Шрифт:
– Они – это кто? – спросила Катя, с ужасом выслушав парня.
– Владимир и его брат Семён.
– Дядька Семён брат председателя?
– Да. Но, не родной. Двоюродный, кажется.
– Прости, я знаю, что для тебя это больная тема. Но, что значит «принести в дар богам»?
– Это значит, девственницу прилюдно трахнет тот, на кого укажет наш вожак стаи.
– Какой кошмар! И, что ты теперь будешь делать?
– Жить. Просто жить.
– Ты смерился?
– И, ты смеришься, – грустно усмехнулся парень. – Мы уже пришли. Давай ведро.
Пока Кирилл наполнял ведро, Катя огляделась и с изумлением поняла, что здесь светло. По крайней мере, она прекрасно могла рассмотреть своего спутника, чья судьба легла тяжёлым грузом на её сердце.
– А, почему, здесь так светло?
– Так здесь, как в Питере – белые ночи летом. Может быть хоть этот факт тебя утешит?
– Чтобы я смирилась тем фактом, что кто-то решает за меня, то как мне жить – ну уж не дождётесь!
– Я решила уехать от сюда через два дня – значит так оно и будет! Ясно тебе!
– Как скажешь, – усмехнулся парень, и направился в обратный путь…
Закончив стирку в десятом часу ночи, Катя вошла в дом. Обнаружив своё ложе за столом возле шторки в горох, она присела на своё низкое ложе.
«Куда я попала?», – задалась она вопросом, откинувшись на спину.
Длинный день, наполненный событиями и эмоциями, отправил её в сонное царство, стоило девушке коснуться щекой подушки. Сон был сумбурный и тревожный: перед глазами проносились лица бородача и его брата, тётки и Витька, и семейки рафтингистов.
«Всё не то, всё не то! Что-то хорошее. Катя, цепляйся за что-то хорошее!», – внушала она себе, пытаясь заставить разум переключиться на позитивный лад. И, когда у неё получилось пробить чёрный занавес негативных мыслей, сначала в сон ворвался Буцефал, резвящийся в загоне, а после, Макс и воспоминания о проведённой с ним ночи. Образ парня, то приближался, то отдалялся, становясь аморфным пятном, ухватить которое Катя была не в силах. Её рука просто простиралась в воздухе, очерчивая пальцами контур его исчезающей фигуры. И, тогда девушке становилось, по-настоящему, страшно, отчего слёзы лились рекой. А, когда отчаяние практически, поглотило её, на свет вышел тот самый старик, что подарил оберег. Он улыбнулся такой чистой, такой светлой улыбкой, словно делясь с ней своей энергетикой.
– Что мне делать? Как выбраться отсюда? Помоги мне вернуться к Максу! – вопрошала она мудреца.
– Помощь придёт. Верь, – ответил он. – И, береги мой подарок.
– Я сберегу! – крикнула Катя.
– Что ты собралась беречь? – проворчал над самым ухом, голос Лариски. – Вставай давай. Уже пять. Нам пора на место силы, воздать хвалу солнцу и его богам.
«Страшный сон – продолжение!» – подумала Катя, силясь открыть глаза.
– Вставай давай! – не унималась хозяйка. – Ну, надо же, уснула в одежде. Юбка, теперь, не бойсь, как из жопы, вся помятая будет. А, уж про рубаху, вообще, молчу!
– Да, поглажу я её. Только не орите с самого утра. Голова раскалывается! – ответила девушка на поток обвинений.
– Да, и чем же ты собралась гладить? – нависла над ней тётка. – Утюга то у меня нет.
– А, утюг вы тоже к зомбоящику приурочили? – усмехнулась Катя, опустив ноги на пол и сев.
– Поговори мне тут. Вот пожалуюсь на тебя председателю – запрёт он тебя в сарайке на заимке, – оговорилась в пылу Лариска, и поджав губу, поспешила выйти дома.
«Так, она в курсе!» – с ужасом поняла Катя.
– Ну, ты где там?! – крикнула с террасы хозяйка дома.
– Да, иду я, иду!
По дороге до истуканов, Катя, то и дело отвечала на приветствие сельчан. Шествующие по центральной аллее с факелами в руках, разгоняя утреннюю тьму леса, они представали перед ней с пугающими гримасами. Свет, исходящий от горящих головёшек, падая сверху вниз, касаясь лба и скул, обделял своим вниманием глаза и впалые щёки, превращая обряд в марш живых мертвецов.
«Им бы ещё черные накидки с капюшонами», – усмехнулась Катя. На ум пришли фильмы «Таинственный лес», «Код да Винчи», «Дети кукурузы». Последний, был, в самое яблочко, поскольку, из-за пригорка с местом силы начиналось кукурузное поле.
Выстроившись в круг на поляне, огороженной деревянными божками, поселенцы, все как один, развернулись на лево, в сторону востока, и застыли в ожидании.
Катя, которой разрешено было фотографировать обряд восхваления светила, наблюдала за процессом со стороны, что не мешало ей любоваться, происходящими на небесном холсте метаморфозами: сперва малиновый цвет вытеснил синеву, становясь всё ярче и насыщенней, постепенно перевоплощаясь в оранжевый. И, вот на горизонте, окрашенном в жёлтый цвет заиграла белая вспышка, вызвав у толпы зевак восторженный ропот.