Постояв по середине коридора Леся убеждалась, что мама больше ничего не говорит ей. Мама загремела посудой, и девочка спокойно пошла в другую сторону квартиры. Проходя темный коридор, двигаясь вправо к открытым, стеклянным дверям гостиной.

Папа уже сидел на своем любимом месте, на диване, справа, ближе к окну. Наперевес, перебирая стопки газет вперемешку с книгами, лежащими на тумбочке сбоку. Там же рядом стоял торшер, припечатываясь и придерживая оранжевые занавески, мама их каждый день открывала и бурчала, что из-за тумбочки одни неудобства.

Девочка стояла в дверях, наблюдала за папой, выбрав все же первую и свежую газету, он уселся поудобнее. Жестко зашелестели страницы, глухо и так явно, Леся, не дожидаясь полного разворота станицы, заторопилаль в свою комнату. Звук погнался за ней. Она от него.

Девочка терла уши, но звук застрял в ушах и не хотел оттуда выходить. Закрыла их, надавливая, и понемногу противно-щекотавший звук начал растворятся.

Одни выходные были похожи на другие, различие в чтение, еде, что готовила мама. И несмотря на напряженность, они обязательно вместе гуляли. Не всегда далеко, к реке, в разные стороны природы, на детскую площадку. А придя домой, все растворялись в квартире.

Выходные заканчивались.

Папа непременно глубоко вдыхал и выдыхал, а мама, как и всю рабочую неделю ходила туда-сюда по комнатам что-то прибирая. Сумбур ходил вместе с ней, она поправляла все, что до этого не поправила, бурчала, что все заняты не теми вещами. Леся не так играет, да и вообще может упасть с дивана.

– Зачем ее туда посадил? – придя из кухни спросила она. Папа с дочкой сидели рядышком. Леся играла в кубики, а папа читал книгу. На маму никто не обратил внимания, и она ушла. Через минут десять она пришла вновь, взяла дочку на руки и унесла на кухню.

– Вот, на, на буквы посмотри лучше, – усаживая в детское кресло сказала ей мама, на столике уже лежал букварь, – тут и безопаснее, а то как упадешь с дивана и шею себе сломаешь.

Ее креслице стояло на полу рядом с холодильником. С него Леся видела деревянный низ стола и край кувшина с водой, стоявший на нем. Под столом все так же висели пучки сухих трав, какие-то белые мешки, которые не раз она порывалась потрогать. Иногда ей удавалось урвать момент, когда мама убиралась в другой комнате и она аккуратно пробиралась на кухню. Понюхать, изучить мешочки в которых хрустела трава. Пучки же трав как всегда немного осыпались на пол. Серо-желтые пупушки висящие верх ногами пахли еле уловимой из-за пыли сладостью, и щекотав нос, падали. Леся посмотрела себе под ноги, и присев, по одной штучке собрала пушистые горошинки в ладонь. И понесла свою добычу к себе в комнату.

Леся немного вздрогнула от воспоминаний. Мама нашла эти пупушки в коробочке и очень долго ей что-то объясняла, не давая уйти, держа за плечи.

Она осмотрела кухню, пытаясь догадаться, что готовит мама. Разноцветные буквы были похожи на те, что были и на кубиках. Было жарко от плиты, а красные завязки фартука помяли халат. Мама начала монотонно что-то резать.

“Раз. Раз. Раз. Раз. Раз”

Девочка начала вырываться из стульчика, стонать, трепыхаться.

“Раз. Раз. Раз”

– Что такое? – не прерываясь спросила мама, – Сиди книжку смотри, что не так?

“Закрыть уши. Надо. Давай закроем. Закрыла. Не помогло.”

Звук прекратился.

Мама освободила Лесю и поставила на пол.

“К себе. Надо идти. Дверь открой. Не могу. Открой дверь. Не могу.”

– Тебе дверь открыть?

“Открыть”

– Леся, тебе открыть дверь?

Девочка подошла еще ближе к двери.

– Ладно, иди.

“Открыть дверь. К себе. Скорее. Давай” – девочка побежала к себе в комнату, автоматически прикрыла за собой дверь. И села в углу за ней.

“Тихо”

Она положила голову на колени.

– Что ты делаешь? – взволнованно и медленно произнес знакомый голос, – Леся! Пойдем есть! Ты так давно сидишь? Что случилось? Ты ударилась? – мама взяла ее на руки и понесла на кухню, – Никогда не слышишь, как я тебя зову.

Папа уже ел золотистый суп, сверху Леся посмотрела на то, что не могла видеть со своего стульчика и опять оказалась в нем.

Стол стоял на проходе: напротив двери, окна, посередине у стены. У каждого была своя сторона стола и со своего места Леся видела только папину макушку.

Сзади гудел холодильник, иногда он заполнял всю кухню этим гулом, и Леся не могла слышать, о чем говорят родители, не могла сдвинутся под тяжестью этого звука. И мама в такие моменты начинала её кормить, говоря что-то. А девочка просто замирала в ожидании, когда холодильник умолкнет. А потом оставалось успеть доесть, пока он не щелкнет и не начнет опять уплотнять пространство вязкостью.

Дни заканчивались ужином и с разными вариантами подготовки ко сну: глажением белья, мытьем, тишиной и темнотой комнаты с нечеткими тенями деревьев. Чтение сказок на ночь от мамы или радио из кухни вещало детские программы.