В этот миг что-то ударило Айну в спину. Она остановилась и обмерла. Позвоночник и мышцы сковало ледяным холодом, грудь сдавило, и вдохнуть хоть раз не представлялось возможным. Айна стояла, пытаясь вдохнуть, но вскоре повалилась наземь. Руки и ноги ее тут же обвили древесные корни, полностью обездвижив. И только когда фигуры преследователей подошли ближе, она смогла нормально дышать.

Над ней склонились пятеро – две ведьмы и трое колдунов в белых друидских плащах. Айна судорожно гоняла по легким воздух и с ненавистью смотрела в пустые глаза своих палачей. Ведьмы и колдуны смотрели холодно, без капли жалости, а рты их изогнулись в презрительной ухмылке. До сих пор Айне удавалось избежать поимки, но, похоже, и ее час пробил. Отступать больше некуда.

– Попалась, беглянка, – почти выплюнула одна из ведьм, снимая капюшон и убирая седеющие космы за спину. Айна наградила ее яростным взглядом. Она чувствовала себя загнанным зверем, что угодил в капкан, и готова была отгрызть себе ногу, чтобы сбежать, но, увы, это невозможно – заколдованные путы связали ее крепко-накрепко.

– Теперь ты отправишься вслед за своими братьями, – отчеканила вторая ведьма. Уголок ее сморщенных губ пополз вверх.

Сердце Айны пропустило удар.

– Что с ними сделали?.. – пробормотала она, заранее боясь услышать ответ. Последней вестью о судьбе Бриана и Руадана было их заключение под колдовскую стражу, но как сложилась их дальнейшая судьба – можно лишь с ужасом догадываться. Сердце Айны сжалось в предвкушении страшной вести.

– А ты не слышала, ведьма? – усмехнулся молодой друид. – Пять дней назад их казнил Трибунал за преступления против колдовской общины.

Айна впустила его слова внутрь себя, и они разрезали ее сердце на кусочки. Девушка взвыла зверем, и рев ее разнесся по ноябрьскому лесу. Она была разбита потерей, почти уничтожена – ее любимые братья отправились в небытие, а она даже не смогла с ними попрощаться, находясь в позорных бегах. Смерти родных она никогда не простит. Никогда.

– Трибунал уже давно томится в ожидании, Айна Пендрегар, – отчеканил седобородый старец-друид, морща большой нос от одного лишь ее имени.

– Завтра на рассвете тебя казнят.

По оконному стеклу не переставая барабанил осенний дождь. Последние теплые августовские деньки в Бэйквелле пронеслись порывом ветра, сорвали листочки настенного календаря и уступили прохладному сентябрю.

В обычный день дверь «Лавки на Тихом холме» не закрывалась от сновавших туда-сюда людей, но в такой ливень большой надежды на посетителей не было. И все же Регина Дарквуд продолжала стоять за прилавком, переворачивая со скукой страницы утренней газеты. Внимание ее привлекла небольшая заметка почти в самом конце полосы:

«В лесах графства Стаффордшир обнаружен труп семнадцатилетней Элизы Брекстон, пропавшей неделю назад. В ходе вскрытия было установлено, что причиной смерти стал перелом шейных позвонков. Иных следов насилия или сопротивления обнаружено не было. Широкой общественности уже известен ряд похожих инцидентов, произошедших тремя и пятью годами ранее в графстве Йоркшир, близ болот Илкли-Мур, а также в графстве Норфолк, на окраине парка Тетфорд, соответственно. Почерк преступлений идентичен друг другу – у всех найденных жертв были сломаны шеи, а возраст убитых варьируется от семнадцати до двадцати лет. Что это – совпадение или тревожные признаки появления нового серийного убийцы?»

Регина последний раз всмотрелась в фотографию убитой, на чьем лице навечно застыла невинная улыбка, и сложила газету пополам. Могла ли Регина быть на ее месте и улыбаться сквозь разводы типографской краски? Безусловно, могла. Огорчился бы кто-то, глядя на ее посмертную фотографию за завтраком с чашкой крепкого кофе? Едва ли. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сочувствие, которое не вернет ушедших безвозвратно.

Мерзопакостная погода добавляла Регине мрачных мыслей: еще до дождя воздух на улице наэлектризовался так, что пальцы потрескивали, касаясь предметов вокруг. Сердце Регины необъяснимо полнилось тревогой и странными предчувствиями, а завывания ветра за дверью пробуждали от сна армию мурашек на ее коже.

Взгляд Регины упал на полки: баночки плотными линиями тянулись от одного конца стеллажа до другого и ждали своих покупателей. Они таинственно поблескивали в тусклом свете «Лавки», этикетки, повязанные тонкой бечевой, легонько подрагивали на сквозняке, что тянулся от двери. Магазин Регина с матерью держали на двоих уже много лет – тот кочевал с ними из города в город, как верный пес следует за своим хозяином. Мать Регины, Гвендолин, варила причудливые бальзамы, настойки и «зелья», как она их сама называла, способные изменить жизнь человека к лучшему. Регина всегда считала это не более чем рекламным ходом, который, кстати, отлично работал: баночки и пузырьки с забавными этикетками «От хворей» и «От несчастной любви» разбирали сразу же, как те появлялись на полках.

Гвендолин была настоящим мастером в приготовлении снадобий для «Лавки». Регина помнила, как еще ребенком она помогала матери варить пахучие смеси: тимьян и ромашка – от головной боли, дудник и ягоды можжевельника – для защиты от темных сил. Регина никогда не задумывалась, от каких темных сил должны были защищать снадобья, и считала все это баловством, в духе викканских зеленых ведьм. Но сам процесс создания бальзамов и настоек Регине нравился, успокаивал и дарил надежду. С самого утра они могли оккупировать кухню и весь день напролет шинковать травы, крошить в труху лепестки свежих цветов, заливать винтажные баночки растворами самых удивительных оттенков, от которых на всю улицу разносился чудный аромат, завлекая прохожих в лавку. Любимой у Регины была сладкая нотка сирени: когда сиреневый запах разносился по всему дому, она ощущала, как в сердце расцветают бутоны нежности.