Рядом со шприцем, точно зловещий маленький предвестник конца, лежит пустая упаковка подготовленной смеси. Сочетание синего и красного на ней – словно маяк. Когда я вижу эти цвета, в голове звенит тревожный колокольчик. Если бы такая коробочка лежала на обочине дороги в полутора километрах от меня, я бы сразу ее заметил. В данный момент мне и дела нет, что это моя последняя доза. Будущее и цена, которую мне неизбежно придется заплатить, не имеют значения. Я живу настоящим. И все сейчас сосредоточено вокруг моих препаратов.

Использованные упаковки от игл, ампул и шприца лежат аккуратной кучкой. Я надеваю защитный колпачок на иглу с зеленой канюлей и ставлю ее рядом с пустой ампулой. К ним надо отнестись как можно внимательнее: выброшенные иглы могут оказаться где угодно, а ампулы легко бьются, оставляя крохотные, но острые осколки. Мусор нужно держать вместе, чтобы потом тайком от него избавиться. Секретность превыше всего, никто не должен знать или даже подозревать об этом. Если ждать, пока все не использую, велик риск забыть, поступить слишком небрежно и оставить улики. А я не хочу вопросов, не хочу проблем, не хочу крепкой любви, не хочу заботливых людей рядом. Я хочу наркотик.

Повсюду тишина, двери закрыты, шторы задернуты, весь свет выключен, кроме прикроватной лампы. Она достаточно яркая, чтобы видеть, что я делаю, – эдакий маленький островок света в мире, который я создал для себя, в мире теней и саморазрушения. Я в доме один, как и планировал. В этом нет никакой романтики, никакой драмы, ни героинового шика, ни великой страсти, ни мучительной артистической уязвимости. Это просто эгоистичный, продажный, лживый, убогий порок одиночки.

Я слегка перекатываю вену указательным пальцем, проверяя, насколько она упруга. Даже нет, не так – не просто проверяю, а наслаждаюсь ее упругостью. Вена, которую вы чувствуете, надежнее той, которую вы видите. Она приятно набухает, она чувственна и легко доступна. Мало шансов не попасть в такую вену и допустить, чтобы лекарство разлилось под кожей. В этом случае остается болезненный и видимый синяк. Выбранная мной вена – на внутренней поверхности правого предплечья. Поскольку я правша, лучше было бы колоть в левую руку, но после нескольких месяцев инъекций крупные вены на ней ушли внутрь, а те, что пока видны, тонкие как ниточки, не слишком-то удобные. У меня еще есть несколько подходящих участков вен на тыльной стороне левой кисти, и найти их легко, вот только следы будут слишком заметны. Вены на кистях рук подождут момента, когда мое отчаяние усилится. Их время придет, и очень скоро.

С правым предплечьем двойная неловкость: мало того что мне придется держать шприц в более неуклюжей левой руке, так еще и кожа на внутренней поверхности правой бледнее – если что-то пойдет не так, и следы будут ярче, и синяк гуще. Я и в лучшие времена был бледным, а за месяцы регулярных уколов и вовсе превратился в призрака. Видел тут недавние фотографии – потусторонний, как привидение.

А вот эта вена вроде бы ничего: и просматривается хорошо, и прощупывается легко. К тому же она рядом с соединением вен, и это обычно означает, что она плотно прилегает к подкожным тканям и не должна слишком сильно двигаться. Вены порой капризничают, словно наделены разумом. Иногда кажется, что они намеренно уклоняются от иглы. Правда, левой я уже орудую лучше – уверен, что в сосуд попаду без особого труда.

Даже если поставлю синяк, всегда могу надеть одежду с длинными рукавами. Кому вообще придет в голову в чем-то меня подозревать и зачем людям ни с того ни с сего разглядывать мои руки? Это не их дело. Проблема моя, и только моя, и я сам с ней справлюсь. Кем они себя возомнили, вмешиваясь в мою жизнь? Они что – идеальны? Их никто не спрашивал.

Я поднимаю шприц, смотрю на просвет прозрачную жидкость. Щелкаю по нему пальцем, чтобы избавиться от пузырьков воздуха. Они не опасны, просто это еще один маленький ритуал. Проверяю иглу: кончик у нее скошен, и я хочу, чтобы более длинная часть скоса оказалась снизу. Тогда меньше вероятность, что игла пройдет через вену и выйдет с другой стороны. Я укладываю ее вдоль вены и ввожу внутрь. Игла проникает сквозь кожу легко и безболезненно, лишь мгновенное сопротивление в подкожных тканях – и я уже чувствую, как она прокалывает стенку вены. Я отвожу шприц чуть назад – хочу убедиться, что я в вене. В подтверждение этого в шприц проходит немного темной крови, и в прозрачной жидкости вьется красный шлейф.

Иногда, даже когда я уверен, что попал куда надо, в шприце оказывается только тонкая струйка крови. Это может означать, что игла вне вены, например прошла насквозь. А может быть, в вене небольшой просвет, и я могу двигаться вперед. И тут нужно срочно принять решение. Пытаться ли ввести препарат? Если я сделаю это, когда игла не в вене, то почувствую сопротивление, лекарство пойдет туго, и я увижу маленькую впадинку в месте укола, мизерный и ненавистный признак проблемы – задержки инъекции. Тогда выбора уже не будет, и мне придется вытащить иглу. Попадая в мягкие ткани, морфий причиняет боль и оставляет большой синяк. Я потеряю часть лекарства. Эта ужасная ямка означает обломанный кайф. Здравый смысл подсказывает немедленно остановиться и начать все сначала: отступить от ритуала, набраться терпения, вынуть иглу, надавить на место укола, чтобы остановить кровотечение и уменьшить кровоподтеки, проявить благоразумие, проделать все заново, найти другую вену. Но когда я так близок к цели, это трудно, ведь наркоманы нетерпеливы. Я хочу наркотик сейчас.

К тому же, если мне придется пробовать еще раз, есть опасность, что кровь, попавшая в шприц, свернется там, и я потеряю препарат. Внезапно я впадаю в панику. Быстро решай, перелить ли лекарство в запасной, припасенный заранее шприц, поскольку сгусток, скорее всего, образуется в носике, но тогда я могу упустить часть лекарства при переливании – немного, но я не хочу утратить ни капли. Быстро – снова наложить жгут, быстро, быстро, найти другую вену, где-нибудь, пусть на запястье, пусть будет синяк, пусть все видят, быстро, быстро, это уже не та расслабленная и приятная на ощупь вена, которая мне так нравилась несколько минут назад. Я вытаскиваю иглу – с нее может капать кровь, оставляя пятна на постельном белье и рубашке. На всякий случай я обычно ношу темную одежду, но проблема промокнуть кровь салфеткой сейчас не самая главная. Я бросаю иголки на пол – не забыть бы потом их найти. Мне нужно отыскать вену и сделать укол, прежде чем потеряю препарат, и что бы я ни делал, этого не должно произойти. В такой панике у меня могут возникнуть проблемы с поиском вены. Возможно, придется предпринять несколько попыток в нее войти, раз за разом отчаиваясь все сильнее, и повсюду будут кровь, разбросанные иглы и окровавленные салфетки. Иногда я втыкаю иглу почти наугад, туда, где, по моему мнению, должна быть вена, должна же она быть где-то там – но там ее нет, и каждая попытка оставляет кровавый синяк.

Но на этот раз я уверен. Кровь свободно и легко прилила в шприц. Никаких сомнений: я в вене.

Все готово. Завершение моего тщательно разработанного плана – дойти до этого момента. Называйте меня наркоманом Павлова. Я достаю новую упаковку, аккуратно раскладываю принадлежности. Я один, и никто меня не потревожит. Собираю все необходимое: жгут, надежный, – не расстегнется, когда я его затяну, и легко снимется, когда игла будет в вене; два шприца на два кубика – запасной на случай, если промахнусь и в первый угодит сгусток крови; две иглы с зелеными канюлями и пять или шесть с оранжевыми; салфетки, желательно темные, или, если их нет, темное полотенце. Закрываю дверь, накидываю жгут петлей на руки и крепко стягиваю, видя, как выступает вена. Прикасаюсь к ней, чувствую ее. Вынимаю ампулу из упаковки, вскрываю, вставляю иглу в шприц, ощущаю скрежет длинной иглы по стеклянному донышку, вытягиваю лекарство.