Шрифт:
Это была первая песня с рифмой, которую Олег тут слышал. И звучала она, как дерзкий вызов тому, что происходит в Мире. Не было в ней безнадежной, суровой готовности ТОЛЬКО умереть, чего можно было ожидать. Олег почувствовал, как напрягаются мускулы, а руки сжимаются в кулаки…
Покорная вера – в собачьих богах! Ошейник Исуса – их слабость и страх! Но вольные звери не знают преград, Поймут волкодавов тупой маскарад! Поймут и оскалят кинжалы-клыки! Пощады не будет всем вам, выжлоки! И вольные ветры завоют в лесах, И знамя для волка – свобода, не страх! [14]14
Стихи А.Симонова.
– Почему песня о волках? – спросил Олег. – Ведь вы – племя Рыси?
– Волк – зверь Перуна, – сурово ответил Гоймир. – Зверь войны. И не надо больше спрашивать…
Бесшумно ступая по моховой подушке, коньки выбрались на поляну, посреди которой высился тот самый камень – словно памятник Ломку. Тут ничего не изменилось. Все так же лежали трупы хангаров, да задувал холодный ветер между сосен.
– Вяжите носилки к лошадям, – приказал Гоймир, спешиваясь первым.
– Помоги, – обратился Гостимир к Йерикке, и они вдвоем начали особым образом пристегивать носилки к конской сбруе. Гоймир, чуть пригнувшись, водил стволом ППШ, шаря взглядом между деревьев, по камням и зарослям папоротника ниже на склоне.
– Нету там никого, – слегка насмешливо бросил Ленко, перекидывая ногу через седло и съезжая наземь, – довольно в бабки играться.
– Для многих последними стали такие слова, – через плечо заметил Йерикка. – И многие из тех многих были воинами не чета нам.
Олег тоже спешился, машинально закинул повод за сучок, потрепал коня по жесткой долгой гриве. Расстегнул кобуру. С одним револьвером в окружении славян, особенно Йерикки с пулеметом и Гоймира с ППШ, он чувствовал себя каким-то голым. Тем более что…
– Уж больно тихо тут, – сказал вдруг Гоймир раньше, чем Олег додумал свою мысль. – Вольг, Ленко, пошли тело подберем, да и поедем отсюда.
Они втроем двинулись к камню. Ленко шел чуть впереди. Гоймир – сбоку Олега.
С камня взлетела сорока. Уже видно стало, что убитый лежит на животе и что его обыскали. Иного трудно было ожидать… Мох, покрывавший камни почти повсеместно, ощутимо пружинил под ногой. Олег всматривался вниз – туда, откуда доносился еле слышный шум речки. Взгляд мальчишки скользил по камням, тут и там поднимавшимся надо мхом и папоротником. Их бурые и серые бока пятнали лишайники…
И на одном из камней лишайник был содран.
Содран так, словно на него в спешке наступили… и обнажившийся камень был все еще влажным, непросохшим. В сухом, холодном воздухе, в солнечный день, в сосновом лесу камень высох бы минут за пять.
Кто-то пробежал тут не больше пяти минут назад.
Олегу стало жарко. Но он ничего не успел сказать – Йерикка сверху вдруг закричал:
– За-са-да-а-а!!! – и ударил вниз очередью из «Дегтярева» прямо через голову Олега. Услышав свист пуль, тот бухнулся на живот раньше, чем до него дошел смысл крика. Прямо перед Олегом подпрыгивал на месте и крутился, словно танцевал рэп, Ленко, а потом – упал и скатился чуть вниз, уперся в камни спиной, застыл. Гоймир прыгнул вперед и в сторону, за похожий на мяч для регби валун. Йерикка продолжал стрелять, и Олег увидел, как бежит, прыгая с камня на камень, Гостимир – а потом ныряет в папоротник, словно в воду…
Потом взгляд Олега упал вниз.
Там, среди сосен и камней, передвигались от укрытия к укрытию люди в мешковатой серо-зеленой форме. Не хангары. Они перебегали и стреляли из длинных винтовок короткими очередями.
Сюда стреляли. Вот один из них как-то странно завалился в папоротник и уже не встал… другого, спрятавшегося было за дерево, словно удар передком автомобиля швырнул вниз по склону…
Что-то с коротким хлопком разорвалось среди камней позади. Рядом на живот рухнул Йерикка, с хрипом завозился, подтягивая за ремень пулемет; спина у пего заплывала кровью сквозь плащ. Только теперь до Олега дошло, что он находится в центре самого настоящего боя.
Почти инстинктивно, движимый страхом за свою незащищенность, Олег оттолкнулся и перекатился по склону вниз, к Ленко. Тот был прострелен пулями в десятке мест, не меньше, но Олег не заметил этого, как не заметил и того, что перепачкал кровью ладони, схватившись за самострел, – к счастью, свободный, ни за что не зацепившийся…
– Горцы, суки! – закричали снизу, и Олег вздрогнул – столько было в этих словах злобы и до такой степени неожиданно оказалось услышать их на русском… на славянском языке. – Сдохнете сейчас, выродки вонючие! Сдохнете!
– Сам ты выродок, подстилка хангарская, выползок данванский! – зло крикнул Гоймир. Он стрелял, лежа за камнем, выставив ствол ППШ, наугад, и ветер сносил облачка быстро рассеивающегося призрачного дыма. Пули щелкали по его укрытию, высунуться Гоймир не мог.
Забинтованными руками действовать было нелегко, но все-таки вполне возможно. Олег сдернул крышку с тула на поясе Ленко, выгреб наружу короткие, без оперений стрелы. Он не хотел пускать в ход наган, боясь совсем растратить патроны.