— Добрый вечер, сеньор Моралес…

— Добрый вечер, господин комиссар. Вы, случайно, не меня ждете?

— О, это далеко не случайность! Представьте себе, сеньор Моралес, ни один человек в Севилье сейчас не интересует меня больше, чем вы!

— Это что, комплимент?

— Честно говоря, не знаю…

Оба мы улыбаемся с самым любезным видом, но ни того, ни другого такая чисто внешняя вежливость нисколько не обманывает.

— Вы позволите угостить вас рюмкой хереса, сеньор комиссар?

— Я пришел сюда не затем, чтобы пить, сеньор Моралес.

— Правда?

Я вижу, как он стискивает зубы.

— Да, я хотел просить вас уделить мне немного времени, сеньор Моралес.

— Просить? Вы что же, пришли сюда как частное лицо?

— Совершенно верно, сеньор… и только от вас одного зависит, чтобы разговор не принял официального характера.

— И что я должен для этого сделать?

— Просто согласиться на мою просьбу.

Разумеется, я мог бы послать его ко всем чертям, но это значило бы нажить нового врага, и к тому же очень серьезного, а сейчас я чувствовал, что Фернандес еще не составил определенного мнения на мой счет. Я несколько нарочито поклонился.

— Я почту за честь, если вы согласитесь зайти ко мне в номер, сеньор комиссар.

Фернандес в тон мне отвешивает поклон.

— О, напротив, сеньор Моралес, это я почту за честь сопровождать вас.

В номере он с той же изысканной вежливостью спрашивает разрешения закурить сигару и, опустившись в кресло, вкрадчиво говорит:

— Я позволил себе побеспокоить вас здесь, сеньор Моралес, только потому, что мне стало известно о происшествии в Триане…

— Да, я и в самом деле едва не попал в серьезную аварию.

— Вам ужасно не везет… Вчера на вас напали, а сегодня чуть не сбила машина… Две попытки убийства за столь короткий срок — это уж слишком. Вы не находите?

Я немного принужденно смеюсь.

— Ну, в Триане произошел обыкновенный несчастный случай…

— Однако полицейскому, который помешал вам добить неловкого водителя, вы дали совсем другое объяснение. Так ведь?

— Не стоит преувеличивать, господин комиссар! Я готов признать, что вел себя слишком грубо, хотя и сам не понимаю почему…

— О, об этом нетрудно догадаться, сеньор!.. Просто вы отлично поняли, что вас в очередной раз хотели прикончить.

Фернандес помолчал, но я благоразумно воздержался от возражений.

— Так кто же так упорно стремится лишить вас жизни, сеньор Моралес? — продолжал полицейский. — И… почему?

Этот Фернандес становится все обременительнее. И как убедить его оставить меня в покое?

— Не сердитесь на меня, сеньор комиссар, но, по-моему, вы несколько сгущаете краски. В Ла Пальма мне хотел обчистить карманы самый обыкновенный вор, а только что — я просто чуть не попал под машину человека, который за рулем потерял сознание. Обычная невезуха… Неприятно, конечно, но это еще не трагедия.

— Кстати, о невезухе… вас ведь вполне могли бы обвинить в убийстве.

— Меня?

— Кажется, вы колотили этого… больного с невиданной жестокостью. А ведь водителю стало плохо… вероятно, у него слабое сердце… Удивительно, как это вы не убили его с первого удара! Вы не согласны со мной?

— Боже мой! Если вдуматься…

— В таком случае, сеньор, вам придется признать, что никакого приступа у водителя не было и он просто-напросто хотел вас убить.

Мы оба помолчали. Я плохо представлял себе, что можно возразить, а комиссар чувствовал, что загнал меня в угол. Право же, этот Фернандес почти пугал меня, но я невольно проникался к нему симпатией. Очень люблю умных и честных полицейских. Но мне ничего другого не оставалось, как прикинуться дурачком.

— Да, конечно… если посмотреть на дело под таким углом зрения… А знаете, сеньор комиссар, вы меня всерьез встревожили!

Он взглянул на меня с такой иронией, что я невольно покраснел. А комиссар, словно не заметив моих слов, спросил:

— И теперь, когда вы поняли, как обстоит дело, надо думать, подадите жалобу?

Вот жучина! Нет, такой ни за что не оставит меня в покое.

— Я уже говорил вам, сеньор комиссар, что не хочу связываться с испанским правосудием. Я приехал в Севилью не затем, чтобы создавать вам лишние трудности.

— Ах да, верно, прошу прощения. Я запамятовал о благотворном влиянии Святой недели… Вы и представить себе не можете, сеньор Моралес, как я счастлив видеть, что ваше редкостное благочестие утихомиривает страсти! Ведь ваша жертва там, в Триане, тоже не пожелала жаловаться! Узнай об этом господин архиепископ Севильский, он бы гордился вами. Но я не священник, а потому не склонен верить, будто небо имеет хоть какое-то влияние на души преступников… А кроме того, я, как ни странно, знаю Педро Эрнандеса.