Признаюсь честно, это немного поколебало мои решительные планы о побеге. Ведь если мать так сильно боялась этого колдуна, значит, стоит и мне. А в том, что он пришел за мной, я не сомневался.

Но не зловещий Колдун в Маске перевернул мою жизнь.

Все началось с того, что Баха надумал жениться.

Все до единого отправленные им почтовые ибисы достигли адресата. Так что не удивительно, что «Символ любви и красоты, сахарный леденец Шах-Набат», то есть пухленькая тихая девчонка с черной тугой косой проявила благосклонность к страсти юного поэта и ответила взаимностью. Осталось лишь сговориться о дате и выполнить необходимые формальности: отец Бахи должен явиться с официальным предложением союза к отцу невесты, своему троюродному брату.

Баха нервничал, на вопросы отвечал невпопад и считал часы: его избранница, вместе с матерью и дедом уехала на несколько дней в город Шахризабс, что в дюжине фарсахах к югу, навестить кого-то из родственников. Возвращения ждали вчера, но они почему-то запаздывали.

Но и назавтра об уехавших не пришло никаких вестей. Встревоженный отец невесты послал гонца в Шахризабс узнать, что задержало его семью.

Вернувшись, гонец принес трагическое известие.

По дороге домой на путников напали. Мать, дедушка и слуги были убиты. Девушку же зверски изнасиловали. Ей удалось вырваться и убежать, но, не выдержав позора, она бросилась в реку со скалы. Ее тело нашли сегодня утром.

– Дорожное ограбление, обычное дело… Таких историй десятки… Много беглых рабов и дезертиров рыскает вдоль дорог… Времена нынче такие…

Баха с воспаленными глазами и бескровным лицом говорил отстраненно, без единой эмоции, словно пересказывал события, случившиеся с кем-то вымышленным (по сути это одно и то же).

Он застал меня и Шана во дворе, мы готовились к прогулке на ковре-самолете.

– Если бы только я вернулся раньше… Но я был на пиру… Я праздновал победу…

Окаменев под тяжестью известия, мы безмолвно слушали.

– Никаких свидетелей… Узнать бы, кто эта мразь…

– Баха, – как всегда понизив голос начал Шан. – Горные дороги не так пустынны, как кажутся. Там обитают яккхи – духи-хранители земли. Я умею разговаривать на их языке и могу расспросить их.

Мы вскочили на ковер. Баха же, который не переносил полеты – верхом на своего коня. Наш путь лежал на юг, по узкой извилистой дороге, что вьется серпантином по отрогам горного хребта до Шахризабса.

Место, где всего несколько дней назад случилось непоправимое, мы отыскали без труда по кровавым пятнам в пыли. Дорога нависала над шумно скачущей внизу по каменным кручам рекой. Под нами плыли серые облака. Над зелеными склонами вдали голубели скалы.

Спрыгнув с ковра, Шан огляделся. Он подошел к одинокому ореховому деревцу, преклонил пред ним одно колено и позвал: «Диви-бхуви! Дити-джам! Рупьята-та…»

От тени деревца отделился силуэт ростом с локоть и материализовался в толстого карлика. Дух земли поклонился принцу, сложив руки ладонями перед грудью:

– Ру-рупьята! Бхуви-диви!

Несколько долгих минут Шан задавал яккхи вопросы на незнакомом нам наречии и внимательно вслушивался в рассказ духа. Лицо его становилось все мрачнее. Попрощавшись, он повернулся к нам, сжав кулаки:

– Этот яккхи все видел. Он рассказал мне подробности, о которых я предпочитаю промолчать… Нападавших было пятеро. Все в черных халатах. Старшего они называли Тогай. Когда все было закончено, они ускакали вон туда, в горы.

– Я слышал про таких… Тогай-монгол и его шайка!

Не дожидаясь нас, Баха, сжав зубы, пришпорил коня и скрылся в облаке дорожной пыли. Не теряя ни минуты, Шан запрыгнул на ковер, и мы полетели вслед за Бахой.

Не считая часов и не замечая усталости, мы искали след бандитов, плутали в горах, останавливаясь лишь для того, чтобы Шан справился у духов яккхи, куда ускакали всадники в черных халатах.

К месту ночевки Тогай-монгола наша троица подобралась, когда стемнело. Пролетев над покрытой молодой ярко-зеленой травой равниной, мы оставили дорогу позади. Дальше по ущелью вела хорошо набитая тропа. Вслед за Бахой, скачущим по тропе, я и Шан полетели над ручьем, держась его правого берега.

Полная луна, помогая нам, осветила небольшую каменистую поляну возле родника. Здесь, у подножия перевала, в верхней части поляны, четверо бандитов уже расселись у костра. Они переговаривались на монгольском, пили и ели из общего котла.

Для того чтобы оказаться за спинами сидящих, Бахе потребовалось ровно столько же времени, как и для того, чтобы произнести заклинание жидкого огня. Пламя костра взметнулось в воздух, обрушилось на монголов и мгновенно превратило их в живые факелы. Но, посчитав, что эта смерть слишком легкая для убийц, он натянул тетиву лука и пригвоздил каждого стрелой к земле, заставляя корчиться, поджариваясь, словно на вертеле.

Вопли четырех глоток перекрывали треск пламени. Но еще громче прозвучал топот копыт коня пятого, вскочившего на лошадь в попытке улизнуть.