Шрифт:
— Ты тоже можешь присесть, кузен.
Моя фраза было нарушением всех норм этикета. Тор был старше меня, выше по положению и титулу. Приглашению следовало исходить от него…
Кузен вскинул брови, потом покачал головой и рассмеялся:
— Ты невозможна, Риэль!
— Разве? Просто пытаюсь быть гостеприимной, — я обиженно надула губы. Тор не стал спорить, сел в соседнее кресло, развернувшись так, чтобы лучше меня видеть.
— Ты выросла и похорошела, кузина, — произнес светским тоном, а потом серьезно и искренне добавил: — Рад, что тебе удалось выжить.
Я опустила голову, давя непрошеное чувство вины. Я — последняя из своего рода.
— Да… я тоже рада, что выжила, — согласилась тихо.
Кузен рассказывал о доме, о семье, о том, что хочет пригласить Кароса Дакаанта в империю, и о том, как рады и благословенны будут все, кто увидит Дракона. Я слушала по большей части молча, не упоминая, что именно Дракон уничтожил мою семью и превратил в пепелище мою столицу. Я знала, что если скажу что–нибудь, то Тор лишь покачает головой, посмотрит на меня со скорбным сожалением и обвинит во всем моего отца.
По решению короля мы стали союзниками врагов лорда Дракона, союзниками тех, кто убил его брата и пытался убить наследника. А Крылатые не прощают обид. Тор обязательно добавит что–нибудь о вселенской справедливости, о том, что пришла пора платить за грехи, накопленные столетиями, платить за все набеги на Сдвоенный мир, принадлежащий Драконам.
Я знала, что скажет Тор, поэтому молчала, никак не комментируя восторг в его голосе и почти влюбленность во взгляде, когда кузен вновь и вновь упоминал Кароса Дакаанта. Сомнительно, впрочем, что все эти чувства относились к Каросу как к личности. Для Тора он был лишь одушевленным символом, живым воплощением фанатичной веры имперцев.
В такие моменты, как сейчас, мне начинало казаться, что имперцы — особая ветвь эль–туань, почти другая раса, хотя мы и говорили на одном языке и разделяли некоторые обычаи. Жители королевства Шоралл тоже молились Властелину, но все же не растворялись в вере до полного самозабвения.
Между тем кузен продолжал говорить. Рассказывал, как его отцу–императору — моему дяде — было больно узнать о гибели сестры и племянников. Рассказывал, что дядя очень хотел бы увидеть меня. И если Дракон позволит…
— Если Дракон позволит, я буду рада побывать в империи, Тор, — кивнула я кузену. Мне было приятно слышать, что брат моей матери беспокоился обо мне, но вместе с тем я понимала, каким окажется его решение, если однажды встанет выбор между моей жизнью и приказом Дракона.
Глава 4
Крыша беседки пыталась защитить меня от моросящего дождя, но каждый порыв ветра бросал внутрь все новую гроздь мелких капель. Часть оседала на лице и стекала сладкими слезами, часть блестела жемчужинами на одежде, не впитываясь. Это я пыталась усовершенствовать свое умение управлять стихией Воды, но получалось пока не очень.
Проще всего было создать общую стену Силы, загородив себя не только от дождя, но и от ветра. Но я хотела разделить стихии: оставить вокруг вольное движение воздуха, но поймать дождь. Пальцы плели узоры из невидимых, ощутимых лишь для эррэ, Нитей, но те высказывали. Я чувствовала, как они повисают рядом, издевательски дразнясь.
Сорокадневный сон явно не пошел мне на пользу: хотя Мервин и снял все ограничения, я никак не могла вернуть прежнее — каким оно было до прихода Дракона — владение Силой. А еще я запрещала себе вспоминать то невероятное могущество, которое принадлежало мне-Духу. Вспоминать было больно: словно бы слепому от рождения показали всю красоту мира, чтобы потом безжалостно забрать.
Дочь Властелина снилась мне почти каждую ночь — словно мы вновь превратились в единое существо, летящее на иллюзорных — но таких реальных — крыльях. Во сне наше время было бесконечно, без торопливости смертной жизни, без ограничений живого тела, и мы парили над мирами, сменяющимися в ритме песен Бездны. Все новые и новые, невероятные, фантасмагорические миры, каких, наверное, просто не бывает…
Я встряхнулась, отгоняя воспоминания, — в очередной раз, но не в последний. Все осталось в прошлом, она ушла и не вернется.
И это было хорошо.
Я вновь и вновь повторяла себе, что это хорошо, что это замечательно. Что я не хотела становиться живым сосудом для Духа Бездны. Что я хотела остаться собой, Риэль Шоралл, собой и только собой! Кажется, я даже начала этому верить…
Дождь продолжался, я сплетала Нити, движения были привычны и позволяли мыслям бродить, где тем захочется. Пожалуй, мне следовало отвлечься, вспомнить нечто более важное, чем магия, более притягательное, чем потерянное могущество.