какое-то время девушка сама заговорила с ним. – Я думала, – раздраженно произнесла она, – они будут вести себя поумнее. 9 Район Лондона, в котором проживают в основном представители богемы. – Все это не стоит вашего внимания, – согласился мистер Саттерсуэйт. Его ненавязчивые манеры позволили девушке расслабиться, и она продолжила разговор, как будто ей было необходимо выговориться. – Это не было… то есть я хотела сказать, что произошло следующее: мы с мистером Истни дружим уже много лет, с того самого момента, как я приехала в Лондон. Он постоянно занимался моим голосом, добыл для меня несколько очень хороших рекомендаций и вообще был ко мне невероятно добр. Мистер Истни совершенно помешан на музыке и любезно пригласил меня сегодня вечером в оперу. Думаю, что он с трудом мог себе такое позволить. А потом появился мистер Бернс и по-доброму заговорил с нами. Это почему-то не понравилось Филу… мистеру Истни. Не понимаю почему. В конце концов, мы живем в свободной стране. Мистер Бернс очень приятный молодой человек и всегда в прекрасном расположении духа. А потом, когда мы уже шли к подземке, он опять присоединился к нам – и не успел сказать и двух слов, как Фил набросился на него как сумасшедший. И… боже, мне это совсем не понравилось! – Неужели? – Голос мистера Саттерсуэйта был очень мягок. Девушка слегка покраснела. В ней ничего не было от охотницы за мужчинами. Естественно, что она была взволнована тем фактом, что двое мужчин подрались из-за нее, в этом не было ничего странного, но мистер Саттерсуэйт решил, что она скорее в замешательстве, а ее следующая фраза подтвердила эту его догадку: – Надеюсь, что он его не ранил. И кто же этот «он», подумал мистер Саттерсуэйт, улыбаясь в темноте себе под нос. – Вы надеетесь, что мистер Истни не ранил мистера Бернса? – высказал он свое предположение. Девушка согласно кивнула: – Именно это я и хотела сказать. Все это так ужасно. Хотела бы я знать поточнее. – У вас есть телефон? – спросил мистер Саттерсуэйт, когда машина подъехала к дому. – Да. – Если хотите, я могу узнать точно, что случилось, и позвонить вам. Лицо девушки осветила улыбка. – Очень мило с вашей стороны. А это не слишком сложно для вас? – Ни в коем случае. Давая ему номер телефона, она несколько раз поблагодарила его, а потом застенчиво добавила: – Меня зовут Джиллиан Уэст. Пока мистер Саттерсуэйт ехал в ночи по этому небольшому поручению, на губах его играла слабая улыбка. Так вот в чем дело, подумал он, форма лица, линия скул … Он выполнил свое обещание. В следующее воскресенье, во второй половине дня, мистер Саттерсуэйт направился в Кью-Гарденс [10] , чтобы насладиться видом рододендронов. Очень-очень давно (невероятно давно, по мнению самого мистера Саттерсуэйта) он приехал сюда с одной молодой особой, чтобы полюбоваться на колокольчики. Мистер Саттерсуэйт очень тщательно подготовил те фразы, которые собирался произнести, когда будет делать предложение этой девушке. Он еще раз проговаривал их про себя, несколько рассеянно реагируя на ее замечания про колокольчики, когда наступил шок. Молодая особа перестала восхищаться колокольчиками и неожиданно призналась мистеру Саттерсуэйту (как истинному другу) в любви к другому. Мистер Саттерсуэйт отбросил приготовленный спич и стал судорожно вспоминать высказывания о дружбе и симпатии, подходящие к случаю. 10 Королевские ботанические сады. Так и закончилась история любви мистера Саттерсуэйта – чуть теплой любви в викторианском духе, но он навсегда сохранил романтические узы, связывавшие его с Ботаническим садом. Он часто появлялся здесь, чтобы полюбоваться на колокольчики или если задерживался за границей дольше обычного, то на рододендроны. Здесь ему приходили в голову сентиментальные мысли, и он искренне наслаждался этой старомодной романтической идиллией. В тот самый день мистер Саттерсуэйт как раз проходил мимо чайных домиков, когда узнал пару, которая сидела на траве, перед одним из крохотных столиков. Это были Джиллиан Уэст и светловолосый молодой человек, которые в этот момент тоже узнали его. Он увидел, как девушка зарделась и нетерпеливо заговорила со своим спутником. Еще через минуту он уже пожимал им руки в своей обычной, довольно церемонной манере. Они предложили ему выпить с ними чаю, и он согласился. – У меня не хватает слов, сэр, – сказал мистер Бернс, – чтобы высказать вам свою благодарность за то, что вы тогда присмотрели за Джиллиан. Она мне все рассказала. – Да, – подтвердила девушка, – это было очень мило с вашей стороны. Мистеру Саттерсуэйту было приятно смотреть на пару, которая его искренне заинтересовала. Их чистота и наивность его тронули, а кроме того, для него это была возможность познакомиться с миром, о котором он очень мало знал. Эти люди принадлежали к не известному ему классу. Хотя его манеры и отличались некоторой сухостью, мистер Саттерсуэйт умел очаровывать людей. Очень скоро он знал о своих новых друзьях все. Он заметил, что мистер Бернс незаметно превратился в Чарли, и сообщение о том, что эти двое помолвлены, не застало его врасплох. – Честно сказать, – произнес мистер Бернс с отчаянной смелостью, – это произошло только сегодня, правда, Джил? Бернс работал клерком в пароходной компании. У него была неплохая зарплата, немного скопленных денег, и они собирались скоро пожениться. Мистер Саттерсуэйт слушал, кивал головой и рассыпался в поздравлениях. Обычный молодой человек, думал он про себя, очень обычный молодой человек. Приятный, прямолинейный, хорошо о себе думающий, но без хвастовства, неплохо выглядящий, но не красавец. Ничего выдающегося, и пороха он точно не выдумает. И такая девушка его любит… – А как поживает мистер Истни? – вслух спросил он. Он намеренно остановился, но оказалось, что успел сказать достаточно, чтобы вызвать эффект, которого совсем не ожидал. Чарли Бернс помрачнел, а на лице Джиллиан появилась тревога. Даже не тревога, подумал мистер Саттерсуэйт, а страх. – Мне все это не нравится, – произнесла Джиллиан низким голосом. Она обращалась к мистеру Саттерсуэйту, как будто инстинкт подсказывал ей, что он скорее поймет чувства, непонятные ее жениху. – Понимаете, он очень много для меня сделал. Он поощрял мои занятия пением – помогал мне в этом. Но я всегда знала, что голос у меня средненький, не первоклассный, хотя у меня и были ангажементы… Она замолчала. – Проблем у тебя тоже хватало, – сказал Бернс. – Молодой девушке надо, чтобы ее кто-то патронировал. У Джиллиан была масса неприятностей, мистер Саттерсуэйт, просто масса. Как видите, она красавица, а это, знаете ли, очень часто приводит девушку к неприятностям. И они просветили мистера Саттерсуэйта относительно вещей, которые Бернс туманно назвал «неприятности». Молодой человек (который застрелился), необъяснимое поведение банковского служащего (который к тому же был женат), буйный незнакомец (который, должно быть, был сумасшедшим!) и несдержанное поведение пожилого художника. Вспышки насилия и трагедии, которые сопровождали Джиллиан по жизни и о которых Чарли Бернс рассказывал равнодушным голосом. – Я думаю, – закончил он, – что этот парень, Истни, слегка не в себе. У Джиллиан были бы с ним проблемы, если б я не взял ее под свое крыло. Тут он глуповато рассмеялся, а девушка даже не улыбнулась. Она серьезно смотрела на мистера Саттерсуэйта. – Фил не так уж плох, – медленно произнесла она. – Он обо мне заботился, я это знаю, и я тоже заботилась о нем – как о друге, но не более того. Не знаю, как он отнесется к нашим последним новостям. Он… я так боюсь, что он… Она замолчала перед лицом опасности, которую смутно ощущала. – Если я чем-то могу вам помочь, – тепло произнес мистер Саттерсуэйт, – командуйте. Ему показалось, что Чарли слегка обиделся, но Джиллиан быстро поблагодарила его. Расстался со своими новыми друзьями мистер Саттерсуэйт после того, как пообещал Джиллиан выпить с ней чаю в следующий четверг. С наступлением четверга мистер Саттерсуэйт почувствовал приступ нетерпения. «Я старый человек, – размышлял он, – но не настолько старый, чтобы не оценить красивого лица…» Он покачал головой, испытывая дурное предчувствие. Джиллиан была одна – Чарли собирался подойти позже. Она выглядит более счастливой, подумал мистер Саттерсуэйт, как будто освободилась от какой-то навязчивой идеи. И она откровенно призналась ему в этом: – Я очень не хотела говорить Филу о Чарли. Но оказалось, что все это глупости. Мне бы надо было знать Фила получше. Конечно, он был расстроен, но вел себя очень мило. Невероятно мило. Посмотрите, что он прислал мне сегодня утром – свадебный подарок. Ну разве это не прелесть? Подарок действительно был хорош, принимая во внимание стесненные обстоятельства молодого человека: последняя модель четырехлампового радиоприемника на аккумуляторах. – Понимаете, мы оба обожаем музыку, – пояснила девушка. – Фил сказал, что когда я стану слушать концерты по этому приемнику, то буду вспоминать его. И я уверена, что так оно и будет, потому что мы всегда были с ним большими друзьями. – Вы должны гордиться своим другом, – мягко заметил мистер Саттерсуэйт. – Он принял этот удар как настоящий спортсмен. Джиллиан кивнула, и у нее в глазах мелькнули слезы. – Он попросил меня сделать для него одну вещь. Сегодня годовщина дня нашей первой встречи. Он попросил меня остаться сегодня дома и послушать концерт по радио, а не выходить куда-нибудь с Чарли. И я сказала… ну конечно, я очень тронута и всегда буду вспоминать его с благодарностью. Мистер Саттерсуэйт озадаченно кивнул. Он редко ошибался в своих оценках человеческой натуры, а, по его мнению, Филип Истни не был способен на такие сентиментальности. Видимо, молодой человек был более банален, чем показался с первого раза, да и Джиллиан, по-видимому, считала, что просьба вполне в духе ее отвергнутого ухажера. Мистер Саттерсуэйт был слегка – совсем чуть-чуть – разочарован. Он сам был сентиментален и знал за собой эту слабость, но о других людях предпочитал думать лучше, чем они были на самом деле. Кроме того, его возраст как раз подходил для сентиментальности – в современном мире ей не было места. Он попросил Джиллиан спеть, и она согласилась. Мистер Саттерсуэйт даже сделал ей комплимент, хотя сразу же понял, что певицей она была никудышней. Любой успех, который к ней мог прийти в выбранной профессии, был бы в первую очередь связан с ее внешностью, а не с певческими данными. Мистер Саттерсуэйт не жаждал вновь встречаться с Бернсом, поэтому собрался уходить. Именно в этот момент он обратил внимание на украшение, стоявшее на камине, которое выделялось среди всего остального, как драгоценный камень на фоне кучи мусора. Это был необычный бокал из тонкого зеленого стекла, изящно стоявший на длинной ножке. На самом его краю помещалось нечто похожее на мыльный пузырь – шар, сделанный из переливающегося стекла. Джиллиан заметила, на что он так внимательно смотрит. – А, это еще один подарок от Фила. Мне он кажется красивым. Фил работает на какой-то стекольной фабрике. – Очень красивая вещь, – произнес мистер Саттерсуэйт с трепетом. – Стеклодувы Мурано [11] могли бы гордиться таким. 11 Место под Венецией, знаменитое изделиями из стекла. Он ушел, чувствуя, как его любопытство к Филипу Истни возросло. Очень любопытный молодой человек. А все-таки девушка с прекрасным лицом предпочла ему Чарли Бернса… Какая странная и необъяснимая штука жизнь. Мистеру Саттерсуэйту только что пришло в голову, что из-за невероятной красоты Джиллиан Уэст его встреча с мистером Кином прошла не так, как всегда. Обычно каждая встреча с этим таинственным человеком заканчивалась для мистера Саттерсуэйта каким-то странным и неожиданным происшествием. И, видимо, надеясь еще раз встретиться с этим олицетворением тайны, мистер Саттерсуэйт направил свои стопы в ресторан «Арлекин», где когда-то давно он уже встречался с мистером Кином и который мистер Кин, по его собственным словам, часто посещал. Мистер Саттерсуэйт с надеждой прошелся по залам ресторана, но нигде не увидел смуглого улыбающегося лица мистера Кина. Вместо этого он наткнулся на Филипа Истни, одиноко сидящего за небольшим столиком. Ресторан был полон, поэтому мистер Саттерсуэйт уселся напротив молодого человека. Он неожиданно почувствовал странное ликование, как будто принимал участие в захватывающих дух событиях. И он действительно принимал участие в чем-то, чего еще не понимал до конца. Смысл сказанного мистером Кином в опере стал ему понятен. Перед ним действительно разворачивалась драма, важную роль в которой предстояло сыграть именно ему, мистеру Саттерсуэйту. И он обязан вступить вовремя и не перепутать слова. Он сел напротив Филипа Истни с ощущением, что принимает участие в чем-то неизбежном. Они легко разговорились, потому что Истни надо было выговориться. А мистер Саттерсуэйт был, как и всегда, внимательным и сочувствующим слушателем. Они говорили о войне, взрывчатых веществах, отравляющих газах. В последних Истни разбирался просто прекрасно, потому что большую часть войны занимался их производством. Мистер Саттерсуэйт нашел, что он действительно интересный собеседник. Есть один газ, рассказал Истни, который так никогда и не применялся. Военные действия прекратились слишком быстро, а с ним связывались большие надежды. Всего один вдох – и человек превращается в труп. Рассказывал он все это с большим энтузиазмом. Разбив таким образом лед, мистер Саттерсуэйт постепенно переключился на музыку. Тонкое лицо Истни осветилось. Он заговорил со страстью и раскрепощенностью настоящего ценителя. Они обсудили Йошбима, которого молодой человек очень ценил. Оба согласились, что в мире нет ничего лучше хорошего тенора. Еще мальчиком Истни довелось слушать Карузо, и он никак не мог забыть этого. – А вы знаете, что Карузо голосом разбивал стеклянные бокалы? – спросил он у Саттерсуэйта. – Я всегда считал, что это сказка, – улыбнулся мистер Саттерсуэйт. – Нет, это святая правда, я в этом уверен. Дело в том, что это вполне возможно – все дело в резонансе. И он углубился в технические детали. Глаза его горели, а лицо раскраснелось. Было видно, что он захвачен предметом разговора, и мистер Саттерсуэйт заметил, что в вопросе он разбирается не хуже профессионала. Он понял, что говорит с обладателем выдающегося ума, который вполне мог принадлежать гению. Блестящему, эксцентричному, не выбравшему еще, по какому пути идти, но, несомненно, гению. Мистер Саттерсуэйт подумал о Чарли Бернсе и еще раз удивился решению Джиллиан Уэст. С удивлением он понял, как уже поздно, и попросил принести счет. Истни смотрел на него с извиняющимся видом. – Мне стыдно, что я так разболтался, – сказал он. – Но вас привел сюда счастливый случай. Мне сегодня надо было выговориться. Он издал странный смешок и замолчал. Глаза его продолжали блестеть от какого-то подавленного возбуждения, но выглядел он трагично. – Я получил очень большое удовольствие, – произнес мистер Саттерсуэйт. – Для меня беседа была чрезвычайно интересной и познавательной. Он поклонился своим смешным изысканным поклоном и вышел из ресторана. Ночь была теплой, и пока он медленно шел по улице, в голову ему пришла странная идея. Ему показалось, что он не один, что кто-то идет рядом с ним. Напрасно он пытался уговорить себя, что все это глупости, – ощущение не исчезало. Кто-то в темноте шел рядом с ним по тихой темной улице – кто-то, кого он не мог видеть. Мистер Саттерсуэйт задумался, почему он вдруг так ясно представил себе фигуру мистера Кина? Теперь он чувствовал, что это мистер Кин идет рядом с ним, и в то же время его глаза говорили о том, что он ошибается, что он совершенно один. Но мысль о мистере Кине никуда не исчезала, а превратилась в нечто большее: в навязчивую идею, что должно произойти что-то ужасное. Он, Саттерсуэйт, должен что-то сделать, и сделать очень быстро. Что-то шло из рук вон плохо, и только в его силах было все исправить. Это чувство было настолько сильным, что мистер Саттерсуэйт перестал с ним бороться. Вместо этого он закрыл глаза и попытался мысленно приблизить к себе образ мистера Кина. Если бы он только мог задать ему вопрос… Но не успела эта мысль прийти ему в голову, как он понял, что ошибается. Не было никакого смысла спрашивать мистера Кина о чем-нибудь. «Все нити в ваших руках», – наверняка ответит ему тот. Нити… Какие нити? Он тщательно проанализировал свои мысли и ощущения. Это постоянное чувство тревоги. Откуда оно взялось? Перед его глазами мгновенно возник образ – образ Джиллиан Уэст, в одиночестве слушающей радио. Мистер Саттерсуэйт дал пенни мальчишке-газетчику и схватил газету. Там немедленно нашел расписание радиопрограмм и с интересом заметил, что сегодня будут передавать концерт Йошбима. Он будет петь «Сальве Димора» из Фауста, а потом народные песни: «Пастух», «Рыбка», «Олененок» и так далее. Мистер Саттерсуэйт сложил газету – знание того, что Джиллиан собирается слушать, сделало ее образ четче. В одиночестве… Странная просьба со стороны Филипа Истни. Совсем на него не похоже. В нем ведь совсем нет сентиментальности. Он был человеком необузданных страстей, может быть, даже опасным… Его рассуждения опять пошли на второй круг. Опасный человек – в этом что-то есть. Все нити в ваших руках . Сегодняшняя встреча с Филипом Истни была какой-то странной. Счастливый случай, сказал Истни. А был ли это случай? Или – переплетение нитей Судьбы, о которых мистер Саттерсуэйт пару раз уже думал этим вечером? В своих мыслях он вернулся назад. В том, что сказал сегодня Истни, должна быть какая-то зацепка. Обязательно должна быть, а иначе откуда это ощущение срочности? О чем они говорили весь вечер? Пение, работа, война, Карузо… Карузо! Мысли мистера Саттерсуэйта вырвались наконец из порочного круга. Голос Йошбима очень похож на голос Карузо. И сейчас Джиллиан сидит и слушает этот сильный и чистый голос, льющийся из динамиков, который наполняет всю комнату и заставляет звенеть бокалы… У него перехватило дыхание. Звенящие бокалы. Карузо, поющий в бокал для вина, который разлетается вдребезги. Йошбим, поющий в Лондонской студии, и бокал, разбивающийся в миле от него, не бокал для вина, а тонкий, декоративный, из зеленого стекла. Падающий стеклянный шар, мыльный пузырь, который вполне может быть чем-то заполнен… Именно в этот момент мистер Саттерсуэйт, по мнению прохожих, сошел с ума. Он еще раз раскрыл газету, бросил взгляд на расписание и изо всех сил бросился бежать по тихой улице. В конце нее он натолкнулся на такси и запрыгнул в него, выкрикнув адрес и сообщив, что от того, как быстро они туда доберутся, зависит жизнь человека. Водитель, посчитав его сумасшедшим богачом, надавил на газ. Мистер Саттерсуэйт откинулся на спинку сиденья. В голове у него роились обрывки мыслей и информации, которую он учил еще в школе, а также обрывки того, что ему сегодня говорил Истни. Резонанс – естественные колебания; если период воздействия совпадает с естественным колебанием… там еще было что-то про висячие мосты и про солдат, которые по ним маршируют. Что-то о том, что, если амплитуда шагов совпадет с амплитудой моста… Истни все это знает, он все это изучил. И Истни – гений. В 22:45 начнется концерт Йошбима. То есть уже сейчас. Да, но сначала он поет Фауста. А выкрик на высокой ноте будет в «Песне пастуха», и тогда… Что произойдет тогда? Его мысли опять топтались на одном месте. Тоны – верхние, нижние… Он мало что знал об этом, а вот Истни знал все. Только бы успеть! Такси остановилось. Мистер Саттерсуэйт выскочил из него и бросился по каменным ступеням, как юный атлет. Дверь в квартиру была наполовину приоткрыта. Он полностью распахнул ее и услышал голос великого тенора. Ему уже приходилось слышать «Песню пастуха» – правда, в более традиционных условиях. Пастух, запрягай лошадей… Все-таки успел! Он распахнул дверь гостиной – Джиллиан сидела на стуле с высокой спинкой перед камином. Сын Байры собрался жениться, На свадьбу пора торопиться… Наверное, она подумала, что он сошел с ума. Мистер Саттерсуэйт схватил ее, выкрикивая что-то нечленораздельное, и полувытолкал, полувытащил на лестничную площадку. На свадьбу пора торопиться, йо-ха-ха! Прекрасная высокая нота, мощная, открытая – нота, которой может гордиться любой певец. И вместе с нею еще один звук – чуть слышный звон разбившегося стекла. Помойная кошка прошла мимо них прямо в квартиру. Джиллиан пошевелилась, но мистер Саттерсуэйт удержал ее, бормоча что-то бессвязное. – Нет, нет, это смертельно опасно. Никакого запаха, чтобы предупредить. Шипение – и все кончено. Никто не знает, насколько это опасно. Это не похоже ни на что из того, что использовалось раньше. Он повторял то, что Филип Истни рассказывал ему за обедом. Джиллиан смотрела на него непонимающими глазами. Филип Истни достал часы и посмотрел на них. Было всего половина двенадцатого. Последние сорок пять минут он мерил шагами набережную. Взглянув на Темзу, молодой человек повернулся и лицом к лицу столкнулся со своим обеденным собеседником. – Странно, – рассмеялся он. – Кажется, сама судьба сталкивает нас сегодня вечером. – Если это можно назвать судьбой, – сказал мистер Саттерсуэйт. Филип Истни внимательно посмотрел на него, и выражение его лица изменилось. – Слушаю вас, – тихо сказал он. Мистер Саттерсуэйт сразу же перешел к делу: – Я только что был дома у мисс Уэст. – И что? Тот же голос, то же непробиваемое спокойствие. – Мы… вытащили из квартиры мертвую кошку. – Кто вы такой? – спросил Истни после паузы. Какое-то время мистер Саттерсуэйт говорил, рассказывая последние события. – Так что, как видите, я появился как раз вовремя, – закончил он свой рассказ, а затем, после паузы, довольно мягко добавил: – У вас есть что сказать? Он ожидал какого-то взрыва, каких-то яростных оправданий. Но ничего такого не произошло. – Нет, – спокойно ответил Филип Истни, повернулся на каблуках и ушел. Мистер Саттерсуэйт следил за ним, пока его фигура не скрылась в дымке. Несмотря на все произошедшее, у него были странные чувства по отношению к Истни, такие, которые мог бы испытывать художник по отношению к художнику, сентиментальный человек по отношению к действительно влюбленному, обычный человек по отношению к гению. Наконец мистер Саттерсуэйт встряхнулся и пошел в том же направлении, в котором удалился Истни. Спускался туман, и он наткнулся на полицейского, который подозрительно посмотрел на него. – Вы сейчас не слышали никакого всплеска? – спросил полицейский. – Нет, – ответил мистер Саттерсуэйт. Полицейский пристально вглядывался в реку. – Наверное, опять один из этих самоубийц, – сказал он с осуждением. – С них станется. – Наверное, – заметил мистер Саттерсуэйт, – у них есть на то свои причины. – В основном деньги, – сказал полицейский. – Иногда – женщина, – добавил он, приготовившись уйти. – И не всегда они виноваты, потому что некоторые женщины вполне могут довести до ручки. – Некоторые могут, – согласился мистер Саттерсуэйт. Когда полицейский ушел, он уселся на скамейку. Туман окружал его со всех сторон, а он сидел и думал, была ли Елена Троянская милой, обыкновенной женщиной и была ли для нее красота благословением или проклятием. Смерть на Ниле [12] Леди Ариадна Грэйл нервничала. С того момента, как она ступила на борт парохода «Файюм», ее раздражало абсолютно все. Ей не нравилась ее каюта. Она могла пережить утреннее солнце, но не послеобеденное. Поэтому Памеле Грэйл, ее племяннице, пришлось уступить ей свою каюту по противоположному борту. С ворчанием леди Ариадна перебралась туда. Она напустилась на свою сиделку, мисс Элси Макнотон, которая дала ей не тот шарф и упаковала ее маленькую подушку, вместо того чтобы оставить ее незапакованной. Она отчитала своего мужа, сэра Джорджа, за то, что он купил ей не те четки – она хотела из ляпис-лазури, а он купил из сердолика. Джордж всегда был идиотом! 12 Рассказ «Смерть на Ниле» был впервые напечатан в США в «Космополитен» в апреле 1933 г., а потом появился в «Нэш Пэлл Мэлл» в июле того же года. – Прости, моя дорогая, прости, – взволнованно извинился супруг. – Я схожу и поменяю их. У нас еще масса времени. Единственным, на кого леди не нарычала, был секретарь ее мужа Бэзил Уэст, потому что никто никогда не рычал на Бэзила – его улыбка разоружала с первого мгновения. Однако больше всего, естественно, досталось переводчику Мохаммеду – импозантному и дорого одетому типу, которого, казалось, ничто не могло вывести из себя. Когда леди Грэйл увидела пассажира, сидевшего в плетеном кресле на палубе, ее гнев уже невозможно было сдержать. – В офисе они четко сказали мне, что мы будем единственными пассажирами! Конец сезона, и никто больше не собирается ехать в эту поездку! – воскликнула она. – Это так, леди, – спокойно ответил Мохаммед. – Вы, ваши сопровождающие и один джентльмен. Вот и всё. – Но мне сказали, что на пароходе мы будем одни! – Именно так, леди. – Это совсем не так. Мне солгали! Что этот человек здесь делает? – Он приехал позже, леди. Уже после того, как вы купили билеты. Он решил ехать только сегодня утром. – Это абсолютное надувательство! – Всё в порядке, леди. Он хороший джентльмен, очень тихий, очень приятный… – Вы идиот! Вы ничего в этом не понимаете… Мисс Макнотон, где вы? Ах вот вы где! Я ведь уже несколько раз просила вас не отходить далеко. Я могу потерять сознание. Проводите меня в каюту, приготовьте аспирин, и пусть Мохаммед не смеет больше ко мне приближаться. Он готов повторять «всё в порядке, леди» до тех пор, пока я не завизжу! Мисс Макнотон без единого слова протянула Ариадне свою руку. Сиделка была высокой женщиной тридцати пяти лет, обладавшей спокойной, неброской красотой. Она устроила леди Грэйл в каюте, обложила ее со всех сторон подушками, дала ей аспирин и выслушала постепенно ослабевающий поток ее жалоб. Леди Ариадне было сорок восемь лет. С шестнадцати лет она страдала от избытка денег. Десять лет назад эта дама вышла замуж за обедневшего баронета, сэра Джорджа Грэйла. Она была крупной женщиной с приятными чертами лица, которое было испещрено морщинами и с которого никогда не сходило капризное выражение. Яркий макияж, которым она пользовалась, только подчеркивал разрушительное действие времени и несносного характера. Волосы леди попеременно красила или в платиновый, или в красновато-коричневый цвета, из-за чего те выглядели совсем блеклыми и усталыми. Одевалась она слишком броско и носила слишком много драгоценностей. – Передайте сэру Джорджу, – закончила Ариадна, обращаясь к мисс Макнотон, которая молча стояла с непроницаемым лицом, – передайте ему, что он должен избавиться от этого пассажира на нашем пароходе! Мне необходимо уединение! После всего того, что я пережила за последнее время… – И она закрыла глаза. – Конечно, леди Грэйл, – сказала сиделка и вышла из каюты. Пассажир, который вызвал эту бурю эмоций, продолжал сидеть на палубе. Он сидел спиной к Луксору и смотрел вдаль, через Нил, туда, где над темной полосой зелени виднелись золотистые вершины холмов. Проходя мимо этого человека, Элси бросила на него быстрый, оценивающий взгляд. Сэра Джорджа она нашла в салоне. В руках у него были четки, которые он с сомнением рассматривал. – Скажите, мисс Макнотон, по-вашему, эти подойдут? Сиделка быстро взглянула на ляпис-лазурь. – Они действительно очень красивые, – сказала она. – А леди Грэйл они понравятся, как вы думаете? – Ну нет, я бы так не сказала, сэр Джордж. Понимаете, сейчас ей ничего не понравится. В этом вся проблема. Кстати, она просила вам передать, что вы должны избавиться от постороннего пассажира. У сэра Грэйла буквально отвалилась челюсть. – А как? Что я должен сказать этому несчастному? – А никак, – добрый голос Элси Макнотон звучал ободряюще. – Просто скажете ей, что ничего не смогли сделать. И не волнуйтесь, все будет в порядке, – добавила она. – Вы так думаете? – Лицо мужчины было удивительно беспомощным. – Вы не должны принимать эти вещи так близко к сердцу, сэр Джордж, – продолжила Элси все тем же добрым голосом. – Вы же знаете, что это все из-за ее здоровья. Поэтому не воспринимайте все так серьезно. – А вы думаете, что она действительно плоха? По лицу сиделки пробежала тень. В ее голосе появились какие-то странные нотки. – Да, мне… мне не совсем нравится ее состояние, – ответила женщина. – Но прошу вас, не волнуйтесь, сэр Джордж! Это совсем ни к чему, уверяю вас. – Она улыбнулась баронету дружеской улыбкой и ушла. В салон неторопливо вошла Памела. От ее белой одежды веяло прохладой. – Привет, дядюшка, – поздоровалась она. – Привет, Памела, дорогая, – отозвался Джордж. – Что это у тебя? Какая прелесть! – Что ж, я рад, что тебе понравилось. А как ты думаешь, твоей тетушке тоже понравится? – Ей ничего не может понравиться. Никак не могу понять, почему ты на ней женился, дядюшка. Сэр Джордж ничего не ответил. Перед его мысленным взором пронеслись проигрыши на скачках, настойчивые кредиторы и лицо красивой, хотя и деспотичной женщины. – Бедняжка, – сказала Памела, – думаю, что ты был вынужден это сделать. И теперь она здорово портит жизнь нам обоим, не так ли? – После того как она заболела… – начал было сэр Грэйл. – Она совсем не больна, – прервала его племянница. – Совсем! И делает все, что ей захочется. Вот смотри, когда ты ездил в Асуан, она была весела, как, как… как сверчок. Спорить могу, что мисс Макнотон знает, что она прикидывается. – Не знаю, что бы мы делали без мисс Макнотон, – произнес Джордж со вздохом. – Что ж, она девушка расторопная, – согласилась с ним Памела. – Правда, я не балдею от нее так, как ты, дядюшка. Не спорь! И не возражай! Ты считаешь ее самим совершенством, и в каком-то смысле так оно и есть. Но мне она кажется темной лошадкой. Я никогда не могу понять, о чем думает эта женщина. Хотя она действительно здорово управляется с этой старой кошкой. – Послушай, Пэм, тебе не следует говорить о своей тете в таком тоне. Проклятие, она очень хорошо к тебе относится! – Ну да, она же оплачивает наши счета, правда? Хотя жизнь от этого не становится легче. Сэр Джордж решил поменять тему разговора на более нейтральную. – Что будем делать с этим новым пассажиром, который едет вместе с нами? Тетя хочет, чтобы на пароходе были только мы. – Значит, у нее ничего не получится, – холодно произнесла девушка. – Тот мужчина выглядит очень импозантно. Его зовут Паркер Пайн. Я бы сказала, что он служит в Департаменте учетных записей, если такой вообще существует. Смешно, но я, кажется, уже слышала где-то это имя… Бэзил! – обратилась Памела к только что вошедшему в салон секретарю. – Где я могла видеть имя Паркер Пайн? – На первой странице «Таймс» в колонке «Разыскиваются», – ответил молодой человек, не задумавшись ни на секунду. – «Вы счастливы? Если нет, то приходите на консультацию к мистеру Паркеру Пайну». – Не может быть! Вот это совпадение! – изумилась девушка. – Давайте будем рассказывать ему о наших проблемах всю дорогу до Каира. – А у меня никаких проблем нет, – заметил секретарь. – Мы будем просто скользить по золотому Нилу и любоваться храмами… – Он быстро взглянул на сэра Джорджа, который взял в руки газету. – Вдвоем. Последнее слово больше походило на легкий выдох, но Памела его услышала. Их взгляды встретились. – Вы правы, Бэзил, – чуть слышно произнесла она. – Как прекрасна жизнь! Сэр Грэйл встал и вышел. Его племянница нахмурилась. – В чем дело, счастье мое? – насторожился секретарь. – Ненавидимая мною жена дядюшки… – Не волнуйся, – быстро проговорил Бэзил. – Какое значение имеет для нас, что она думает? Просто ни в чем ей не перечь. Вот увидишь, – рассмеялся он, – это прекрасный способ защиты. В салоне появилась крупная фигура мистера Паркера Пайна. За ней виднелась живописная фигура Мохаммеда, который готовился произнести заранее отрепетированную речь. – Леди, джентльмены, мы отправляемся, – объявил он. – Через несколько минут по правому борту у нас будет Карнакский храм [13] . Я расскажу вам историю о том, как маленький мальчик отправился покупать жареную баранью ногу для своего отца… * * * Мистер Паркер Пайн промокнул лоб. Он только что вернулся с экскурсии к храму Дендеры [14] и теперь в полной мере ощущал, что поездка на осле совсем не подходила человеку его комплекции. Мистер Пайн только собрался отстегнуть воротничок, как его внимание привлекла записка, лежавшая на письменном столе. Открыв ее, он прочитал следующее: 13 Ипет-Исут – крупнейший храмовый комплекс Древнего Египта, главное государственное святилище Нового царства. 14 Небольшой город на западном берегу Нила, в котором находится храм богини Хатор. Глубокоуважаемый сэр, Буду благодарна, если вы воздержитесь от посещения храма в Абидосе [15] и останетесь на борту, так как я хочу проконсультироваться у вас. С уважением, Ариадна Грэйл На крупном и широком лице мистера Паркера Пайна появилась улыбка. Он пододвинул к себе листок бумаги, отвинтил колпачок своей авторучки и принялся писать: 15 Храм Сети I в Абидосе. Cети I, сын Рамзеса I, правил в 1290–1279 гг. до н. э.; с него начинается период возрождения Египта как государства. Уважаемая леди Грэйл, Мне жаль огорчать вас, но в настоящий момент я нахожусь на отдыхе и не даю консультаций. Затем мистер Пайн подписался и отправил письмо со стюардом. Но только он закончил переодеваться, как ему принесли еще одну записку. Уважаемый мистер Паркер Пайн, Я с уважением отношусь к тому, что вы находитесь на отдыхе, и поэтому готова заплатить сто фунтов за вашу консультацию. С уважением, Ариадна Грэйл Мистер Пайн приподнял брови и стал в задумчивости постукивать ручкой по зубам. Ему хотелось увидеть Абидос, но сто фунтов – это сто фунтов, как ни крути. А цены в Египте оказались гораздо выше, чем он мог предположить. И он снова взял ручку. Уважаемая леди Грэйл, Я не поеду в Абидос. С уважением, Дж. Паркер Пайн Отказ мистера Пайна сойти на берег вызвал приступ горя у Мохаммеда. – Очень красивый храм. Все мои гости любят смотреть этот храм, – принялся уговаривать он путешественника. – Я найду повозку. Матросы в кресле снесут вас на берег. Но от всех этих заманчивых предложений мистер Паркер Пайн отказался. Он сидел и ждал на палубе. Наконец дверь в каюту его попутчицы открылась, и из нее выплыла сама леди Грэйл. – Сегодня так жарко! – тонко подметила она. – Я вижу, вы решили остаться, мистер Пайн. Вы приняли мудрое решение. Не хотите ли выпить чаю в салоне? Мистер Паркер быстро поднялся и проследовал за дамой. Нельзя было отрицать, что эта дама его заинтриговала. Казалось, что леди Ариадна испытывает какие-то трудности и никак не может перейти к самому главному. В разговоре она перескакивала с предмета на предмет, но в конце концов произнесла изменившимся голосом: – Мистер Пайн, я хочу, чтобы то, что вы сейчас услышите, осталось строго между нами. Надеюсь, вы это понимаете. – Естественно. Ариадна замолчала и глубоко вздохнула. Ее собеседник спокойно ждал. – Я хотела бы знать, травит меня мой муж или нет, – выпалила она. Мистер Паркер ожидал услышать все, что угодно, но только не это. Он не стал скрывать своего удивления. – Это очень серьезное обвинение, леди Грэйл. – Послушайте, я не дура и не вчера родилась. Я подозреваю его уже какое-то время. Как только Джордж куда-нибудь уезжает, мне становится лучше. Я могу спокойно есть и чувствую себя совершенно другим человеком. Ведь должно же быть этому какое-то объяснение! – То, что вы говорите, леди Грэйл, очень серьезно. Но не забывайте, что я не детектив, я, если вам будет угодно, скорее специалист по делам сердечным… – Это понятно, – прервала его Ариадна. – Но меня это как-то мало волнует. Мне не нужен полицейский – я сама в состоянии за себя постоять, будьте уверены, мне нужна определенность. Я не какая-нибудь злодейка, мистер Пайн. И отношусь по-доброму к тем, кто добр со мной. Сделка есть сделка. И я выполнила свои обязательства. Я выплатила все долги моего мужа и не ограничиваю его в деньгах. Паркер Пайн почувствовал мимолетную жалость к сэру Джорджу. – А что касается его племянницы, то у нее есть деньги на одежду, на развлечения и на все такое прочее. И все, чего я прошу, – это простой благодарности. – Благодарность невозможно почувствовать по приказу, леди Грэйл. – Глупости! – отрезала женщина и продолжила: – Ну, так вот, выясните для меня всю правду. А когда я ее узнаю… – Что же будет тогда, леди Грэйл? – Мистер Пайн с любопытством посмотрел на новую знакомую. – Это уже мое дело, – ответила она, плотно сжав губы. – Простите меня, леди Грэйл, но мне кажется, что вы не совсем откровенны со мной, – сказал мистер Паркер Пайн после минутного колебания. – Абсурд. Я же сказала вам, чего от вас хочу. – Да, но вы не сказали почему. Взгляды собеседников встретились, и женщина первой отвела глаза. – Мне казалось, что причина очевидна, – сказала она. – Нет. Потому что я сомневаюсь в одной вещи. – И это… – Вы хотите, чтобы вы оказались правы – или ошиблись? – Ну, это уже слишком, мистер Пайн! – Леди Грэйл встала, дрожа от негодования. – Да-да, – сказал тот, мягко кивнув. – Но это не ответ на мой вопрос, как вы сами понимаете. – Ну-у-у-у!.. – Казалось, что Ариадне не хватает слов. Она выскочила из комнаты. Оставшись в одиночестве, мистер Пайн задумался. Он был настолько глубоко погружен в размышления, что заметно вздрогнул, когда кто-то вошел в салон и уселся напротив него. Это была мисс Макнотон. – А вы очень быстро вернулись, – заметил Паркер. – Остальные еще на экскурсии. Я сказала, что у меня разболелась голова, и вернулась одна, – ответила Элси и, немного поколебавшись, спросила: – А где леди Грэйл? – Полагаю, лежит в своей каюте. – Тогда всё в порядке. Я бы не хотела, чтобы она узнала, что я здесь. – Так, значит, вы вернулись не из-за нее? – Нет, – Макнотон покачала головой. – Я вернулась, чтобы переговорить с вами. Мистер Паркер Пайн был сильно удивлен. На первый взгляд сиделка показалась ему женщиной, способной самостоятельно решать свои проблемы и не нуждающейся в советах постороннего. По-видимому, он оказался не прав. – Я наблюдаю за вами с того момента, как вы поднялись на борт, – сказала Элси. – Мне показалось, что вы человек, обладающий большим опытом и широкими взглядами. Мне просто необходим ваш совет. – Простите меня, мисс Макнотон, но мне кажется, что вы не тот тип, который обычно нуждается в советах. Я бы сказал, что вы человек, который привык полагаться на свое собственное мнение. – В обычной жизни – да, вы правы. Но сейчас я нахожусь в довольно деликатной ситуации… – Женщина на минуту задумалась. – Обычно я не говорю о своих подопечных, но сейчас, мне кажется, это необходимо. Когда мы отправились из Англии, мистер Пайн, с леди Грэйл все было абсолютно ясно. Говоря простым языком, с ней все было в полном порядке. А теперь это, по-видимому, не совсем так. Понимаете, слишком большие деньги и слишком много свободного времени могут привести к некой патологии. Несколько этажей, которые надо ежедневно убирать, и пять-шесть детишек, за которыми надо ухаживать, превратили бы леди Грэйл в абсолютно здоровую и счастливую женщину. Мистер Паркер Пайн согласно кивнул. – Больничные сиделки часто встречаются с различными нервными заболеваниями, – продолжала его собеседница. – Все дело в том, что леди Грэйл наслаждалась своим плохим здоровьем. Поэтому с самого начала в мою задачу входило минимизировать ее страдания, вести себя как можно тактичнее и наслаждаться путешествием настолько, насколько это возможно. – Очень мудро с вашей стороны, – заметил Паркер. – Но, мистер Пайн, с того времени ситуация сильно изменилась. Теперь леди Грэйл жалуется на реальные страдания, а не на вымышленные. – Вы хотите сказать… – Я подозреваю, что леди Грэйл травят. – И когда у вас появились эти подозрения? – Три недели назад. – Вы кого-то подозреваете? Кого-то конкретного? Женщина опустила глаза, и мистеру Пайну впервые показалось, что ее ответ прозвучал неискренне: – Никого. – А я уверен, мисс Макнотон, что вы подозреваете совершенно конкретного человека, и этот человек – сэр Джордж Грэйл. – Нет-нет! Этого не может быть. Он такой беспомощный, как дитя… Он не может быть хладнокровным отравителем. – В голосе Элси послышались нотки страдания. – И тем не менее вы заметили, что каждый раз, когда сэр Джордж отсутствует, его жене становится лучше и что периоды ее болезни совпадают с периодами его присутствия. Женщина промолчала. – Как вы считаете, какой яд использует преступник? Мышьяк? – предположил мистер Пайн. – Что-то в этом роде. Или мышьяк, или сурьму. – И какие же шаги вы предприняли? – Я постаралась как можно тщательнее следить за тем, что леди Грэйл ест и пьет. Мистер Паркер Пайн кивнул. – А как вы думаете, сама леди Грэйл ни о чем не подозревает? – небрежно поинтересовался он. – О нет! Я в этом уверена. – А вот здесь вы ошибаетесь, – сказал мистер Пайн. – Леди Грэйл как раз подозревает. На лице мисс Макнотон читалось недоверие. – Но она способна хранить секрет лучше, чем вы это можете себе представить, – продолжил ее собеседник. – Она женщина, которая хорошо знает, как хранить собственные секреты. – Я очень удивлена, – произнесла сиделка. – Позвольте мне задать вам еще один вопрос, мисс Макнотон. Как вы думаете, вы нравитесь леди Грэйл? – Я никогда об этом не задумывалась. Их беседу прервали. В салон в развевающихся одеждах вошел Моххамед. – Леди. Она слышала, вы вернулись. Просит к ней, – обратился он к Элси. – Спрашивает, почему еще не пришли. Макнотон поспешно встала. Мистер Пайн поднялся вслед за ней. – Устроит вас встреча завтра, с утра пораньше? – спросил он сиделку. – Да, думаю, это лучшее время. Леди Грэйл обычно спит допоздна. А пока я постараюсь быть очень осторожной, – ответила та. – Думаю, что леди Грэйл тоже стоит поостеречься. Мисс Макнотон быстро удалилась. * * * В следующий раз мистер Паркер Пайн увидел Ариадну Грэйл только перед обедом. Она курила, а в пепельнице перед ней горело что-то, напоминавшее письмо. Леди не обратила на Пайна никакого внимания, и он понял, что она все еще на него обижена. После обеда он сел играть в бридж с сэром Джорджем, Памелой и Бэзилом. Все, казалось, думали о чем-то своем, так что партия быстро распалась. Через несколько часов мистера Паркера Пайна разбудили. К нему вошел Мохаммед. – Старая леди. Сильно болеет, – сказал он. – Сиделка очень боится. Я найду врача. Мистер Паркер в спешке оделся. Он подошел к дверям каюты леди Грэйл одновременно с Бэзилом Уэстом. Сэр Джордж и Памела были уже в каюте, где Элси Макнотон отчаянно пыталась помочь своей пациентке. Когда мистер Пайн вошел внутрь, у леди Ариадны начались последние судороги. Тело ее выгнулось, затряслось и замерло, а потом упало на подушки. Мистер Пайн мягко вывел Памелу на палубу. – Это совершенно ужасно! – всхлипывала девушка. – Ужасно! Она что… – Умерла? Да, боюсь, что это так, – вздохнул Паркер. Он передал Памелу с рук на руки Бэзилу. Сэр Джордж с совершенно ошарашенным видом вышел из каюты. – Я никогда не думал, что она действительно больна, – бормотал он. – Ни одной минуты. Мистер Паркер Пайн прошел мимо него и скрылся в каюте. У Элси Макнотон было бледное, измученное лицо. – Они послали за врачом? – спросила она. – Да, – кивнул мистер Пайн, а потом посмотрел на покойную. – Стрихнин? – По-видимому. Эти судороги трудно с чем-то перепутать. Я просто не могу в это поверить! Рыдая, сиделка опустилась в кресло. Мистер Пайн похлопал ее по плечу. Внезапно ему в голову пришла мысль. Он выбежал из каюты и бросился в салон. В пепельнице лежал крохотный несгоревший клочок письма, на котором можно было прочитать всего несколько слов [16] : 16 «…сула сновидений. Сожгите это!» empty-line/> – А вот это действительно интересно, – сказал сам себе мистер Пайн. * * * Мистер Паркер Пайн сидел в кабинете важного официального лица в Каире. – Вот и все улики, – задумчиво произнес он. – На мой взгляд, их вполне достаточно, – отозвался его собеседник. – Мужчина оказался полным идиотом. – Сэра Джорджа действительно нельзя назвать светочем мысли. – И тем не менее! – продолжало возмущаться официальное лицо. – Леди Грэйл просит подать ей чашку «Боврила» [17] . Сиделка подает ей чашку. После этого леди хочет, чтобы туда добавили чуть-чуть шерри. Сэр Джордж приносит шерри. А через два часа леди Грэйл умирает со всеми симптомами отравления стрихнином! Пакетик с ядом находят в каюте сэра Джорджа, а еще один – в кармане его смокинга. 17 Марка крепкого консервированного бульона. – Впечатляющая картина, – заметил мистер Паркер. – А кстати, уже известно, откуда взялся стрихнин? – С этим пока еще не все ясно. Какое-то количество его было у сиделки – на случай, если леди Грэйл будет жаловаться на сердце, – но она не очень тверда в своих показаниях. Сначала она сказала, что ее запасы не тронуты, а теперь утверждает обратное. – Такая неуверенность на нее совсем не похожа, – заметил Пайн. – По-моему, они совершили это вместе. Эти двое, кажется, неровно дышат друг к другу. – Вполне возможно. Но если б это убийство спланировала мисс Макнотон, то все прошло бы гораздо лучше. Это очень профессиональная молодая женщина. – И тем не менее… По моему мнению, сэр Джордж влип в это по самую макушку. У него нет ни малейшего шанса. – Ну-ну, – сказал мистер Пайн. – Тогда мне надо подумать, чем я могу ему помочь. Он разыскал хорошенькую племянницу баронета. – Дядюшка никогда бы такого не сделал! Никогда, никогда, никогда! – Девушка была белой от возмущения. – Тогда кто? – напрямую спросил мистер Паркер Пайн. – Знаете, что мне кажется? – Памела подошла чуть ближе. – Она сама это сделала. В последнее время у нее что-то творилось с головой. Она постоянно выдумывала всякое… – А что именно? – Да какую-то ерунду. Например, про Бэзила. Все время намекала на то, что Бэзил в нее влюблен. А ведь мы с Бэзилом, мы… – Это я уже понял, – сказал мистер Пайн, улыбаясь. – Так что все разговоры про Бэзила были выдумкой чистой воды. Мне кажется, она за что-то разозлилась на бедного дядюшку, потом придумала всю эту историю и рассказала ее вам, а затем положила стрихнин в каюту к дядюшке и к нему в карман. А после этого – отравилась. А что, ведь подобное уже случалось, нет? – Здесь вы правы, – согласился Паркер. – Но не думаю, что леди Грэйл совершила что-то подобное. Она, если позволите, была совсем другим человеком. – Тогда зачем же она вводила людей в заблуждение? – А вот об этом я хотел бы узнать у мистера Уэста. Молодого человека мистер Пайн нашел в его номере. Бэзил достаточно спокойно ответил на его вопросы. – Не хочу показаться вам дураком, но она в меня влюбилась, – заявил он. – Именно поэтому я не решался сказать ей о нас с Памелой – она бы сразу заставила сэра Джорджа уволить меня. – Как вы думаете, теория мисс Грэйл похожа на правду? – Думаю, что да, – с сомнением произнес молодой человек. – Похожа, да не совсем, – тихо сказал мистер Паркер Пайн. – Надо придумать что-то получше. – Он замолчал и, казалось, на несколько минут погрузился в медитацию. – Думаю, что чистосердечное признание – это самый лучший выход, – наконец энергично произнес мистер Пайн и протянул Уэсту лист бумаги и авторучку. – Напишите его своей рукой, хорошо? – Написать своей рукой? Что, черт возьми, вы имеете в виду?! – Бэзил уставился на собеседника в полном недоумении. – Мой юный друг… – Голос мистера Паркера Пайна звучал почти по-отечески. – Мне все известно. Как вы занимались любовью с этой женщиной. Как она стала испытывать угрызения совести. Как вы влюбились в хорошенькую, но нищую племянницу. И даже как вы все это организовали. Медленное отравление ядом. Вполне могло сойти за смерть от гастроэнтерита, а если нет, то все можно будет свалить на сэра Джорджа, потому что вы тщательно следили за тем, чтобы приступы совпадали с периодами его появления. А потом вы узнали, что леди что-то заподозрила и обсудила этот вопрос со мной. Потребовались решительные действия! Вы извлекли некоторое количество стрихнина из запасов мисс Макнотон. Что-то спрятали в каюте сэра Джорджа, что-то в его кармане и не забыли положить достаточное количество в капсулу, которую прислали леди с запиской, что это «капсула сновидений». Это было очень романтично. Она должна была выпить ее, как только сиделка выйдет из ее каюты, и никто ничего так и не узнал бы. Но вы совершили одну ошибку, молодой человек. Женщин бесполезно просить сжечь письмо или записку – они этого никогда не сделают. Поэтому у меня в руках и оказалась вся ваша переписка, включая и записку, касающуюся капсулы.

Конец ознакомительного фрагмента.