Продолжение Мекленбургского цикла.
Глава 1
Звонарь Никодим был уже не молод, и забирался на колокольню с трудом. Давно следовало приискать ему замену, да все как-то недосуг было. Да и куда его тогда девать, старого? А тут такое дело, царица Катерина вот-вот должна от бремени разрешиться и как, значит, родит, надо ударить в колокол. И чтобы не позже чем иные и прочие! Первым, конечное дело, зазвонит колокольня Ивана Великого, потому как она ближе всех к Кремлю, а потом к ней присоединятся звонницы всех прочих соборов и церквей златоглавой Москвы.
– И будет благолепно! – наставительно добавил отец Геронтий.
– Все исполню, батюшка, не сомневайтесь, – почтительно поклонился звонарь.
– Смотри мне! – внушительно прогудел священник, после чего добавил со значением, – чтобы ни как в прошлый раз!
Тогда и впрямь вышло неладно, но Никодим ей-ей не виноват! Пришел к нему кум Семен, что б ему ни дна, ни покрышки, окаянному! И ведь всегда этот стрелец таков, где бы ни появился, обязательно народ до греха доведет. Вот и тогда приперся, аспид, с цельной баклагой браги и давай жаловаться, как его по службе обошли и без награды оставили. А ведь он во время бунта самого набольшего вора Телятевского порешил и царский венец в казну вернул! И вот как было хорошего человека в его горе не поддержать?
Хотя, конечно, про то, что его совсем уж обошли, Семен брешет! Сказывают, Иван Федорович тогда с себя кафтан снял и ему на плечи одел, а помимо того и казны отсыпали полной мерой, и иных наград не пожалели, да только Семке впрок ничего не пошло. Лавка сгорела, самого из стремянного полка погнали, а все через его поганый язык! Ну да бог с ним, пустобрехом!
Вот поэтому, он и пыхтел сейчас, забираясь на колокольню. Глядишь, благовест начнется, он уже тут как тут. Так потихоньку карабкаясь с одной ступеньки на другую, старый звонарь добрался до верха своей колоколенки и только собрался передохнуть, как на Иване Великом начался перезвон.
– Слава тебе, Господи, успел! – перекрестился Никодим и схватился за прицепленную к билу веревку.
А над Москвой уже плыл малиновый перезвон. Заслышав его многочисленные прохожие оборачивались к церквям и, сняв шапки, крестились, благодаря господа, за ниспосланную им милость. Все же, как ни крути, а это первый ребенок у государя, рожденный на Руси. Царевич Дмитрий с царевной Евгенией в неметчине на свет божий появились, да крещены были по лютеранскому обряду. Уже здесь святейший патриарх Филарет ввел их в лоно Православной матери церкви, а то ведь стыдно сказать, царевича прежде, прости господи, Карлой звали! [1]
1
То есть, карликом.
Когда зазвонили колокола, я, как и полагается верному мужу и отцу семейства ждал в своих покоях, чем все кончится. Я – это царь всея Великия Малыя и Белыя Руси Иван Федорович. Или Великий герцог Мекленбурга Иоганн Альбрехт третий этого имени. Тут уж кому как нравится. Ну, а в прошлой, теперь уже такой далекой жизни Иван Никитин, глупо погибший от ножа грабителя, и очнувшийся в теле юного принца.
Сколько приключений, опасностей и боев мне пришлось пройти, чтобы из простого принца, каких в Германии как блох на собаке, стать царем в огромной стране, вы себе и представить не сможете. Да вам и не надо. Главное, что я здесь и сейчас. На дворе глубокая осень 1620 года или как считают у нас первая половина 7129 от сотворения мира. [2]
2
Новый год по русскому календарю начинался с 1 сентября.
Смута давно окончилась, причем с совсем иными результатами, нежели в моем прошлом-будущем. Смоленск мы у поляков отобрали. Выход к Балтийскому морю шведам не отдали. Да и вообще, шведский король Густав-Адольф мой лучший друг, не говоря уж о том, что я женат на его сестре. Это она сейчас рожает в покоях построенного мною для нее Теремного дворца. Причем, довольно давно. Подробности мне не сообщают, но не трудно догадаться, что роды выдались трудными. Но, к счастью, все уже закончилось. Вон даже из сеней слышен топот сапог посланника, потом какой-то грохот…
– Надежа-государь! – открыл непутевой головой дверь споткнувшийся о порог торопыга.
– Ну?!
– Не вели казнить!
– Не буду.
– Вели слово молвить!
– Да говори уже!
– Пресветлая государыня-царица Катерина Михайловна, милостью божьей от бремени благополучно разрешилась!
– Слава тебе Господи! – истово крещусь я, после чего снова смотрю на посланца.
Тот уже успел приподняться и не лежит, протирая брюхом дорогой паркет, а стоит на коленях, улыбаясь во весь рот. Оно и понятно, принесшему радостную весть полагается награда, а уж за такое…
– Кто родился? – вопросительно посмотрел я на него.
– Э… – растерялся слуга.
Этого ему, судя по всему, не сказали, а сам поинтересоваться он не сообразил, и теперь улыбку на его курносом румяном лице медленно сменила растерянная гримаса.
– Так кто, мальчик или девочка?
– Не вели казнить!
– Снова здорово, – махнул я рукой и потянулся к поясу.
Там у меня богато украшенная золотым шитьем калита – поясной кошель, в свое время давший прозвище первому великому князю Московскому. Вещь, на самом деле, довольно удобная и в некоторых случаях незаменимая. Как вот теперь.